нападение на сами Соединенные Штаты, если британский флот будет разгромлен или 
захвачен противником, и настаивали на предоставлении как можно более широких 
полномочий исполнительной власти. Они старались быть уклончивыми по таким 
вопросам, как масштабы финансирования программ ленд-лиза и включение в число 
получателей американской помощи по этому закону других государств. 
Представители комитета, расположившиеся по обеим сторонам от своего 
председателя Сола Блума, похожего на сову, добивались ответа от представителей 
администрации на два вопроса: если поставки по ленд-лизу столкнутся с 
трудностями, потребуются ли американские боевые корабли, чтобы сопровождать 
через Атлантику грузовые суда; не приведет ли эскорт грузовых судов к войне?
 Эти вопросы ставили министров перед моральной проблемой. Все четверо выступали 
за вмешательство в войну еще более активно, чем позволял себе президент. Однако 
им приходилось следовать тактике своего шефа «шаг за шагом», в том числе его 
прогнозу — ленд-лиз уменьшает опасность вовлечения в войну. Дилемма оказалась 
особенно болезненной для Стимсона. Привыкший к откровенным суждениям и 
решительным действиям, он считал, что флот должен конвоировать коммерческие 
суда и Соединенные Штаты, в конце концов, вмешаются в войну, но не мог открыто 
высказать это. Догадываясь о мучившей Стимсона дилемме, критики в конгрессе 
набрасывались на него с особым остервенением и не уступали в этом его старому 
врагу Хэму Фишу.
 Рузвельту удавалось оставаться в стороне от баталий на Капитолийском холме. Но 
когда члены комитета стали одолевать представителей Белого дома вопросом, 
сможет ли президент в соответствии с законопроектом передать зарубежным странам 
часть ВМС США, старый моряк возмутился.
 — Президент весьма привязан к флоту США и не собирается транжирить его, — 
заметил Рузвельт ледяным тоном на пресс-конференции. — Законопроект, — 
продолжал он, — не способен помешать президенту стоять на голове, но президент 
не собирается стоять на голове.
 Первым свидетелем на слушаниях в комитете, выступившим против законопроекта, 
стал также представитель администрации, правда отбывающий за рубеж, Джозеф П. 
Кеннеди, чрезвычайный и полномочный посол в Великобритании. Кеннеди оказался 
неоднозначным свидетелем. Его раздирали противоречия между скептицизмом в 
отношении шансов выстоять и восхищением по поводу мужества, проявленного 
англичанами под бомбежками; лояльностью к президенту и страхом перед усилением 
президентской власти; отвращением к нацизму и желанием помешать вмешательству 
США в войну, и он закончил возражениями против принятия законопроекта, но 
одобрением любой помощи Англии, не влекущей риска вовлечения в войну. Норман 
Томас, четырехкратный кандидат от социалистов в президенты, указывал со своим 
обычным красноречием, что законопроект угрожает американской демократии и 
гражданским свободам. Но члены комитета — изоляционисты обнаружили, что его 
аргументация сильно отличается от их собственной. Его свидетельство доставило 
им мало удовлетворения.
 Изоляционисты нуждались в национальном герое, популярном символе и 
красноречивом ораторе. Все эти три качества они нашли в своем ключевом 
свидетеле Чарлзе А. Линдберге. Столь же стройный и моложавый, как в то время, 
когда четырнадцать лет назад перелетел Атлантику, «одинокий орел» излагал свои 
аргументы перед внимающей и аплодирующей аудиторией. Мощь ВВС двух стран, 
говорил он, — непреодолимая преграда для захвата Германией Соединенных Штатов и 
наоборот. Страна должна использовать все свои силы для защиты Западного 
полушария. Победа любой из сторон не принесет США никакой выгоды, они должны 
добиваться мира путем переговоров. Законопроект ПП № 1776 призван просто 
продлить войну и увеличить кровопролитие с обеих сторон. Это шаг назад от 
демократии и шаг в направлении войны.
 — Мы достаточно сильны как государство и во всем нашем полушарии, чтобы 
поддерживать свой собственный образ жизни независимо от... позиции... стран в 
другом полушарии. Я не верю, что у нас достаточно сил, чтобы навязать свой 
образ жизни Европе или Азии.
 Рузвельт знал, что располагает в комитете палаты представителей и в самой 
палате достаточным числом голосов, но, чтобы быть абсолютно уверенным в 
прохождении законопроекта, с готовностью согласился в конце января на несколько 
поправок к документу. Поправки включали ограничение срока, в течение которого 
президент мог одобрить соглашения со странами-партнерами, требование 
консультаций с руководителями соответствующих служб перед отправкой вооружения 
и военной техники за рубеж и невероятное условие, направленное против эскорта 
грузовых судов военными кораблями. Восьмого февраля палата представителей 
приняла исправленный законопроект почти без изменений большинством — 260 
голосов против 165. Четырехсторонний расклад сил очевиден: большая группа 
демократов и маленькая — республиканцев голосовали за, основная часть 
республиканцев и немного демократов — против.
 Предстояло главное испытание в сенате. В величавой верхней палате поджидало 
верховное жречество изоляционизма Америки: Хирам Джонсон от штата Калифорния, 
старый член партии Сохатого и противник Лиги Наций, — на лице его отпечатались 
драчливость и своеволие; Роберт М. Ла Фолетт-младший от штата Висконсин, сын и 
политический наследник прогрессиста, изоляциониста Воинственного Боба; Артур 
Ванденберг, проницательный, наблюдательный и думающий сенатор; Беннет Чемп 
Кларк, сын выдающегося Чемпа Кларка из штата Миссури, большой любитель 
перекрестного допроса; Джералд П. Най от штата Северная Дакота, руководивший в 
середине 30-х годов известным расследованием деятельности фирм — производителей 
военного снаряжения, прозванных «торговцами смертью». Все они — члены 
сенатского Комитета по внешним связям, пользовались поддержкой в верхней палате