вопросе о помощи русским и не намерен терпеть этого.
 Несколько недель подгонял в работе свои ведомства, которые имели много поводов 
для промедления и бездействия, в том числе и по вине советской стороны. К 
середине лета (истек год после принятия решения о помощи русским) доставка 
грузов стала соответствовать обязательствам. Благодаря этому Рузвельт сохранял 
оптимизм даже в то время, когда русские вновь откатывались назад под ударами 
немцев.
 Выслушав рассуждения Рузвельта о холокосте в России, Моргентау в сентябре 
записал в своем дневнике: «Самая поразительная черта президента состоит в том, 
что в моменты успехов или поражений в войне он способен констатировать эти 
факты в спокойной и бесстрастной манере. Больше всего меня ободряет, что он 
действительно озабочен этими проблемами и ни на минуту не обманывается насчет 
войны. Я полагаю, именно так должен вести себя Верховный главнокомандующий».


АЛХИМИКИ НАУКИ

 В эти трудные недели лета главнокомандующего беспокоила перспектива еще более 
зловещая, чем разгром России, — возможность, что нацисты раскрыли секрет 
атомной бомбы и даже создают ее.
 Исполнилось три года, с тех пор как Альберт Эйнштейн сообщил в письме 
президенту: последняя работа Энрико Ферми и Лео Сциларда наводит его на мысль о 
превращении в ближайшем будущем элемента уран в новый и важнейший источник 
энергии; в значительной массе урана можно вызвать цепную реакцию, способную 
генерировать большие количества новых радиоактивных элементов; «вероятно — хотя 
менее определенно, — что таким образом могут быть созданы чрезвычайно мощные 
бомбы нового типа»; бомбы настолько мощные, добавил Эйнштейн, что они могут 
уничтожить целый порт с прилегающей местностью. Письмо Эйнштейна явилось 
кульминацией энергичных усилий ученых-эмигрантов и других деятелей внушить 
администрации свое понимание атомной энергии; это произошло вслед за заявлением 
Нильса Бора о том, что Отто Ган и Фриц Штрассман в Берлине добились расщепления 
атомов урана и высвобождения колоссального количества энергии.
 Немыслимо допустить, чтобы атомная бомба оказалась в руках Гитлера. Каким 
образом насторожить американскую администрацию? После того как Ферми в 1939 
году не удалось заинтересовать проектом министерство ВМФ, было решено 
обратиться прямо к президенту, — лучше всего предпринять это под эгидой 
знаменитого Эйнштейна. Но время таково, что даже это имя не быстро открыло 
двери в Белый дом. Август и сентябрь 1939 года — месяцы предвоенного кризиса и 
войны в Европе. Письмо передали Александру Саксу, финансисту и на тот момент 
советнику президента, но до середины октября 1939 года Сакс не мог увидеться с 
президентом.
 — С чем вы пришли, Алекс? — весело спросил Рузвельт, когда вошел Сакс.
 Ответ Сакса прозвучал экстраординарно не только в связи с письмом Эйнштейна, 
но и в связи с более поздними событиями вокруг атомного проекта. В ходе 
длинного разъяснения интерес Рузвельта к продолжению разговора падал. Он 
постарался закрыть вопрос замечанием, что, хотя все это очень интересно, 
участие администрации в проекте в данный момент преждевременно. Сакс ухитрился, 
однако, получить приглашение на завтрак и провел вечер в размышлениях — как 
заинтересовать президента. Когда утром Рузвельт спросил советника, какая 
светлая мысль посетила его на этот раз, Сакс рассказал шефу историю о том, как 
Наполеон пренебрег Фултоном, когда изобретатель парохода предложил императору 
свой проект.
 — Это пример того, как была спасена Англия благодаря близорукости противника,
 — продолжал Сакс.
 Президент некоторое время молчал, размышляя.
 — Алекс, вы, очевидно, заботитесь о том, чтобы нацисты не разнесли нас 
вдребезги. — И позвал Уотсона: — Папа, это требует работы.
 Работа началась урывками, с постоянным опасением, что немцы опередят в 
реализации проекта. Бор сравнивал ученых-атомщиков с «алхимиками прошлого, 
блуждающими во тьме в тщетных попытках получить золото». Создали 
Консультативный комитет по урану в составе представителей служб 
материально-технического снабжения армии и флота под председательством 
директора Национального бюро стандартов Лимэна Дж. Бригеса. Президент не хотел, 
чтобы предварительные исследования и оценка полученных результатов 
монополизировала одна из служб. Представители комитета встречались со Сцилардом,
 Ферми, другими учеными, но в первый год продвинулись ненамного. И 
теоретические, и практические проблемы реализации проекта оказались чересчур 
сложными.
 Рузвельт не торопил. В конце 1939-го — начале 1940 года время отнимали события,
 связанные с войной в Европе. Президент 10 мая 1940 года выступил с речью на 
VIII Панамериканском научном конгрессе в Вашингтоне и заявил, что «крупные 
достижения науки и даже искусства могут быть использованы тем или иным способом 
в целях разрушения либо созидания... Если хотят смерти — наука может это 
устроить. Если хотят полнокровной, богатой и полезной жизни — наука может дать 
и это... В долговременной перспективе, если необходимо, мы с вами будем 
действовать сообща, чтобы защитить любыми средствами и сохранить в своем 
распоряжении нашу науку, культуру, свободу Америки и цивилизацию...». Среди 
слушателей президента находился молодой ученый по имени Эдвард Теллер. Он не 
собирался участвовать в работе конгресса, потому что недолюбливал политику и 
считал политические речи пустой тратой времени. Но в этот день нацисты