себе сил покинуть самолет. Затем пламя добралось до кабины, нас окутал едкий 
дым. Воздух накалился, свет выключился. Так мы летели, пока от горящего крыла 
не отвалился правый мотор. Самолет сразу вошел в штопор и понесся к земле. 
Собрав последние силы, я выбрался из горящей кабины; не помню, как раскрылся 
парашют. В себя я пришел, только ударившись о землю. – При этих словах 
полковник взглянул на свою загипсованную правую ногу. – Да, с парашютами все 
остались бы живы. У нас было много времени.

– Да, время у вас было, – ответил я. – А знаете почему?

Полковник отрицательно покачал головой. Через переводчика я объяснил ему, что 
это я сбил его, а не венгерские зенитки. Я дал возможность его экипажу 
выпрыгнуть с парашютами, нарочно стреляя по концам крыльев. Полковник понял. 
Слезы побежали по его щекам. Теперь он нашел разгадку странных выстрелов и 
печально посмотрел на меня, словно говоря: «Вы хотели как лучше, коллега». 
Вдруг он схватил мою правую руку и пожал ее. Я смутился и молча покинул 
больничную палату. В городе я купил букет цветов, дал маленькой венгерской 
девочке монетку в один пенгё и попросил ее отнести цветы в госпиталь русскому 
полковнику.




Глава 17.

Авиабаза «стог сена»


21 августа 1944 года, через шесть дней после встречи с русским полковником, я в 
тяжелом бою сбил третий «митчел» с русским экипажем. Русские защищались 
отчаянно, но моя подавляющая огневая мощь решила исход дела. После третьего 
сбитого транспортника партизаны прекратили полеты, но в следующую ночь британцы 
возобновили переброску вооружения по воздуху в Варшаву.

22 августа 1944 года. 20.00. Из штаба дивизии сообщили о британских 
бомбардировщиках, летящих над Адриатикой северо-восточным курсом. Мои парни 
пришли в восторг. Наконец появился шанс принять участие в боях. Мои победы 
подстегнули честолюбие юных пилотов, и я с трудом утихомирил парней, уже 
натянувших полное летное обмундирование.

– Успокойтесь, ребята, – сказал я, – и действуйте с умом. Захватить врага 
врасплох – выиграть половину сражения.

И все же было трудно сдерживать их. Они следили за продвижением потока 
бомбардировщиков и, услышав, что те уже приближаются к Белграду, возликовали. 
Мы получили приказ на взлет. Я взял шесть самолетов, а часть оставил в резерве 
для нападения на возвращающиеся бомбардировщики. Мы сразу направились в свои 
секторы. Последние приказы и советы я отдавал уже по радиотелефону. Мой сектор 
был самым южным: именно сюда должны были войти ведущие бомбардировщики.

Наземный пост наведения и мой радист Грасхоф включили радары, и на экранах 
появились первые зигзаги. Через несколько минут из темноты вынырнула пузатая 
тень – «Галифакс». Первая же атака оказалась успешной; языки пламени метнулись 
из бензобака, и экипаж немедленно выпрыгнул с парашютами. Некоторое время 
горящая громадина продолжала полет, затем клюнула носом и взорвалась, 
ударившись о землю. Трагедия и красивейшее зрелище одновременно! Этот костер 
стал сигналом к общей атаке. Мои экипажи ястребами ринулись на бомбардировщики, 
сбивая их один за другим. Я насчитал шесть сбитых машин, затем наступила пауза. 
Седьмого я сбил сам. Недолго пришлось ждать восьмого и девятого. Через три часа 
задание было выполнено. Я приземлился первым и стал считать возвращающиеся 
самолеты. Пилоты вели себя как маньяки: проносились над летным полем, 
покачиваясь с крыла на крыло, а после посадки гордо отчитывались о своих 
победах. Из штаба дивизии уже позвонили. Мой доклад был кратким и четким. 
Операция длилась три часа, участвовало шесть самолетов, сбито девять вражеских 
бомбардировщиков, потерь нет. Два наших самолета слегка повреждены, остальные 
десять готовы к дальнейшим действиям. В штабе ликовали. Оберет Хандрик 
поздравил меня с успехом:

– Вы, парни, отлично поработали. Противник вернется через четыре часа. 
Передохните пока. Мы вас заранее известим. Удачи.

Однако никто не думал об отдыхе. Парни были возбуждены и проговорили о своих 
боях до глубокой ночи.

Снова зазвонил телефон. Британцы возвращались. Теперь шанс отличиться 
представился второй волне. В 03.00 мы получили приказ на взлет. Я смотрел вслед 
поднимающимся самолетам, скрестив пальцы на удачу. Мы находились на командном 
пункте, напряженно вслушиваясь в переговоры наземного поста наведения и 
экипажей. Наконец фельдфебель Хубач доложил о первом контакте с противником. 
Через несколько тревожных минут он снова вышел на связь: