Невероятно! Кабина освещена, как в мирное время! О чем думают члены экипажа? 
Считают, что им ничто не угрожает? Не подозревают о присутствии немецкого 
ночного истребителя? Думают, что из-за двух-трех нелепых партизанских 
транспортников никто не станет держать здесь целую эскадрилью немецких ночных 
истребителей, а на венгерскую зенитную батарею ему наплевать? Ну, в последнем 
он прав: эти жалкие зенитки им не опасны.

Самолет спокойно летел вперед, я прекрасно видел пилота, склонившегося над 
приборами. Что же мне делать? Никакого желания сбивать такую легкую цель.

Вновь подал голос наземный пост наведения:

– Внимание, внимание! Вы над нами. Мы вас видим, мы вас видим. Успешной охоты.

Я предпочел бы дать противнику уйти, меня очень тревожила его освещенная кабина.
 Однако мой экипаж понукал:

– Стреляйте. Если мы его упустим, партизаны получат еще больше автоматов и наши 
солдаты поплатятся своей жизнью.

Да, они были правы. Противника необходимо сбить, но он должен получить шанс 
защищаться. Я еще раз взглянул на пилота, спикировал в сторону и с 80 ярдов 
прицелился в конец левого крыла противника. С грохотом вырвались снаряды из 
двух моих пушек. И попали в цель. Невысокое пламя замерцало и тут же погасло. 
Итак, противник предупрежден. Никакой реакции. Вражеский пилот слегка накренил 
самолет, но не выключил огни. Я подлетел ближе и увидел, что члены экипажа 
что-то увлеченно обсуждают. Они явно не понимали, откуда прогремели выстрелы Я 
дал еще одну короткую очередь, на этот раз по концу правого крыла. Та же 
история. Легкое, тут же погасшее пламя. Теперь экипаж должен выпрыгнуть с 
парашютами, не можем же мы до бесконечности играть в эти игры. Однако после 
нескольких неконтролируемых рывков транспортник вернулся на свой курс. Огни все 
еще были включены. Теперь я должен взяться за дело серьезно, или мы доберемся 
до партизанской территории, а я не собираюсь усиливать партизанские отряды 
русскими летчиками. После двух предупредительных выстрелов по крыльям я не мог 
больше тянуть время.

– Стреляйте по бензобакам! – сердито крикнул Грасхоф в радиотелефон. – 
Джентльменам будет гораздо удобнее на парашютах.

Я все еще сердился на своих парней и выстрелил так, чтобы экипаж мог спастись. 
Я приблизился к противнику. Жадные языки пламени уже облизывали правый бензобак.
 отбрасывая свет на мой самолет. Наконец один из членов экипажа выпрыгнул. Я 
начал отсчет:

– Первый, второй…

Но слово «второй» застряло у меня в горле. Второго не было. Самолет продержался 
в воздухе еще несколько секунд и вошел в штопор.

Тайна раскрылась на следующий день. Шварц сообщил, что выпрыгнувшего летчика, 
русского полковника, привезли со сломанной ногой в госпиталь, и я помчался в 
Сомбор. Первые известия сообщил мне доктор. Русский полковник получил приказ 
показать группе молодых летчиков партизанский «воздушный мост». Они очень 
удивились, когда их обстреляли зенитки. Из загоревшейся машины смог выпрыгнуть 
только полковник. Я спросил врача, можно ли поговорить с раненым, и он дал мне 
разрешение. Со странным чувством открывал я дверь палаты. Русский лежал на 
кровати, таращась в пустоту, и едва удостоил меня взглядом. Я подошел к нему, 
положил пачку сигарет на его тумбочку и пожал руку. Он на ломаном немецком 
поблагодарил за внимание. На его лице читалось удивление: в чем причина 
дружеского визита немецкого офицера? Я не успел ответить на его невысказанный 
вопрос, он через переводчика рассказал мне о том, что случилось накануне.

Экипаж действительно решил, что их обстреляла венгерская зенитная батарея, а 
потомy не воспринимал всерьез случившееся, пока не наступил критический момент. 
Приведу:лова самого полковника:

– Встревоженный попаданиями в крылья, я взглянул на испуганные лица курсантов. 
У них не было парашютов. До этого момента мы не подвергались нападению, а 
парашюты в России – редкость. Я с трудом успокоил их, но у них были дурные 
предчувствия. Они с ужасом всматривались в темноту, пытаясь увидеть землю, 
лежавшую в тысячах футах внизу. До конца своих дней я не забуду вопросительный 
взгляд юноши, сидевшего рядом со мной. Ему едва ли исполнилось восемнадцать лет.
 Когда самолет содрогнулся от второго взрыва и яркое пламя с правого крыла 
ослепило нас, он схватил меня за руку. В его глазах застыл ужас. Но и на тот 
раз нам повезло. Пламя погасло, а оба мотора продолжали нормально работать – Я 
подумал, что гудшее позади, и хотел закурить, чтобы парни успокоились. Никаких 
признаков зениток. Мой юный сосед вздохнул с облегчением и поднес мне зажигалку.
 И в этот момент раздался жуткий взрыв. Один из мальчишек крикнул: «Пожар! 
Горит правый бензобак». Все дальнейшее заняло несколько секунд. На борту 
началась паника. Я чуть с ума не сошел, глядя на эту трагедию, и не находил в