горной цепи. Мы приземлились с короткими интервалами и поставили самолеты перед 
маленькими ангарами. Нас встретил улыбающийся адъютант, обер-лейтенант Шуллейт, 
командовавший прежде эскадрильей. Я выслушал его рапорт.

Все было в порядке. Подготовлены ремонтная мастерская, столовая, комнаты отдыха,
 казармы. Венгры вели себя очень вежливо и старались выполнять все наши желания.
 Шуллейт оказался не только безукоризненным организатором, но и великолепным 
переговорщиком. Венгерский офицер связи говорил на ломаном немецком и ужасной 
смеси других языков; когда Шуллейт исчерпывал все свои знания немецкого и 
переходил на родной язык с отчаянной жестикуляцией, он делал вид, что все 
понимает, и кротко приговаривал: «Ага, ага». Его так и прозвали – Ага. Уже в 
день нашего прибытия к вечеру я смог доложить командиру дивизии, что эскадрилья 
готова к боевым вылетам.

Июльские ночи в Венгрии очень жаркие, и в ожидании приказов по дивизии мы 
прохлаждались в шезлонгах перед зданием штаба на краю летного поля. Я объяснил 
экипажам наши задачи, предупредив, что бороться: британскими 
самолетами-снабженцами мы будем двумя волнами. Первой волне предстояло 
атаковать британцев на пути к Варшаве, второй – на обратном пути к Фодже. Для 
аварийных посадок в нашем распоряжении взлетно-посадочные полосы Будапешта, 
Белграда и Сомбора. Летать придется над территорией, контролируемой партизанами,
 поэтому каждый экипаж должен брать с собой автомат и трехдневный запас 
провизии. Более ого, в случае вынужденной посадки в партизанской зоне все 
мундиры необходимо уничтожить, иначе не останется шансов вернуться домой живыми.
 Штурман наведения обер-фельдфебель Крамер доложил, что летное поле готово для 
посадки, и в подтверждение своих слов гордо включил ограничительные огни 
летного поля и взлетно-посадочной полосы. Создалось впечатление, будто здесь 
поработал волшебник. Я приказал всем явиться к штабу, чтобы ознакомиться с 
ночной иллюминацией. Крамер продемонстрировал свои достижения. На поле была 
лишь одна взлетно-посадочная полоса, сориентированная на север-юг. В 
направлении восток-запад не было достаточно места, а взлетать на юг было опасно 
из-за невысокой горной цепи. К северу местность была совершенно ровной. Я 
увидел, что нет западного искусственного горизонта, и указал на это Крамеру.

– Черт побери, герр гауптман. Я совсем упустил это из виду. Но откуда я его 
возьму? У нас нет ни кабелей, ни фонарей, ни столбов.

И все же Крамер, бывший летчик компании «Люфтганза», не растерялся. С помощью 
обер-лейтенанта Ага он раздобыл два десятка деревянных столбов и керосиновые 
лампы. Затем они вдвоем вышли на ноле с лопатами и топорами, вкопали столбы на 
расстоянии 30 футов друг от друга и повесили на них фонари. Теперь мы 
располагали горизонтом взлета, хотя керосиновые лампы разглядеть довольно 
трудно.

В тот вечер мы, как в добрые старые времена, восхищались прекрасным звездным 
небом, и вдруг затрезвонил телефон: мы получили приказ отправить на задание три 
истребителя. Приближался отряд английских бомбардировщиков. Замечательно! Я 
схватил револьвер и поспешил к своему самолету. Мале и Грасхоф уже были в 
кабине, пристегивали парашюты. Я пору лил к старту, закрыл фонарь кабины и, 
взлетев первым, направился в сектор «Скорпион». Связь со штурманом наведения 
была хорошая, но вскоре после взлета мы получили приказ: «Возвращайтесь на 
базу». Вероятно, вражеские самолеты повернули к дому или штаб дивизии решил 
потренировать нас на взлет. Я распрощался со штурманом наведения Шварцем, 
сидевшим в глухом углу Пусты. Шварц и три солдата службы связи составляли весь 
персонал наземной радиолокационной станции – Скорпион». Я полетел к Нови-Саду и 
начал снижаться. Еще издали я опознал фонари и маяки Крамера. Сделав широкий 
вираж, я приземлился через двадцать минут после взлета. Техники заправили мой 
самолет, а я обсудил с Крамером улучшение освещения аэродрома. Вскоре 
приземлились остальные самолеты: сначала обер-лейтенант Будер, новичок в 
эскадрилье ночных истребителей, затем фельдфебель Хубач. Оба ухмылялись, 
докладывая о полете, а коллеги подшучивали над ними. Через полчаса штаб дивизии 
опять приказал взлететь трем машинам, так как группа английских 
бомбардировщиков над Адриатикой следовала северо-восточным курсом. На этот раз 
мы не ожидали подвоха. Взлетели опять я, Будер и Хубач, а через полчаса нас 
снова отозвали.

– Домой, домой, домой. Ни одного самолета в воздухе, – разносилось в эфире.

– Понял, спокойной ночи, – откликнулся я и отправился на аэродром. Второй полет 
занял полчаса.

Войдя в начале первого ночи в столовую, я встретил группу оживленных венгерских 
офицеров.

– Выпьем с нами за интернациональное братство нилотов, – услышал я.

Мы пили за интернациональное братство до утра, и только с восходом солнца я с 
тяжелой головой отправился спать.

Следующие дни ушли на то, чтобы обустроиться в Нови-Саде. Мы постепенно