Я еще подумал, что всем нашим чемпионам-тяжам еще придется побороться за 
признание в Америке, а то здесь, как мне показалось еще в прошлый раз, когда я 
приезжал на бой Николая Валуева с Монте Барреттом, реакция на постсоветскую 
гегемонию в тяжелом весе вылилась в то, что королевская категория как-то 
исчезла из общественного сознания, и о ней почти забыли.
Американцы не склонны к мазохизму; если они перестают доминировать в каком-то 
виде спорта или, как в данном случае, составной части этого вида спорта, он 
просто перестает для них существовать. В общем, начало получилось довольно 
тусклым.
Зато дальше было весело. Посреди ночи ко мне в номер стали ломиться. Я открыл 
дверь, собираясь без лишних разговоров въехать в челюсть какому-нибудь 
перебравшему в баре товарищу, но за порогом стояла Прекрасная Летчица в форме, 
которая напоминала брючные костюмы Марлен Дитрих. Меня аж пробрало от таких 
разворотов. В мгновение ока появилась фантазия в духе этакого Ремарка 
Хемингуэевича или какого-нибудь еще взбаломученного и помешавшегося на 
революциях романтика тридцатых годов. Прекрасная Летчица по ошибке попадает к 
Военному Корреспонденту. Он открывает дверь, сжимая за спиной армейский кольт 
со взведенным курком. Он думал, что это фалангисты, фашисты или еще 
какие-нибудь анашисты, и решил не прятаться, а Умереть Как Мужчина С Оружием В 
Руках. Но это оказалась Прекрасная Летчица. У нее бездонные синие глаза и 
большой бюст, а у него пронзительные зеленые и лицо в шрамах. Ну а потом, 
конечно, бурная ночь под звуки отдаленных выстрелов, а утром они расходятся в 
разные стороны. Она на «Харлее» уезжает в туманную даль к своему Самолету, на 
котором улетит в еще более туманную высь, а он уходит с колонной Борцов За 
Свободу, потому что он давно уже не просто корреспондент, а сам Встал На Защиту 
Правого Дела.
В реальности все было несколько проще. Прекрасная Летчица, по ошибке ломившаяся 
в мой номер, оказалась при ближайшем рассмотрении стюардессой очень средних лет,
 да и корреспондент, м-да, прямо скажем, продукт уже не самой первой свежести. 
И унеслась она не верхом на «Харлее», а верхом на чемодане на свой одиннадцатый 
этаж, да и мысли корреспондента на самом деле были далеки от романтических: 
сколько с него по приезде в Москву возьмут в автосервисе за побитую по причине 
его собственного идиотизма машину.

Однако сон уже был перебит, и почему-то разыгрался аппетит, а потому я пошел в 
бар, где ко мне отчаянно приставала одна дама, разительно похожая на столь же 
нетрезвую женщину-математика, которая не давала Штирлицу встретиться с агентом. 
Кокетничала она оригинально: пыталась оттяпать у меня кусок мяса. Ну, этого я 
допустить не мог. Ваш обозреватель, хоть он и не военный корреспондент, и 
кольта у него не было, сумел отстоять и свое мясо, и свою девичью честь.
Теплые дни в Аризоне. День второй
Чем дальше, тем здесь становилось веселее. В четверг прошло взвешивание 
участников главного боя, Ляховича и Бриггса, на которое я не по своей вине 
опоздал, а в пятницу проводилось взвешивание боксеров, выступающих в 
предварительных поединках. Жалеть о том, что я посетил сие мероприятие, мне не 
пришлось.
Все шло ни шатко ни валко ровно до тех пор, пока не появился Дон Кинг. Он вышел 
на сцену и толкнул речь о том, как он всех здесь любит, американцев, 
мексиканцев, которых в Аризоне очень много, и вообще все человечество, и какой 
потрясающий день завтра здесь будет, и какие прекрасные бои все увидят. И вдруг 
стало абсолютно ясно, как мало значит, что говорит оратор, и как важна личность 
самого оратора. Люди постепенно просыпались, а проснувшись, начали заводиться. 
К десятой минуте речи Дона в огромном зале не было ни одного скучающего лица. 
Попробовал бы кто-нибудь из нас выступить с подобной речью, его бы согнали с 
трибуны поганой метлой, а тут, поди ж ты, все счастливы.
Взвешивание прошло на ура. Дон тем временем комментировал все происходящее, 
иногда переходя на стихи. Аудитория уже ела из его рук. Ну а, покорив всех 
здесь, Кинг отправился в огромный мексиканский ресторан, куда пригласили и меня.
 Поначалу я считал людей, которые подошли к Кингу, чтобы сфотографироваться с 
ним, но после тридцати перестал. Дон не отказывал никому, отвлекаясь от еды и 
ни разу не состроив недовольной мины. Вот бы у кого поучиться нашим 
отечественным звезденкам и звездунчикам, которые начинают ощущать себя 
небожителями, едва высунув нос из лужи, в которой до сих пор обитали. Кинг 
быстро со всеми поладил, и вот уже метрдотель, красивая и разбитная мексиканка 
средних лет, стала называть его Донни. Он не возражал.
У Кинга много поразительных талантов. Один из них – умение поднимать настроение 
окружающим, и они ему за это благодарны. Надо было видеть, с какими лицами к 
нему подходили официантки. Только не говорите, что они улыбались в надежде на 
чаевые. За чаевые так не улыбаются. Трапеза наша уже подошла к концу, и тут 
веселая девушка, внешне похожая на несколько упрощенный вариант Сальмы Хайек, 
может быть, просто без тонны косметики, спросила его: «Чего хочешь на десерт, 
Дон?» – и тот ответил в ту же секунду: «Тебя, солнце мое».
Но на этом Кинг не закончил программу по осчастливливанию местного населения. 
Вся наша компания повалила в огромный супермаркет. Кто не видел американского 
супермаркета, тот понятия не имеет о том, что такое настоящее изобилие еды. Дон 
ходил среди всего этого богатства и, как ярморочный зазывала, рекламировал 
завтрашний матч: «Все приходите завтра на бой. Вы даже представить себе не 
можете, что это будет. Белый Волк Сергей Ляхович против Шэннона Бриггса. Зубы 
полетят во все стороны, когда эти гиганты сойдутся на ринге. Вы увидите кровь, 
пот и слезы. И еще море страстей. Приходите посмотреть на настоящую драму,