Александр Гедальевич Беленький

Властелины ринга. Бокс на въезде и выезде



Вступление
Страна квадратного мяча



Журнал «PRO-Спорт», октябрь 2003 год



Есть два исчерпывающих ответа на вопрос, почему сборник статей о боксе, да еще 
написанный обозревателем исключительно по этому виду спорта, начинается с 
единственной за всю его творческую жизнь статьи о футболе.


Вариант первый: потому что.


Вариант второй: э-э-э… позвольте начать издалека…


Когда в советские времена мяса на всех хватать категорически перестало, в 
общепите ввели «рыбный день», полагая, что кошачьей рыбы под названием минтай и 
икры от него (или от нее?) хватит на всех. Народ откликнулся на это 
монументальной формулировкой, в которую вместилась вся его кристаллизованная 
мудрость: лучшая рыба – это колбаса. Нас всегда хватает только на одну, но 
пламенную страсть.


Аналогично для России, как ее ни называй, хоть СССР, хоть РФ, хоть Святая Русь, 
единственным настоящим видом спорта все равно останется футбол. И, 
соответственно: лучший бокс – это футбол. Таким образом, я просто вынужден 
отвечать народным чаяниям, а посему начинаю сборник со статьи о футболе.


Однако, признаюсь сразу, пока меня не раскрыли: на самом деле подрывной целью 
этой книги является попытка доказать людям, что лучший футбол – это бокс. 
Надеюсь, когда вы закроете книгу с другой стороны, вы со мной согласитесь.


Ну а если серьезно, то эту статью я написал уже не очень помню когда для 
собственного удовольствия, и только через пару лет после написания я показал ее 
главному редактору газеты «Спорт-экспресс» Владимиру Кучмию. Через пару дней 
Владимир Михайлович остановил меня в коридоре и долго, ничего не объясняя, 
смеялся, а затем сказал: «Саша, очень хорошая статья, но это не наш формат… Я 
вообще не знаю, чей это формат. Может, для какого-нибудь журнала подойдет?» 
«Тогда вы разрешаете мне опубликовать это в другом издании?» – спросил я. «Да, 
конечно», – ответил Кучмий.


Потом мне еще несколько раз, то смеясь, то глядя на меня с некоторым 
подозрением, словно на опасного сумасшедшего, говорили ту же фразу: «Это не наш 
формат». Наконец, когда я уже совсем было собрался зачитать ее вслух где-нибудь 
на паперти, держа в одной руке истрепанные листки, а в другой – перевернутую 
шляпу, мне совершенно неожиданно сказали: «А мы возьмем!» Эти замечательные 
слова принадлежали моему другу Константину Клещеву, который тогда только что 
оставил «Спорт-экспресс» и начал работать в качестве главного редактора журнала 
«PRO-Спорт», в октябрьском номере которого за 2003 год статья, наконец, и была 
опубликована.


Когда через несколько дней после этого я проходил через отдел футбола в нашей 
редакции, коллеги смотрели на меня как особисты на солдата, вышедшего из 
окружения, словно не будучи до конца уверены, кто перед ними: свой, хотя и 
оступившийся, человек, которого можно простить, или вражеский лазутчик, 
которого нужно немедля расстрелять. В разных концах отдела на столах я увидел 
сразу два номера «PRO-Спорт».


Лет восемь назад, стоя в очереди у французского посольства, я заметил очень 
красивую женщину со взором полным тайны. Что-то в духе Греты Гарбо или Катрин 
Денев. Одета она была тоже под стать: нечто нездешнее, сотканное из шелков, 
туманов и Блока, под чем, однако, явно угадывалось упругое великолепное тело. 
Мне очень хотелось познакомиться с ней, но я не решался. Ну нельзя просто так 
подойти к такой женщине и обратиться к ней с дежурной пошлостью.
Стояли мы долго, а я все не решался и мечтал о том, как приеду в Париж с этой 
королевой. Париж – это вообще праздник, а с такой женщиной… Наконец, чувствуя, 
что нас скоро впустят в посольство, и шанс воплотить мечты в реальность вот-вот 
канет в вечность, я набрался смелости и подошел к ней с какой-то домашней 
заготовкой как раз на такие исключительные случаи.
То, что произошло дальше, я не могу вспоминать без дрожи. В ответ на мою самую 
изысканную банальность она расцвела дурацкой улыбкой жизнерадостной матрешки и 
несколько скрипучим голосом выразила полную и бескорыстную готовность 
продолжить знакомство здесь и сейчас, а затем – и где угодно еще.
Наверно, многие сочтут меня идиотом, но я был ужасно разочарован. А где же 
тайна? Где тайна этих сине-зеленых глаз? Я же шел знакомиться не с какой-то 
секс-заготовкой, а с Таинственной Женщиной. А тут такое! Обманули! Обидели!
О том, что было дальше, знаю только я, она и забор, у которого мы стояли. 
Веселее всех было забору.
С тех пор, сталкиваясь с любой тайной, я, прежде всего, предполагаю, что 
никакой тайны на самом деле нет, а есть лишь нечто бесконечно скучное, как 
ответ на вопрос, сколько же будет дважды два. Четыре. Четыре, сколько бы мы ни 
мечтали, чтобы было пять.
Правда, была одна загадка, которая не давала мне покоя. Я понимал, что и она, 
скорее всего, расшифровывается очень просто, но ее простота как-то не 
поддавалась мне много лет.
Это загадка касалась не женщины, а российского футбола, точнее, болезненного 
интереса к нему российского же, могучего во всех смыслах, пола. Футбол смотрел 
на меня загадочными глазами Катрин Денев, с которой я был начисто лишен 
возможности познакомиться и узнать, что же скрывает этот величественный и 
таинственный фасад. Поэтому приходилось постигать все эмпирическим путем.
Сам я давно переболел футболом. Заболел им как-то сразу, еще в школе, в том 
самом семьдесят лохматом году, когда тбилисское «Динамо» выиграло Кубок Кубков. 
После этого в течение нескольких лет я исправно смотрел все кубковые матчи и 
ждал повторения чуда, но оно все как-то не случалось. Наконец подоспел и 
чемпионат мира 1982 года, и наши, после большого перерыва, приняли в нем 
участие.
В общем и целом я придерживался тогда здорового оптимизма: чемпионами, конечно, 
наши не станут, но чего-то добьются, если повезет с жеребьевкой. В первом круге 
повезло не очень: в нашей группе играла Бразилия, но, так как в следующий 
выходило две команды, ситуация не выглядела безнадежной. И действительно, вышли 
во второй круг.
Во втором круге из трех команд в полуфинал выходила одна. На этот раз с группой 
нам очень повезло. Мы играли с Бельгией и Польшей, а Италия, ставшая в 
результате чемпионом – с Бразилией и Аргентиной. С Бельгией наши сыграли вничью,
 но расклад был такой, что у поляков надо было выигрывать. Приготовившись 
увидеть, как впервые с 1966 года наши выходят в полуфинал, я сел, или, точнее, 
засел, перед стареньким дачным телевизором.
Это была одна из самых скучных игр, которые я когда-либо видел. Что-то вроде 
индийского кино, но без песен и знойных женщин. Было непонятно, кому же, черт 
возьми, в этом матче нужна ничья. После игры говорили, что наши сделали только 
один удар в створ ворот, но, по-моему, им слишком щедро посчитали. Это была 
самая настоящая приписка в духе так и не победившего социализма. Матч 
закончился ночью. Я был совершенно раздавлен. Если бы наши проиграли, было бы 
не так тяжело, но создавалось впечатление, что они вообще не играли, но 
почему-то вылетели из чемпионата.
А потом была самая великая игра всех времен и народов: полуфинал Франция – 
Германия 1982 года. Я очень болел за французов, но после четырех таймов и серии 
пенальти выиграли немцы. И все-таки я был не очень огорчен, потому что увидел 
великое ЗРЕЛИЩЕ. Я с тоской вспомнил игру СССР – Польша и тут вдруг отчетливо 
понял, что наши не выиграют никогда, не знаю почему, но не выиграют. Так зачем 
же я буду за них болеть, если шансов нет никаких? Зачем ждать и надеяться, 
когда все равно все закончится именно так? Смотреть чемпионат страны? Ту же 
самую тягомотину? А для чего?
Меня угнетала мысль, что я буду смотреть нечто столь заунывное, когда где-то в 
мире, закрытом для меня, происходит черт знает что. Кубковые матчи, как раньше? 
Смотреть, как наших бьют? Никаких склонностей к мазохизму за мной никогда не 
наблюдалось. И я перестал смотреть футбол, делая исключение только для 
чемпионатов мира, которые по сей день смотрю от первого матча до последнего, но 
всегда стараюсь пропускать игры нашей сборной. Не хочу видеть, как, едва попав 
к нашему футболисту, мяч сразу становится квадратным. Если верить комментаторам,
 обычно одновременно с этим чудом происходят и другие, как то: газон становится 
очень плохим, хотя только что был хоть куда, а судья превращается в законченную 
сволочь. Но я не мистик, и такие вещи меня не интересуют.
Однако интересует меня другое: вот наши уже и в финал чемпионатов мира 
перестали выходить, а футбол по-прежнему значит для страны больше, чем весь 
остальной спорт вместе взятый.
Честное слово, это вещь по-загадочнее, чем взгляд Катрин Денев.
Правда, посмотрев как-то «Дневную красавицу», где она играет утонченную 
мазохистку, я подумал, что близок к ответу. Может быть, и наш народ – мазохист, 
и испытывает удовольствие от этого постоянного, продолжающегося из года в год 
унижения? Однако как-то, увидев, как после очередной неудачи из Лужников 
вываливается огромное количество разъяренных ночных красавцев с одутловатыми 
лицами интеллектуалов, готовых снести все на своем пути, я отказался от этой 
мысли. Мазохисты так себя не ведут, или я ничего не понимаю в мазохистах, что, 
впрочем, возможно. Но мне все-таки кажется, что я прав, так как кругом 
совершенно точно не было ни одной черной кареты с колокольчиками, типа той, что 
увозила героиню Денев в страну ее мазохистских грез. Зато стояли милицейские 
воронки, которые с легкостью могли отвезти краснолицых граждан по тому же 
маршруту, но те явно не стремились в них попасть, что само по себе однозначно 
указывало на отсутствие у них мазохистских наклонностей.
Было бы глубоко неверно думать, что футбол – это исключительно увлечение низов. 
В конце 1993 года я попал на презентацию газеты «Спорт-экспресс» в Дом ученых, 
где доценты с кандидатами и профессора с аспирантами поразили меня своими 
глубокими познаниями в футболе. Бедный Леня Трахтенберг не успевал отвечать на 
вопросы, причем все, что он говорил, тут же ставилось под сомнение, и 
выдвигалась своя оригинальная версия. Короче говоря, если бы эти деятели науки 
так же хорошо разбирались в своих специальностях, как в футболе, половина из 
них получила бы Нобелевские премии, а вторая поголовно стала бы академиками.
Или вот очередной выпуск «Футбольного клуба», где умные и скорбные дяди снова и 
снова под разными соусами и в разных контекстах обсуждают один и тот же вопрос: 
почему мы опять проиграли? Едва ли не самое задумчивое и печальное из этих лиц 
принадлежит Шендеровичу. Футбол – это единственное, о чем он говорит серьезно. 
Все-таки есть что-то святое и для Шендеровича. Футбол – это вам не Путин с 
Ельциным или свобода слова. Здесь торг и юмор неуместны. Футбол – это футбол. 
Или, точнее, как говорит Савик Шустер, футбол – это жизнь.
Сказав это, мудрый Савик открыл тайну любви россиян к футболу, которая, как и 
ожидалось, оказалась совсем простой. Наш футбол – это точная копия нашей же 
жизни во всех ее проявлениях, от нежно-сексуальных до общественно-политических. 
Было бы, конечно, легко и приятно свести объяснение лишь к интимной сфере и 
сказать, что россияне любят футбол, как роскошную стерву с глазами Катрин Денев,
 которая может по одной ей известной прихоти подарить тебе потрясающую ночь 
любви (например, если кто еще помнит, «Спартак» – «Арсенал» – 4: 1), а потом по 
той же прихоти динамить тебя несколько месяцев (последующая безголевая и 
беспобедная серия «Спартака»). Но это была бы только наиболее красивая часть 
правды. А вся правда заключается, по-моему, именно в том, что футбол в полной 
мере отражает нашу советскую и постсоветскую жизнь со всей ее спецификой, 
выражающейся в большом количестве надежд и малом количестве побед. Успел 
родиться и умереть целый общественно-политический строй, а наши футболисты так 
ничего и не выиграли. Жизнь была неважной, но была надежда, что она изменится к 
лучшему. Она изменилась до неузнаваемости, но лучше для абсолютного большинства 
не стала. Однако осталась вера в какие-то волшебные слова, за которыми стоит 
мистическая сила. Сначала это был коммунизм, потом – перестройка, затем в 
быстрой последовательности сменилась еще куча слов, последним из которых стало 
слово «Путин».
Так и с нашими футболистами. Меняется состав и эпоха, а они так и не выигрывают,
 и в этом очень похожи на всех нас, за что и любимы. Есть тут и еще одна, очень 
российская, особенность: они не выигрывают так, что всегда остается надежда. 
Ведь нельзя же просто так взять и выиграть у «Арсенала» 4: 1. Должно же за этим 
что-то стоять.
Так мы и бежим за нашими надеждами, как осел за морковкой, которую на длинной 
палке держит у него перед носом погонщик. Только, боюсь, если возница вдруг 
зазевается, и осел дотянется до морковки, ему предстоит познать всю горечь 
разочарования. Морковка окажется пластмассовой или в лучшем случае парафиновой. 
И тогда осел в сердцах назовет себя ослом.
Мы не можем выиграть чемпионат мира по футболу и не можем построить толково 
устроенное государство, потому что для этого недостаточно один раз блеснуть, а 
потом уйти в загул, потом снова блеснуть и снова в загул. Нет, всем, или, по 
крайней мере, абсолютному большинству команды, нужно каждый день и каждый матч 
обеспечивать качество работы значительно выше среднего, – а в этом много скуки 
и нет места вдохновению. И никакой Путин, каким бы великим тренером он ни был, 
нас не спасет. Забор не надо красить вдохновенно, его надо красить 
добросовестно. Вот поэтому он и стоит некрашеный. У всех крашеный, а у нас нет.
И не надо винить во всем происки мирового закулисья и судей, мы сами себя 
победим без всяких врагов, а они с удовольствием на это посмотрят. То, что у 
нас во всей стране уже столько лет не могут найти одиннадцать мужиков, которые 
умеют гонять мяч лучше, чем одиннадцать мужиков из любой другой страны, не 
случайность. Наши футболисты сделаны из нас (за что мы их и любим), рабов 
своего капризного вдохновения, которое к тому же всегда покидает их и нас в 
самый ответственный момент.
Если же наши вдруг выиграют чемпионат мира по футболу, значит, изменилось 
что-то в национальном характере, и в скором времени после этой победы мы 
построим коммунизм с человеческим лицом, или капитализм с мордой доброй 
дворняги, или что угодно еще, что мы тогда будем строить. И даже Катрин Денев 
тогда засмеется, чего она до сих пор, кажется, никогда не делала, ведь смех и 
тайна – две вещи несовместны, а Шендерович, может быть, заплачет – от счастья.


Пока время подтверждает мою правоту. Мы с тех пор не построили ни капитализм, 
ни социализм. И чемпионат мира по футболу также не выиграли. Во время недолгого 
полутриумфа наших футболистов на чемпионате Европы 2008 года мне в личку в «СЭ» 
пришло письмо, примерено такого содержания: «Ты понил, гандон, как ты был 
нипрафф?» – а один мой коллега ехидно спросил меня: «Ну что, Шурик, мяч-то 
круглым становится?» На следующий день мы разгромно проиграли, кажется, 
испанцам, а коллега, увидев меня в другом конце редакционного коридора, срочно 
куда-то свернул. Преследовать его я не стал. В Уставе караульной службы, 
который я когда-то учил наизусть в армии, говорится, что по нарушителю, 
обратившемуся в бегство, надо открывать огонь, но в мирной жизни такое рвение 
кажется мне излишним.




Часть первая
Наш ласковый Миша (Майкл Тайсон)



Если бы Тайсон был русским, то он бы стал не только больше бокса, но больше 
футбола, и даже больше всей массовой культуры. Так оно и было какое-то время в 
Америке. Да и в России его знают лучше любого другого американца.


Потому что Тайсон – это не боксер, не спортсмен, даже не человек, а оживший 
природный катаклизм, стихийное бедствие.


Один мой приятель-американец, сам человек весьма неробкий, прошедший Вьетнам, 
говорил мне, что, когда он видел Тайсона на ринге, ему казалось, что тот несет 
опасность конкретно для него. Разумом он понимал, что это не так, что опасен 
Тайсон только для своего противника на ринге, и от этого его охватывало 
ощущение своеобразной сладкой жути, игры с опасностью, которой на самом деле не 
было, но которую он видел собственными глазами. Я совершенно точно понял, что 
он имел в виду, когда как-то, сидя у себя дома, наблюдал, как снаружи 
сильнейший ураган валил деревья.


Но ураганом Тайсон был давно. Успело вырасти целое поколение, которое его таким 
не видело и знает о нем только то, что он когда-то кому-то откусил уши. Тем не 
менее мне не хотелось бы сейчас реанимировать того старого Тайсона, хотя бы 
потому, что о нем было слишком много написано.


Гораздо более интересным мне показался тот период его жизни, когда этот ураган 
стих и стал потихоньку превращаться в человека. Громкие слова в моем исполнении 
звучат, как правило, по-дурацки, но, на мой взгляд, это была одна из самых 
потрясающих трансформаций человека в истории. Вот о ней-то и написаны те 
несколько статей, которые я предлагаю вашему вниманию.




Тайсон между Холмсом и Ватсоном


22.03.2002


Короля играет окружение. Тайсона играл не только сам Тайсон, но и все мы, 
пялившиеся на него изо всех сил и со всех сторон. Эта статья была написана в 
тот момент, когда матч Льюис – Тайсон, которого ждали много лет, неожиданно 
оказался под угрозой срыва, отчего почему-то захотелось честно взглянуть не 
только на Тайсона, но и на нас, с удовольствием помогавших ему играть самого 
себя.



Помните, как Шерлок Холмс жалуется доктору Ватсону на то, что после смерти 
профессора Мориарти не осталось настоящих преступников, и говорит, что как 
обыватель он этому рад, но как профессионалу ему нечем заняться?

Я, как и многие любители бокса, нахожусь примерно в том же положении. А предмет 
моих терзаний – предстоящий или не предстоящий бой Леннокс Льюис – Майк Тайсон. 
Умом я понимаю, что Тайсона нельзя подпускать к рингу на пушечный выстрел, но 
уж очень хочется увидеть этот бой, и поэтому надеюсь, что те, от кого это 
зависит, окажутся не такими принципиальными и примут неправильное решение. И 
даже не очень интересно, заплатят им за это или нет.
Впрочем, от желающих принять неправильное решение, похоже, отбоя нет. Члены 
атлетических комиссий штата Теннесси и округа Колумбия, где находится Вашингтон,
 наглядно продемонстрировали, что, может быть (только может быть), не дали бы 
Железному Майку лицензию, если бы он, щелкая зубами, изнасиловал их всех, не 
разбирая пола и возраста, как грозился на памятной пресс-конференции. В 
Вашингтоне также говорилось, что медицинская комиссия нашла Тайсона полностью 
вменяемым, но публиковать результаты обследования почему-то отказалась наотрез. 
У меня такое впечатление, что это была выездная медкомиссия из какого-нибудь 
нашего военкомата, которая уже имела опыт признания годными к службе не только 
не совсем трезвенников, но и законченных язвенников. Вот эта самая комиссия, 
недолго думая, и признала Тайсона годным к строевой службе на ринге. 
Действительно, чем не годен? Нам бы всем его здоровье. Ну а то, что собой не 
всегда владеет, так оно, может, и лучше – интереснее будет.
Я не верю, что есть хоть один человек, который искренне считает Тайсона 
нормальным, так же как и в то, что существует хоть одна объективная медицинская 
комиссия, способная признать его таковым. Но если звезды на небе зажигают, 
значит, это кому-нибудь нужно. Так и с Тайсоном: не говоря уже о тех, кто 
собирается на нем крупно заработать, множество людей хотят, чтобы он – все 
равно больной или здоровый – вышел на ринг. Нас, мол, там не будет, а Леннокс 
Льюис должен уметь за себя постоять, на то и чемпион мира. А еще есть 
здоровенные мужики из охраны, которые в случае чего вдвадцатером пришпилят 
Майка к полу, как лилипуты Гулливера. Очень интересно! Сколько миллионов людей 
не так давно включали телевизоры только для того, чтобы посмотреть, как 
Железный Майк бросился грызть ногу Льюису, видимо перепутав ее с ножкой Буша. 
Да, наверное, более половины зрителей садятся смотреть бои Тайсона в надежде, 
что он выкинет что-нибудь подобное!
Все так. Только давайте не лицемерить, как члены американских атлетических 
комиссий и подкомиссий, и не делать вид, что верим в психическое здоровье 
Тайсона. Мы в это не верим, и первые ратовали бы за то, чтобы любого другого 
человека с подобными проявлениями упекли в психушку. Мы просто очень хотим 
увидеть этот бой, и в глубине души нам абсолютно безразлично, как это скажется 
на самом Тайсоне.
Написал и сам испугался: а вдруг в Америке и в самом деле найдется 
высокопоставленный правдоискатель, который возьмет и запретит Тайсону драться? 
И пошлет его на медкомиссию, тоже сплошь из правдоискателей, которые, в свою 
очередь, прямиком отправят Железного Майка искать эту самую правду в обитую 
мягким комнату, где так удобно биться головой о стену? Ой, даже подумать 
страшно.
Нет, пусть уж лучше (Господи, прости нас грешных) он сначала встретится с 
Льюисом, а потом отправляется к доктору, хотя бы к тому же Ватсону. И тот 
подойдет к Тайсону с медоточивой улыбкой и резиновым молоточком в руке и 
скажет: «Как мы себя чувствуем?»
Остается только надеяться, что Тайсон, которым все мы так славно попользовались,
 не убьет доброго доктора, когда тот даст ему своим молоточком по колену. 
Впрочем, кажется, я ошибся. Это невропатолог пользуется нашим коленом как 
наковальней, а психиатр в основном участливо беседует, пытаясь вызнать, не 
испытывали ли мы в детстве сексуального влечения к маме, папе, телеграфному 
столбу или соседской кошке. В общем, доктору тоже ничто не угрожает. Так что да 
здравствует бой Льюис – Тайсон!


Бой все-таки состоялся 8 июня 2002 года. Тайсон был жутко избит и нокаутирован 
в восьмом раунде.




Реквием по плохому парню


13.06.2002


По сей день считаю эту статью одной из лучших, что написал за всю жизнь, хотя 
веселого в ней крайне мало. Ее заглавие стало потом заглавием всей второй части 
моей книги «Большие чемпионы», в которой рассказывалось о чемпионах в тяжелом 
весе, начиная с Тайсона и заканчивая Льюисом.


Помню, что написал эту статью быстро и легко, но потом несколько дней 
чувствовал себя измочаленным. Больше ничего о ней говорить не хочу, она сама за 
себя все скажет.



Видит Бог, я болел за Леннокса Льюиса и очень боялся, что, вопреки всякой 
логике, победит Майк Тайсон. И вот Льюис победил. Да еще как! Чудище обло, 
озорно и лаяй в лице Железного Майка повержено, и теперь уже, наверное, 
навсегда. А радости нет. И виноват в этом Тайсон. Проиграв, он впервые за много 
лет повел себя достойно, лишив всех возможности позлорадствовать и 
позубоскалить. И надо же ему было подложить нам такую свинью!

Товарищ, я вахту не в силах стоять
Я постараюсь по крупицам воссоздать кое-какие детали того, что произошло 8 июня 
в битве при Мемфисе. Первый раунд получился довольно суетливым. Тайсон был 
активнее и больше напирал, но и получал тоже больше. Собственно, по-настоящему 
только он и получал, правда, пока немного. Тем не менее судьи единодушно отдали 
этот раунд ему. Один из американских репортеров назвал это прощальным подарком 
Тайсону.
Начиная со второго раунда Леннокс прочно захватил инициативу; настолько прочно, 
что после боя его тренер Эмануэль Стюард сказал: «Такого слабого 
спарринг-партнера, как Тайсон, я бы выгнал из тренировочного лагеря».
Во втором раунде произошло одно банальное, но роковое для Железного Майка 
событие: он пропустил очень сильный удар. Сам он даже точно не помнит, в каком 
это было раунде, только говорит, что в начале боя. Однако его тренер Рон Шилдс 
считает, что именно во втором, а пропущенный удар был апперкотом. По его словам,
 после этого раунда Тайсон сказал ему: «Мне больно». Вот так просто, 
по-человечески.
Среди немногих оставшихся у Тайсона выдающихся боксерских достоинств – его 
потрясающий автопилот. Это особенно хорошо видно во всех легитимно проигранных 
им боях: с Дагласом, первом с Холифилдом и, вот теперь, с Льюисом. Во всех этих 
поединках он рано пропускал сильные удары и дальше работал в каком-то 
полузабытьи. В бою с Дагласом он, даже не приходя в сознание, в восьмом раунде 
чуть не нокаутировал почувствовавшего себя звездой Бастера, однако Даглас встал 
и закончил начатое в десятом раунде.
Видимо, в таком состоянии многие боксеры, и, прежде всего, Тайсон, в 
значительной степени теряют чувствительность к боли. Иначе просто невозможно 
понять, каким образом поистине Железный Майк выдержал кошмарные удары Льюиса. 
Абсолютно все жертвы Леннокса говорят, что бьет он просто страшно. Льюис после 
боя отдал должное способности Тайсона держать удар и сказал, что у него самого 
от этих ударов руки болели от кистей до плеч. Будь на месте Тайсона кто угодно 
другой, кроме, пожалуй, Холифилда, наделенного этим талантом в неменьшей 
степени, он бы раз двадцать упал замертво.
Но и такая способность держать удар не может спасать бесконечно. С третьего по 
седьмой раунды Майк дрался на автопилоте, но, перед тем как выйти на восьмой, 
сказал своему тренеру: «У меня нет сил». Через две минуты двадцать пять секунд 
он был нокаутирован.
Чуть позже Тайсон скажет: «Я рад, что Леннокс не убил меня».
Акакий Акакиевич Тайсон
«Я бы никогда не смог его побить. Он слишком большой и сильный для меня…» Кто 
еще несколько дней назад мог представить себе, что Тайсон скажет такое?
А такое: «Я уважаю этого человека, как брата. Я люблю его и его мать. Я бы 
никогда не сделал ничего неуважительного по отношению к нему». Недавний укус за 
бедро а lа Мухтар, видимо, также был признаком особого расположения и братской 
любви.
«Он потрясающий, великолепный боксер. Снимаю перед ним руку», – Майк, 
разумеется, имел в виду шляпу. Он просто оговорился, сказав hand вместо hat. 
Непривычные слова даются тяжело. Впрочем, если бы автопилот Тайсона был еще 
чуть-чуть совершеннее и он продержался бы еще пару раундов, вполне возможно, 
что после такого боя Тайсон смог бы снять перед Льюисом шляпу вместе с головой. 
Большинство боксеров, погибших на ринге, становились жертвами именно 
собственной выносливости и смелости.
Еще Железный Майк извинялся. Больше, чем за всю предыдущую жизнь. Извинялся за 
то, что покусал Льюиса, за то, что обещал съесть его детей, за то, что называл 
его недостойным и ненастоящим чемпионом мира… Этому не было конца. Казалось, 
еще немного, и он станет извиняться за то, что родился на свет. А еще Тайсон 
расцеловал мать Льюиса. И, наконец, сделал нечто совсем уж невообразимое: когда 
Леннокс давал свое послематчевое интервью, Железный Майк неожиданно протянул 
руку и стер с лица своего мучителя не то пот, не то кровь – не исключено, что 
свою собственную. Говорят, при этом жесте Тайсона десяток телохранителей, 
стоявших вокруг, вздрогнули и приготовились к прыжку, а потом удивленно 
переглядывались.
Когда же слово дали Тайсону, его было не остановить. Кроме всех комплиментов, о 
которых уже говорилось, он сказал, что ему никогда бы и в голову не пришло 
прибегать к грязным приемам в бою с Льюисом, потому что британец – боец чистый, 
а он использует грязную тактику только с такими грязными соперниками, как 
Холифилд и Бота. Если с Ботой он слегка передернул, то в отношении Холифилда, 
безусловно, прав: Эвандер – боец действительно грязный, что красноречиво 
подтвердил его недавний бой с Рахманом.
Еще Тайсон много раз благодарил Льюиса за то, что тот дал ему шанс. Если бы я 
был Станиславским, то, слушая Тайсона, сказал бы: «Верю». Непрофессиональный 
актер так играть не может. Или, может быть, столь естественно может играть 
только непрофессиональный актер? Основоположники итальянского неореализма 
принципиально отказались от услуг профессиональных актеров – и не прогадали.
Я верю Тайсону. Будь ты хоть десять раз непрофессионалом или, наоборот, 
супер-профессионалом, так здорово играть что бы то ни было после той порки, что 
устроил ему Льюис, невозможно. Какая игра, если Майк перепутал руку со шляпой. 
Он не мог даже прямо стоять. В его согбенной позе в сочетании со смиренными 
речами было что-то от гоголевского Акакия Акакиевича, у которого только что 
украли шинель. Но даже Акакий Акакиевич не благодарил своих грабителей.
А ведь Льюис действительно обобрал Тайсона, пускай самым честным и благородным 
образом. Он лишил его славы. Через несколько часов Майк скажет: «Меня теперь, 
наверное, забудут. Мне некуда идти и нечем заняться».
Тайсон многократно просил Льюиса о матче-реванше, не понимая, что своими 
комментариями в стиле «мне никогда его не побить» сам лишал себя этого шанса. И 
кто-то еще говорит (а говорят многие) об игре? Что может играть Акакий 
Акакиевич? Он может только просить вернуть ему шинель, без которой не может 
жить.
«Мне не нужны деньги. Мне нужно быть великим. Деньги для меня, как песок: я 
стискиваю их в руке, и они утекают между пальцами. Точно так же и с женщинами. 
Иногда я сжимаю их в своих объятиях слишком сильно, потом смотрю вокруг – а их 
уже рядом со мной нет», – конечно, Акакий Акакиевич ничего подобного сказать бы 
не смог, но, с другой стороны, вся разница заключается в том, что у каждого 
есть своя шинель, без которой он не может жить.
Догорай, гори, моя лучина
«Не надо быть Нострадамусом, чтобы предсказать, что Тайсон плохо кончит», – не 
так давно заметил Тедди Атлас, выдающийся тренер и птенец гнезда еще более 
выдающегося тренера Каса д’Амато; из этого же гнезда вылетел и Тайсон. Атлас в 
свое время покинул свою alma mater, поссорившись с д’Амато из-за того, что, как 
он считал, Кас слишком много позволял своему главному ученику, ставшему его 
приемным сыном.
«Меня пугают некоторые вещи, которые он делает, – сказал уже после боя Шелли 
Финкель, менеджер Тайсона и, как говорят, его преданный друг. – Я беспокоюсь о 
том, что с ним станет после того, как он уйдет из бокса».
«Многие, может, и ненавидят Тайсона, но они к нему неравнодушны», – считает 
Джей Ларкин, отвечающий за спортивные программы на телеканале Showtime, который 
выплатил долги Тайсона и теперь держит его в узде.
Ларкин, конечно, прав, но в скором времени он может убедиться в том, что 
ненависти к Железному Майку поубавилось. А заодно и интереса. Вряд ли теперь 
кто-нибудь станет платить большие деньги за то, чтобы посмотреть, как Тайсон 
вышибает пыль из мешка типа датчанина Брайна Нильсена, его предпоследнего 
соперника. Единственная надежда – на матч-реванш с Льюисом. Сам Леннокс сказал, 
что, если публика этого захочет, он не откажется.
Но публика сейчас сама толком не знает, захочет она этого или нет. С одной 
стороны, показ по телевидению матча 8 июня только в США принес рекордные сборы 
– 103 миллиона долларов. С другой – большинство тех, кто заплатил эти деньги, 
были явно разочарованы увиденным. Как сказал один из американских обозревателей,
 зачем нужен матч-реванш, когда и матча-то не было? К тому же еще никто не 
знает, что осталось от Тайсона после того битья, которое устроил ему Льюис. 
Бесследно такое ни для кого не проходит. Если бы Тайсон рухнул от апперкота во 
втором раунде, это было бы не так страшно. А вот что сделали с ним 193 
пропущенных удара, 84 из которых были силовыми, – большой вопрос.
Не исключено, что ему придется драться, в каком бы состоянии он ни был, по той 
простой причине, что ничего другого Майк делать не умеет. По информации 
агентства Ассошиэйтед Пресс, долги Тайсона составляют тринадцать миллионов 
долларов. За бой с Льюисом ему было гарантировано семнадцать с половиной 
миллионов, правда, сейчас уже ясно, что он получит гораздо больше. Однако 
Тайсон разводится с женой, и, по американским законам, эта процедура обойдется 
ему не в один миллион. Кажется, еще никто не сказал ничего плохого о Монике 
Тайсон. Все, наоборот, удивлялись ее долготерпению и нежеланию выносить сор из 
избы, что женам знаменитостей обычно несвойственно, но вряд ли она станет 
действовать вопреки своим интересам.
Способность Тайсона тратить деньги превышает его способность их зарабатывать. 
Он сам не может понять, куда делись те двести с лишним миллионов, которые он 
вроде бы получил. Сто миллионов, по его мнению, прикарманил Дон Кинг. Похоже на 
правду, но вряд ли Кинг их вернет, сколько бы Майк с ним ни судился.
Пару лет назад в Лондоне Тайсон за миллион с лишним купил болид Формулы-1 
«Макларен» (интересно, где он на нем собирался ездить?) и бриллиантовых 
побрякушек более чем на полтора миллиона. Относительно последних он почему-то 
думал, что их ему оплатит британский промоутер Фрэнк Уоррен (в магазине не 
требовали немедленно денег). Когда же Тайсону пришлось выложить деньги из 
собственного кармана, он от негодования чуть не выбросил Уоррена в окно, за что,
 по неофициальным, но упорно бродящим слухам, Майку пришлось выложить пять 
миллионов. И так до бесконечности. Рассуждения в стиле «мне бы этих денег 
хватило на десять жизней» здесь не катят. Тайсон потратит их мгновенно, сам не 
зная куда и без малейшей для себя пользы. А дальше? А дальше… Не надо быть 
Нострадамусом, чтобы предсказать.
Вот пуля пролетела – и товарищ мой упал
«Мне никто не давал шанса! Только ты!» – несколько раз сказал Тайсон Льюису 
после боя. Более искреннего голоса я в жизни не слышал. И, наверное, непонятный 
жест Тайсона – то, как он вытер пот или кровь с лица Льюиса, был всего-навсего 
проявлением глубокой благодарности, которую Майк, не привыкший к подобным 
чувствам, не знал, как выразить. В результате получилось нечто странное. Если 
Леннокс не даст Тайсону матч-реванш, тот его наверняка возненавидит. Однако в 
этот момент Майк просто не знал, куда деться от собственной благодарности.
Всю жизнь Тайсон говорил о том, что мир его ненавидит, что все настроены против 
него и только ждут возможности ему нагадить. В данном случае совершенно неважно,
 что это не так. Почти шестнадцать лет назад, вернувшись из армии, я узнал, что 
один мой одноклассник повесился. Никаких объективных причин для этого не было. 
Хватило одной субъективной – тяжелейшей депрессии, вызванной, по всей видимости,
 скрытой душевной болезнью.
Ни один серьезный психиатр не станет утверждать, что Тайсон здоров. Более того, 
его бы никогда не подпустили к рингу, если бы провели полноценную 
психиатрическую экспертизу. Но такой печатный станок не должен простаивать, 
даже если в процессе напечатания 754-го миллиона он сломается так, что его уже 
нельзя будет починить. Черт с ним…
Так что в каком-то смысле Майк прав: он действительно жертва людей, которые 
вели с ним дело. И начал он свою жизнь с того, что был жертвой, и казалось, 
останется ею навсегда.
В 1988 году журнал «Спортс Иллюстрейтед» опубликовал беллетризованную историю 
детства Тайсона. По утверждению самого Майка, все приведенные там эпизоды 
действительно имели место. И то, как его избивали все кому не лень, а он никак 
не мог набраться храбрости им ответить. И то, как прятался за холодильником от 
старшего брата-подонка. И то, что вся его жизнь была постоянным бегством от 
кого-то или чего-то. И то, как предпочитал людям голубей, которых любил до 
самозабвения, и, наконец, то, как впервые в своей жизни победил страх и 
набросился на подростка гораздо старше себя, убившего его птиц. В результате 
тот парень едва не разделил судьбу голубя, а Майк встал на путь воина.
В детстве Тайсона был еще один эпизод, возможно больше всего повлиявший на его 
последующую жизнь. Районы вроде нью-йоркского Браунзвилла, где вырос Железный 
Майк, это своего рода параллельный мир, где возможно все, в том числе – и 
невозможное. Как-то, будучи еще совсем маленьким, они с приятелем попытались 
украсть у одного взрослого парня голубей. Почему-то в Америке, чем район беднее,
 и чем более жестокие нравы там царят, тем больше там разводят голубей. Их 
поймали и решили повесить тут же на пожарной лестнице. Веревка была только одна,
 поэтому сначала повесили друга Майка и стали ждать, пока тот перестанет 
дергаться в петле, чтобы затем вытащить его оттуда и повесить на той же веревке 
уже и самого Тайсона. Но этот способ казни требует времени, которого у 
любителей голубей не оказалось. Сосед, увидевший происходящее в окно, заорал, 
что сейчас вызовет полицию. Убийцы оказались столь же трусливыми, сколь и 
жестокими, и тут же ретировались.
Как известно, Достоевского в молодости чуть не казнили за участие в кружке 
петрашевцев. Дело дошло до надевания на голову черных мешков, но тут объявили о 
помиловании. Судя по тому, как часто он вспоминал это, Федор Михайлович от 
случившегося тогда так и не оправился. Какая-то частичка его души всю жизнь 
прожила в ожидании казни. Возможно, без этого он никогда бы не написал 
«Преступление и наказание», «Братьев Карамазовых» и «Бесов». Может быть.
Может, и Майк Тайсон никогда бы не стал тем, кем стал, если бы когда-то, 
остолбенев и отупев от ужаса, не смотрел, как дергаются ноги его дружка, 
висящего в петле, который только что стоял рядом с ним, не ждал того, что через 
несколько минут займет его место, и уже его ноги будут точно так же дергаться 
под пожарной лестницей.
Ох, не судите, да не судимы будете.


Дальше все было еще печальнее, но закончилось все, как мне кажется, каким-то 
примирением с жизнью и с людьми, которое для Тайсона началось в тот день, когда 
его нокаутировал Льюис.




Тайсон как Чацкий нашего времени


Любви все чудища покорны.


20.10.2001


Думаю, в истории журналистики не было обозревателя по боксу, который столько 
писал бы о женщинах, и это притом, что собственно о женском боксе я написал 
всего пару статей. Меня много за это ругали, но за эту статью не ругал никто. 
Надеюсь, вы не станете первыми. Ну а раз я уж ударился в такое хвастовство, то 
скажу, что эта статья очень понравилась человеку, чье мнение я ценю особенно 
высоко – Елене Вайцеховской.


И еще одна мелочь. Я долго не мог отыскать эту статью ни на сайте «СЭ», ни в 
своем компьютере. Не там искал. Я был уверен, что написал ее после «Реквиема», 
а оказалось, что почти на год раньше. Все-таки что-то человеческое 
просматривалось в Тайсоне всегда.


Статья приведена в авторском варианте, так как я был не совсем согласен с 
правкой материала.



Больше двадцати лет назад, когда я готовился к вступительным экзаменам в 
институт и усиленно штудировал классическую русскую литературу, мне довелось 
поговорить с одним очень тонким и умным журналистом, который именно благодаря 
своей тонкости и уму не сделал в журналистике серьезной карьеры. Среди всего 
прочего мы много говорили о «Горе от ума», и я тогда сказал, что согласен с 
Пушкиным, который отказывал Чацкому в уме. Ну не станет умный человек метать 
бисер ни перед свиньями, ни перед идиотами. Мой пожилой собеседник улыбнулся и 
ответил: «Саша, вы просто еще не знаете, что, столкнувшись с тем, что любимая 
женщина его не любит, самый умный человек временами начинает вести себя как 
дурак».

Тогда я только отмахнулся от этой мудрости. Мне было шестнадцать лет, и я, 
разумеется, был уверен, во-первых, в том, что очень умен, во-вторых, в том, что 
никогда и ни при каких обстоятельствах не стану вести себя так, как бедняга 
Чацкий. В первом мне позже пришлось не раз усомниться, а о втором лучше вообще 
не вспоминать.
О том, что Тайсон способен кого бы то ни было любить, широкая общественность 
долго не догадывалась. Тем сильнее было ее потрясение.
Даже любовь приводившего в Одессу шаланды, полные кефали, Кости к направившей к 
берегу баркас рыбачке Соне не стала более внезапной и неожиданной для 
окружающих, чем любовь отправлявшего противников отдохнуть на настил ринга 
Железного Майка к молодой актрисе Робин Гивенс. Там, где они появлялись, сразу 
отвисало столько челюстей, сколько Тайсон не выбил и не сломал за всю свою 
жизнь. Даже сгорающий от любви тиранозавр не выглядел бы более странно, чем 
Железный Майк, млеющий от страсти нежной. Конечно, в теории мы все знаем, что 
стрелы амура залетают в самые неожиданные места, но, черт возьми, не в такие же 
неожиданные, как сердце Тайсона.
В начале 1988 года они поженились. Но не прошло и месяца после свадьбы, как 
стали доноситься слухи о чудовищных скандалах между супругами. Их источником 
была сама Робин и, в еще большей степени, ее мать. Зная будущее Тайсона, можно 
смело предположить, что обвинения, которыми сыпали две дамы, были не совсем уж 
беспочвенными, но абсолютно достоверно известно и то, что Робин, мягко говоря, 
сгущала краски. Один из разрекламированных ею скандалов произошел в Москве в 
гостинице «Международная», когда Тайсон приехал в столицу все еще СССР, чтобы 
принять участие в открытии первого в нашей стране гольф-клуба. По ее словам, в 
усмирении Тайсона приняла участие вся служба охраны отеля, которая, однако, 
этого не подтвердила. Робин как истинная американка считала, что Москва от 
Америки так же далеко, как Марс или Венера, и никто не может точно сказать, что 
там происходит. Значит, можно говорить все что угодно. Я сам в то время много 
работал в Центре международной торговли как переводчик и также могу подтвердить,
 что ни о каких скандалах с Тайсоном там не говорили, хотя с охотой обсуждали 
куда менее громкие истории о куда менее известных постояльцах.
А вот то, что Робин и ее мать проявили абсолютно необузданную алчность и лезли 
во все финансовые дела Тайсона, известно совершенно точно. Они превратили жизнь 
его команды в сущий ад. Как ехидно написал тогда перед очередным боем Железного 
Майка выдающийся обозреватель журнала «Спортс Иллюстрейтед» Пэт Патнам: «Если 
кто интересуется, жена и теща Тайсона не выйдут завтра на ринг вместе с ним». 
Создавалось впечатление, что и мама и дочка не рассчитывают на долгий брак и 
пытаются, как всякие временщики, дорвавшиеся до кормушки, в самые сжатые сроки 
урвать у Майка кусок пожирнее. Дело кончилось разводом через несколько месяцев.
Уже после разрыва Тайсон и Гивенс выступили вместе в одной телепрограмме. Их 
усадили рядом, и неотразимая Робин красивым и проникновенным голосом стала 
смешивать Тайсона с грязью перед многомиллионной аудиторией. Он молчал и время 
от времени смотрел на нее затравленными, какими-то болезненно влюбленными 
глазами. Бедняга все еще млел от этого голоса, от этого лица и от этого тела и 
ничего не мог сказать в свою защиту. Иногда он робко шевелил губами, словно 
пытаясь что-то сказать, но вместо слов у него получалась все та же растерянная 
улыбка влюбленного подростка. Было ясно, что, если он и сделал что-то из того, 
в чем она его обвиняла, то только из-за безумной любви к этой женщине, которая, 
как он знал совершенно точно, не только не любила его, но еще и обирала. 
Столкнувшись с такой правдой жизни, можно и с ума сойти. Чацкий, когда понял, 
что его не любят и не полюбят, стал не к месту бряцать умом; Тайсон, увидев, 
что его не только не любят, но еще и грабят, начал не к месту бряцать силой и, 
вполне возможно, пару раз поколотил Робин, но, судя по всему, не сильно. Иначе 
просто непонятно, как она осталась живой, да еще целой и невредимой.
В результате Робин Гивенс и ейная мама получили все деньги, на которые 
рассчитывали, а симпатии публики достались Майку. Его пример подтвердил ту 
простую истину, что силы без слабости не бывает; и Майк продемонстрировал, что 
стоит ближе к человеку, чем к вышеупомянутому тиранозавру, на которого так 
похож внешне. Но внешность, как известно, бывает обманчива.
Монстрокрушение
После победы 27 июня 1988 года над Майклом Спинксом Тайсон не выходил на ринг 
почти восемь месяцев. Сначала он разводился с Робин, а потом приводил в порядок 
свои чувства, о наличии которых узнал так неожиданно для других и болезненно 
для себя.
Его следующим противником стал самый большой и самый популярный плюшевый 
медведь с Британских островов Фрэнк Бруно – вполне заурядный тяжеловес, 
принимающий самое активное участие в самых разных телепередачах, от ток-шоу до 
тех, что для самых маленьких. Тайсон нокаутировал его в пятом раунде, однако 
никаких похвал в свой адрес за это не дождался. Скорее наоборот: впервые за 
долгое время специалисты стали говорить о том, что Железного Майка в принципе 
можно победить. Слишком уж явно он пытался поймать противника на удар, и 
слишком большие дыры в обороне у него при этом появлялись. Впрочем, все это 
тогда казалось досужими домыслами, тем более что своего следующего противника 
Тайсон нокаутировал уже в первом раунде.
Мысль, что Тайсон может проиграть, выглядела тогда все-таки слишком 
фантастической. Главный вопрос был – кому? Если бы рядом был какой-нибудь 
эквивалент Мохаммеда Али, Джо Луиса, Санни Листона или молодого Джорджа Формена,
 это было бы понятно, но среди тех пескарей, что плавали тогда вокруг большого 
ринга, никакой крупной рыбы видно не было. Единственным, на кого возлагались 
надежды, оставался только бывший абсолютный чемпион в первом тяжелом весе 
Эвандер Холифилд. Но в качестве полноценного тяжеловеса тот выглядел не очень 
убедительно, а после не слишком эффектной победы Холифилда над Алексом Стюартом 
в ноябре 1989 года вердикт абсолютного большинства специалистов был практически 
безнадежным для Холифилда: у него точно такие же шансы на победу над Тайсоном, 
что и у всех остальных. То есть никаких.
И все-таки что-то витало в воздухе. Анализируя те уже достаточно давние события,
 становится ясно, что это «нечто» исходило от самого Майка. Но слишком уж 
пуленепробиваемым казался ореол непобедимости Тайсона, чтобы было так легко 
поверить собственным предчувствиям, даже если под ними была самая что ни на 
есть материальная основа.
После развода с женой Железный Майк казался каким-то разобранным. Что делалось 
у него в душе, знал только он сам, да и то, скорее всего, не до конца, но 
история с Робин явно выбила его из колеи. Его агрессивность, до того 
практически всегда ограниченная канатами ринга, стала все чаще выплескиваться 
наружу в гораздо менее подходящих для этого местах. С другой стороны, его 
тренировки стали какими-то ленивыми. Ну и, наконец, он стал откровенно груб с 
женщинами, чего раньше за ним как-то не замечалось.
Вполне возможно, это, не в последнюю очередь, было вызвано тем, что 
бескорыстная Робин изо всей женской мочи ковала железо, пока горячо. Она при 
каждом удобном и неудобном случае пыталась использовать свой скандальный брак и 
развод с Тайсоном в качестве трамплина для своей актерской карьеры. В общем и 
целом у нее мало что вышло, во многом из-за того, что в подобных делах грязь, 
которую один из участников семейной драмы кидает в другого, часто бумерангом 
возвращается к нему самому.
Но и Железному Майку не было покоя: бывшая жена высыпала ему столько соли на 
рану, что соленой стала сама кровь, а его нервная система оказалась столь же 
хрупкой, сколь мощным было его тело.
В январе 1990 года весь мир обошла фотография: Тайсон на полу, а над ним стоит 
его противник. Сенсация объяснялась просто: во время тренировки Грег Пейдж, 
спарринг-партнер Тайсона, послал его в нокдаун. «Сам не знаю, как это 
получилось», – сказал Пейдж, ошарашенный больше Тайсона.
На свете найдется немного боксеров, пик карьеры которых пришелся на тренировку, 
но с Пейджем так и случилось. В середине семидесятых Грег в течение нескольких 
лет считался самым перспективным из молодых тяжеловесов, но он проиграл всю 
свою карьеру собственному аппетиту. Ринг не видывал такого обжоры. Еда была его 
наркотиком. Тем не менее в декабре 1984 года он умудрился на тогдашнем безрыбье 
стать чемпионом мира по версии WBA только для того, чтобы через пять месяцев 
проиграть этот титул такому же мешку, как и он сам. Но титулы тогда значили так 
мало, что никто этого практически не заметил, чего никак не скажешь о том, как 
он послал Тайсона в нокдаун.
Король оказался голым, а Тайсон – смертным. Весь мир увидел, что у него на 
плечах такая же голова, как у всех, а в ней – такая же челюсть, как у всех. Ну, 
может быть, чуток покрепче, но, если в эту челюсть чисто попасть, ее счастливый 
обладатель упадет точно так же, как это делают все остальные. И все-таки даже 
тогда никто не подумал, как мало времени осталось до крушения Тайсона.
Джеймс Даглас по прозвищу Бастер считался трусом с тех самых пор, как во время 
встречи с Тони Таккером отказался продолжать бой. Команда Тайсона выбрала его в 
качестве разминочного противника перед боем Железного Майка с Эвандером 
Холифилдом, который был предварительно назначен на 18 июня 1990 года. Тайсон 
пользовался огромной популярностью в Японии, где однажды уже выступал, и 
встречу с Дагласом было решено провести в Токио 11 февраля.
Уже начало было неожиданным. Растренированный Тайсон двигался вперед медленнее, 
чем Даглас назад. При этом Бастер успевал еще и бить, а Железный Майк до него 
просто не дотягивался, что неудивительно, так как рост Дагласа – 192 см, а у 
Тайсона – 181 см. По мере того как Тайсон уставал в бесплодных атаках, Даглас 
стал ощущать себя все увереннее и начал контратаковать. После семи раундов 
Даглас, по мнению всех судей и практически всех зрителей, вел по очкам.
В восьмом раунде бывший капитулянт почувствовал себя звездой и в самом конце 
пропустил правый апперкот Тайсона, но это оказалось лишь последней, если не 
сказать единственной, вспышкой былого Железного Майка в том бою. Даглас встал и 
в девятом раунде продолжил бой так, словно в нокдауне побывал Тайсон, а не он. 
В десятом раунде все было кончено: после чудовищной серии Дагласа Тайсон 
оказался на полу, выронив изо рта капу. Он попытался засунуть ее обратно в рот, 
но даже челюсти у него больше не сжимались. С полузакушенной капой он попытался 
встать, поднялся на ноги, но его дубообразное тело мотало из стороны в сторону, 
как иву на ветру. К тому же он несколько опоздал со своим порывом, который 
иначе как героическим не назовешь. Рефери остановил встречу. Нокаут.
Пэт Патнам давно и навсегда стал моим идеалом в журналистике, но в одном я 
все-таки с ним не согласен. Робин Гивенс и ее мать (или мать ее?) выходили на 
ринг вместе с Тайсоном, только дрались не на его стороне. Это они помогли 
Фрэнку Бруно продержаться до пятого раунда, а вместе с куда более талантливым 
Дагласом – одолели Железного Майка.
И ты, Вашингтон?
Как известно, в одной и той же ситуации пессимист говорит, что хуже не бывает, 
а оптимист – что бывает. И прав всегда оказывается почему-то оптимист.
После поражения Тайсону не дали провести матч-реванш с Дагласом. Бастер был 
совсем не против, понимая, что более выгодного боя нет и быть не может, но сами 
боксеры в таких делах никогда ничего не решали. Видимо, сыграло свою роль то, 
что слишком много врагов нажил Дон Кинг, промоутер Тайсона. (Взаимоотношения 
этих двоих – это вообще отдельная история.) От Железного Майка потребовали 
провести несколько промежуточных боев, прежде чем вывести его на чемпиона мира. 
В 1990 году он встретился с Генри Тиллманом и Алексом Стюартом и нокаутировал 
обоих в первом раунде. Теперь между Тайсоном и боем за титул стоял только 
канадец Донован Раддок. Они встретились 18 марта 1991 года, и здесь Майку опять 
не повезло. В седьмом раунде рефери преждевременно остановил встречу после того,
 как Раддок упал, зацепившись за ногу Тайсона, и была назначена переигровка. 28 
июня Тайсон и Раддок встретились снова, и на этот раз Железный Майк победил по 
очкам.
Надо сказать, что в обеих этих встречах Тайсон произвел далеко не лучшее 
впечатление. В шестом раунде первого боя он вообще оказался на грани нокдауна, 
а может быть и нокаута, пропустив мощный левый хук канадца, но его спас гонг. В 
седьмом раунде Тайсон рассвирепел и делал с Раддоком что хотел, но здесь к нему 
отнюдь не передом повернулась фортуна. Во втором бою Раддок в целом выглядел 
лучше, сумел продержаться до конца и даже выиграть несколько раундов. Это уже 
был очень тревожный сигнал.
Тем временем Бастер Даглас проиграл свой титул Эвандеру Холифилду. Бой Тайсон – 
Холифилд был назначен на 8 ноября 1991 года, но еще за пару месяцев до этой 
даты, шестым чувством чуя неладное, Эвандер сказал: «Там, где Тайсон, – всегда 
что-нибудь происходит». И действительно произошло. Майк получил травму ребра на 
тренировке. Бой перенесли на начало 1992 года, но он не состоялся и тогда, так 
как к тому времени Железный Майк оказался за настоящей железной решеткой.
Летом 1991 года Тайсон в качестве почетного гостя принял участие в конкурсе 
красоты «Мисс Черная Америка». В общем, получился среди роз один Барбос. На 
этот раз Тайсон млел агрессивно и приставал ко всем красавицам, без спросу 
хватая их за все выпуклости и впадины. Потом одна из них, восемнадцатилетняя 
Дезирэ Вашингтон, в два часа ночи поднялась к нему в номер, чтобы, по ее словам,
 посмотреть телевизор. В гостиной номера люкс стоял огромный телевизор, но 
Дезирэ как девушка невинная предпочла посмотреть совсем маленький телевизор в 
спальне. Перед этим она зашла в ванную, где сняла с себя что-то из нижнего 
белья. Говорят, что именно в таком виде самые невинные девушки смотрят 
телевизор в спальне.
На этом смотр невинности и закончился. Тайсон, грязное животное, не постигший, 
зачем такая скромная девушка поднялась к нему в номер, сделал с ней то, что и 
собирался с самого начала. В последний момент девушка стала говорить «нет», но 
Железный Майк принял это за предсмертное кокетство. Сделав свое черное дело, 
Тайсон вроде бы очень скоро выставил ее. Невинная девушка подумала сутки, 
решила, что Майк ее изнасиловал, и подала в суд.
Судья Патриция Гифорд, убежденная феминистка, всю жизнь проработавшая 
обвинителем по делам об изнасилованиях и проигравшая только одно дело, провела 
суд соответственно своим убеждениям. Присяжные тоже были подобраны ей под стать.
 Невинность Дезирэ не вызвала у них никаких сомнений, чего никак не скажешь о 
Тайсоне. В результате – приговор: шесть лет тюрьмы с возможностью выхода через 
три с половиной года в случае примерного поведения.
На суде Тайсон утверждал, что все произошло по обоюдному согласию, хотя и 
признал, что обошелся с девушкой, по его собственным словам, по-хамски. Очень 
может быть, что хамство в исполнении Железного Майка и можно приравнять к 
изнасилованию, причем групповому, но уже после суда стало известно, что ранее 
без меры невинная Дезирэ уже пыталась засадить таким образом своего 
преподавателя, и тогда ее уличили во лжи. Кроме того, она явно переигрывала, 
сладким голосом рассказывая репортерам, что ее главная задача – помочь Майку. Я 
смотрел одну из этих программ. Честно говоря, более лицемерной и лживой 
физиономии, хотя она и была очень красивой, я никогда не видел.
После заключения Тайсона под стражу Вашингтон много раз пыталась продать свою 
историю или как-то иначе нажить на этом капитал, как материальный, так и 
пиарский, но многомиллионная армия поклонников Тайсона стояла на страже и 
привлекала всеобщее внимание к каждому ее движению. В таких обстоятельствах 
Дезирэ решила больше не помогать Тайсону и ушла в тину, так как почувствовала, 
что дело может принять и совсем неудачный для нее оборот.
В общем, Дезирэ не удалось повторить даже относительный успех Робин. Кстати, 
Вашингтон не то чтобы похожа на Гивенс, но относится к тому же типу, причем, 
судя по всему, не только внешне. Может быть, этим и было вызвано хамство 
Тайсона?
Может быть. А может быть, и нет. Лет много назад сидел я на одной скамеечке на 
одном южном курорте рядом с одним очень старым грузином. Занимались мы с ним 
одним и тем же: пялились на проходящих на пляж женщин, к которым не могли 
приставать: я по малолетству, а он – по противоположной причине. Смотрел он 
долго, а потом сказал: «Всэ красивие женщины пахожи». «Чем?» – автоматически 
спросил я, провожая тоскливыми подростковыми глазами один особенно достойный 
экземпляр. «Тем, что красивие!» – снисходительно ответил грузин.
И никакой Чацкий, и никакой Тайсон ничего тут не поделают.


Какие тут могут быть послесловия? Последняя фраза и есть послесловие, причем ко 
всей нашей жизни.




До свиданья, наш ласковый Миша


16.06.2005


Когда я писал эту статью, я мог только надеяться, что предстоящий бой станет 
последним в карьере Тайсона, но так оно и оказалось. Как герой Достоевского, он 
дошел до полного самоуничижения и самоуничтожения, но, дойдя до этого состояния,
 как-то возвысился над собой.



ДОСЬЕ

Майк (Майкл Джерард) ТАЙСОН
Родился 30.06.1966 года
• 06.03.1985 – провел первый профессиональный бой против Эктора Мерседеса. 
Победа нокаутом в первом раунде.
• 22.11.1986 – во втором раунде нокаутировал Тревора Бербика и завоевал титул 
чемпиона мира в тяжелом весе по версии WBC. Стал самым молодым чемпионом мира в 
истории.
• 07.03.1987 – победил по очкам Джеймса Смита, отстоял свой титул WBC и 
завоевал титул WBA в тяжелом весе.
• 01.08.1987 – победил по очкам Тони Таккера, отстоял свои титулы WBC и WBA и 
завоевал титул IBF в тяжелом весе. Стал самым молодым абсолютным чемпионом мира 
в тяжелом весе.
• 11.02.1990 – сенсационно проиграл нокаутом в десятом раунде Джеймсу Бастеру 
Дагласу.
• Февраль 1992 – март 1995 – находился в тюрьме за изнасилование.
• 16.03.1996 – нокаутировал в третьем раунде Фрэнка Бруно и снова завоевал 
титул WBC в тяжелом весе.
• 07.09.1996 – нокаутировал в первом раунде Брюса Сэлдона и снова завоевал 
титул WBA в тяжелом весе. Перед этим был лишен титула WBC за отказ встретиться 
с обязательным претендентом Ленноксом Льюисом (существовала договоренность о 
том, что Тайсон проведет бой с Льюисом после Сэлдона и Эвандера Холифилда).
• 09.11.1996 – проиграл нокаутом в одиннадцатом раунде Холифилду и потерял свой 
титул WBA. Больше никогда не был чемпионом мира.
• 28.06.1997 – в третьем раунде матча-реванша с Холифилдом откусил ему кусок 
уха, за что был дисквалифицирован. Вернулся на ринг в январе 1999 года.
• Февраль – май 1999 – отбывал заключение за избиение двух автомобилистов.
• 08.06.2002 – проиграл нокаутом в восьмом раунде чемпиону мира по версиям WBC 
и IBF Ленноксу Льюису.
• 11.06.2005 – проиграл техническим нокаутом в шестом раунде Кевину Макбрайду. 
Окончание карьеры.
Думаю, многие, как и я, периодически отводили глаза, когда смотрели бой Майка 
Тайсона с Кевином Макбрайдом. Такие чувства вызывает впавший на старости лет в 
маразм великий ученый, который не может вспомнить таблицу умножения, или 
подвыпившая женщина средних лет, которая почувствовала себя молодой и 
прекрасной и начала, тяжеловесно кокетничая, приставать к мужикам. Но и 
выключить телевизор тоже не было сил. Вот так и смотрели.
В поисках денег
Не могу утверждать, но мне кажется, что под конец его боксерской жизни у 
Тайсона перевелись враги. Даже те, у кого он прочно ассоциировался со Злом, 
давно получили свое в его боях с Бастером Дагласом, Эвандером Холифилдом, 
Ленноксом Льюисом и Дэнни Уильямсом. Сколько же может Добро торжествовать над 
бедным покореженным Злом? Так это у него, не дай бог, войдет в привычку, и оно 
поменяется со Злом местами, потому что победы далеко не всегда будят лучшее в 
наших слабых душах. Очень часто как раз наоборот.
Да и какое Тайсон зло? И уж тем более Зло? Запутавшийся в себе и жизни не самый 
плохой человек, разменявший свой немереный талант по рублю и оставшийся в итоге 
ни с чем. Кого тут ненавидеть? Спаси, Боже, нас, грешных, от такой участи.
Сколько же ненависти Тайсон перековал в жалость только за последние годы? И 
сколько к этому еще прибавилось после его ужасного поражения Макбрайду, которое 
как бы отобразило всю его жизнь в миниатюре? Печаль в начале, потом ярость, еще 
ярость, бессильная ярость, потом слабость, немного подлости от слабости – и 
снова печаль. Круг замкнулся.
То, что Тайсон смертельно устал от бокса, известно давно. Собственно, он этого 
и не скрывал. В последние годы на ринг его гнали долги, и ничего, кроме них. 
Время стало быстро съедать остатки его таланта, и от боя к бою он выглядел все 
хуже и хуже. Исключением стал только бой с Клиффом Этьеном, но ведь если 
вспомнить, то произошло это уже больше двух лет назад.
К бою с Макбрайдом Тайсона готовил его близкий друг – австралиец Джефф Фенек, 
экс-чемпион мира в трех весовых категориях и один из очень немногих людей, кому 
ничего от Майка не было нужно. Фенек сам богат и, говорят, не жаден. Не предал 
он Майка и на этот раз: остановил бой после шестого раунда, спасая друга от 
унизительного нокаута и от того, чтобы тот предстал перед миром в совсем уж 
жалком виде. Надеялся до последнего, помогал до последнего, а когда последний 
наступил, Фенек принял единственно верное решение.
В поисках Макбрайда
Макбрайда долго искали. Нужен был боксер крупный, фактурный, с неплохим 
послужным списком, но при этом достаточно безопасный. Условия вроде бы 
взаимоисключающие, но на самом деле достаточно легко выполнимые. Нужно было 
только найти бойца с искусственно надутым за счет мешков списком боев. Таких 
обычно хватает в боксерской провинции среди местных героев. Туда и отправились. 
Нашли в Ирландии. Рост 198 см, вес за 120 кг. Тридцать две победы, из них 
двадцать восемь нокаутом, четыре поражения и одна ничья. При этом никогда ни с 
кем серьезным не дрался, а полусерьезные без больших трудов укладывали его на 
пол. О лучшем нельзя даже и мечтать, когда тебе позарез нужна победа.
Поначалу казалось, что эту победу Тайсон добудет. Правда, когда он шел к рингу, 
в лице у него что-то явно отсутствовало. Наверное, настрой на бой. Тайсон был 
очень спокоен и грустен. Он не боялся, но ему явно не хотелось здесь быть.
Боксировал Майк тоже немного странно. В целом достаточно вяло и откровенно 
плохо, но при этом время от времени в его действиях просматривались какие-то 
вспышки. Казалось, что во время одной из них он Макбрайда нокаутирует, но очень 
скоро стало ясно, что, даже вспыхивая, Тайсон уже совсем не тот. Макбрайд 
никогда не считался боксером с железной челюстью, но атаки соперника он 
выдерживал.
Уже в первых раундах на Майка было больно смотреть. От него прежнего не 
осталось почти ничего. На ринге была только его оболочка, достаточно хорошо 
сохранившаяся, но лишенная своей сути. Он выглядел как художник на старости лет,
 только разучившийся держать в руках кисть.
Дальше – больше. Майк начал уставать, и постепенно стало вырисовываться то, что 
если Макбрайд продержится еще несколько раундов, то он вполне может и выиграть. 
Макбрайд, более чем заурядный боксер, которого без этого боя никто бы и не знал,
 на наших глазах делал себе имя на Тайсоне. Это было невыносимо. Ну ладно бы 
какой-нибудь молодой парень, метящий хоть в какие-то звезды, Кэлвин Брок 
например, но Макбрайд – это ничто в боксерских перчатках… Нет, на это не надо 
было смотреть. Легенды не должны так себя унижать.
Но легенда унизила себя еще больше. Уже сама, без помощи Макбрайда. Когда силы 
стали кончаться, Майк принялся вовсю нарушать правила. Он постоянно бил головой,
 пока в конце концов не нанес Макбрайду рассечение. В каком раунде? Не помню, а 
пересматривать нет сил, да и какая разница. Точно помню только то, что в шестом 
раунде Тайсон принялся ломать противнику руки. Он зажимал перчатку под мышкой и 
потом старался согнуть руку против локтя. Зрелище было жалким, как и все 
остальное в этот вечер: Тайсон не мог победить Макбрайда, не нарушая правил! С 
ума сойти!
А кончилось все совсем плохо. В конце шестого раунда Макбрайд толкнул Тайсона, 
и тот упал. А потом долго не мог встать. Да он, похоже, и не хотел вставать. 
Нет, бывший Железный Майк не имитировал нокаут. Он просто откровенно не хотел 
вставать. Зачем? Вести этот уже проигранный бой? Вешать свой скальп на пояс к 
Макбрайду? Так он уже там и так висел.
Он все-таки встал и, шатаясь, пошел в свой угол, так как раунд закончился. 
Фенек встретил его там как радушный хозяин. И как радушный хозяин решил не 
отпускать гостя слишком рано, а точнее, не отпускать его вообще. Верный Джефф 
дал сигнал об окончании боя, и Макбрайд воспарил в воздух. Может быть, он и 
хороший парень, но торжество такой посредственности – зрелище не из приятных. 
Как и помятый этим ничтожеством Майк Тайсон.
В поисках врагов
Уход Тайсона начался не вчера. Вообще-то надо быть по-настоящему магической 
фигурой, чтобы уходить так долго и сохранять интерес к себе на протяжении всего 
этого времени.
11 февраля 1990 года Тайсон проиграл Бастеру Дагласу, который только один день 
в жизни, именно тот день, был великим боксером. С этого начался уход Железного 
Майка. Впрочем, тогда так не казалось.
Затем, в 1992 году, он ушел в тюрьму. Тогда уже многие предположили, что выйдет 
он оттуда совсем другим человеком и другим боксером. Ожидания не вполне 
оправдались. Если не считать татуировок, то вышел он оттуда примерно таким же, 
каким туда уходил: и как боксер, и как человек. Затем было несколько очень 
удачных боев, возвращение почти всех титулов, ожидание долгого безраздельного 
царствования… Но пришел Эвандер Холифилд и все это разрушил. 9 ноября 1996 года,
 к большому удивлению сорока восьми из сорока девяти опрошенных перед боем 
экспертов и всего боксерского человечества, он Тайсона нокаутировал. В тот день 
Железный Майк ушел от нас как чемпион.
Это даже как-то не укладывается в голове, но большую часть из прошедших с тех 
пор восьми с половиной лет Тайсон оставался в боксе самой известной фигурой – 
не имея никакого титула. По-моему, такого не удавалось еще никому – и вряд ли 
когда-нибудь удастся.
Потом наступила эпоха скандалов. Их хватало и раньше, но все-таки они не были 
главным в жизни Тайсона. Омерзительные дрязги с обобравшими его женой и тещей. 
Еще более омерзительная история с изнасилованием, в ходе которой Майка 
торжественно принесли в жертву прогрессивному человечеству в лице сумасшедших 
американских феминисток, которые одни на всем белом свете считали, что взрослая 
женщина, не идиотка и не девственница, может в два часа ночи подняться в номер 
к мужику, которого она видела ухлестывающим самым беспардонным образом за 
десятком ее подруг, для того чтобы без трусов посмотреть телевизор. И ничего 
больше. Последняя деталь выяснилась уже в ходе следствия. Несчастная жертва, 
участница конкурса красоты «Мисс Черная Америка» Дезирэ Вашингтон сама 
призналась в том, что разделась еще в ванной.

Во всех этих историях Тайсона можно было скорее пожалеть, но потом скандалы с 
его участием приобрели совершенно иной характер. Началось все 28 июня 1997 года 
с откусывания Холифилду куска уха во время матча-реванша. Эта история обошлась 
Тайсону в полтора года дисквалификации. Затем была крайне некрасивая история с 
избиением двух пожилых автомобилистов после мелкого дорожного инцидента: итог – 
три с половиной месяца тюремного заключения. Потом было еще много мелочей в том 
же высоком духе, а закончилось все тем, что в январе 2002 года на 
пресс-конференции, посвященной предстоявшему матчу Тайсона с Ленноксом Льюисом, 
случилась драка, которую, возможно невольно, спровоцировал сам Майк. Он укусил 
Льюиса за ногу, а потом, держа себя за гениталии, рассказал представителям 
прессы, кто они такие и что он с ними сделает с помощью удерживаемых органов, 
не разбирая пола и возраста.
После этого он ушел от нас и в качестве скандалиста.
И остался только человек.
Нормальный человек, у которого было ненормальное детство. Который прятался от 
старшего брата за холодильником. У которого на его глазах за кражу голубей 
повесили дружка и которого бы повесили самого, если бы у убийц было время. 
Который до одиннадцати лет патологически не умел защищаться, а потом в одну 
секунду научился, когда какой-то подонок оторвал голову его любимому голубю.
У него сложилось мировосприятие жертвы, на которую весь мир вышел на охоту, и 
он сопротивлялся этому миру, как мог. Еще на заре своей карьеры он как-то 
сказал, что хотел бы так ударить в кончик носа своему противнику, чтобы кость 
ушла в мозг. Только он, наверное, имел в виду не противника на ринге, а весь 
мир, который он ненавидел, потому что был уверен, что тот ненавидит его.
В поисках себя
8 июня 2002 года Леннокс Льюис избил Железного Майка, и что-то в Тайсоне 
сломалось. Как будто Льюис своими восьмьюдесятью шестью нокаутирующими ударами 
выбил из него тот страх перед миром, который испытывал на самом деле не такой 
уж железный Майк.
После боя Тайсон стоял перед своим победителем и его матерью в согбенной позе и 
извинялся за все свои грехи. Никто не заставлял его это делать. Никто не дергал 
его за язык. Он извинялся, потому что у него была потребность извиниться. 
Потому что нужно было как-то оправдаться – перед людьми и перед самим собой.
После своего следующего боя, с Клиффом Этьеном, которого он в марте 2003 года 
нокаутировал в первом раунде, Тайсон сказал: «Мне кое с чем нужно разобраться. 
У меня душа болит, и я борюсь с сильными демонами». Это уже был совсем новый 
Тайсон. Раньше, как классический герой русского шансона, он искал виноватых 
только вокруг себя. Теперь он понимал, что главная проблема кроется в нем самом.
 Ну а после поражения Макбрайду Тайсон говорил так, как еще никогда в жизни.
Дадим слово ему самому, без всяких ремарок, даже если не всегда понятно, что он 
хотел сказать, потому что чувство важнее, чем слова, и не нуждается в 
комментариях.


В твоей жизни наступает время, когда тебе уже больше неохота заниматься этим 
делом (боксом. – Прим. А. Б.). Наступило время молодых. Я был так рад, что это 
все закончилось. Я так долго этим занимался. Я жил в каком-то мелочном мире и 
больше не могу этого вынести. Это все равно, что жить в том месте, где нет 
никакой справедливости.



Я не тот человек, которого вы все жалеете. Я не хочу, чтобы люди брали с меня 
пример. Я знаю, кто я такой. В своей жизни я делал вещи, которыми я совсем не 
горжусь. Я не хочу, чтобы кто-то брал с меня пример. Я человек, который живет 
один, сам по себе. Люди думают, что они знают меня, но они меня не знают.



Я не слишком хороший отец. Я добрый и щедрый со своими детьми, но я не буду 
говорить, что я хороший отец. Я должен что-то сделать для мира, и я должен 
учить их быть полезными для мира. Смысл нашей жизни в том, чтобы приносить 
что-то в мир. Что-то такое, что сделает этот мир лучше. То, что приносил в него 
я, делало его хуже.



Моя жизнь вызывает у меня странное чувство. Я больше не агрессивный человек, а 
вся моя репутация была построена на крайней агрессии. Я сейчас не очень понимаю,
 как с этим жить. Я даже больше в стрип-клубы не хожу. Иногда я не знаю, кто я 
такой. Но я не тот человек, которым был. Я не ангел или что-то в этом роде. 
Иногда я бываю похотливым. Я просто хочу найти какое-то равновесие в жизни.



Я больше незнаком с этим парнем. С тем парнем, который жил в восемьдесят шестом 
и в восемьдесят седьмом. Я не имею никакого отношения к тому парню, который 
сказал: «Я самый лучший боец, которого сделал Бог». Я не имею никакого 
отношения к тому парню, который сказал, что хочет забить противнику его нос в 
мозг. Я просто не знаю этого парня. Я не знаю, кто он такой. Я не знаю, откуда 
он взялся.


Мог ли кто-то двадцать лет назад представить, что Тайсон так закончит свою 
боевую карьеру? Вряд ли, но, так или иначе, а он стал частью нашей жизни.
И мы бы хотели его время от времени видеть, хотя бы для того, чтобы знать, что 
у него все в порядке. Именно так: раньше все с нетерпением ждали от Майка новых 
скандалов, какого-то еще невиданного хамства, совершенно безумных выходок, типа 
откусывания Холифилду куска уха или Льюису куска ноги, а теперь мы хотим знать, 
что у него все в порядке.
Мы же, в конце концов, не звери, хотя, глядя на нас, сходящих с ума от 
удовольствия при виде сходящего с ума Железного Майка, и могло показаться иначе.
 Тайсон не наша живая игрушка, а живой человек. И, кажется, совсем неплохой 
человек.


Когда я только начинал работать в «СЭ», заместитель главного редактора и мой 
друг Владимир Гескин учил меня «закольцовывать», то есть в конце материала как 
бы возвращаться к чему-то сказанному в начале. Сейчас я с некоторым удивлением 
обнаружил, что эта статья, последняя из отобранных о Тайсоне, заканчивается тем,
 о чем говорилось в первой: о нас, зрителях, которые «играли Тайсона», когда у 
него самого уже не было сил себя играть. Хотите – верьте, хотите – нет, но 
здесь я ничего сознательно не закольцовывал. Само так получилось, и в этом есть 
своя логика. Жизнь без нашей помощи сама так все закольцует, что мало никому не 
покажется.





Часть вторая
Чемпионы



Большинство, хотя и не все материалы в этой главе написаны «на въезде», то есть 
просто сидя дома или где-то еще, когда есть время тихо подумать и не спеша 
написать, между кружкой чая и банкой кофе.


Но это в теории.


На самом деле писались эти статьи обычно быстро, и редко – под заказ. А даже 
если под заказ, как, например, «Калина черная», то в результате всегда 
получалось не совсем то, что заказывали, пусть заказчики и не возражали. 
Наверно, это происходило от того, что во мне годами копилась какая-то 
информация, перемалывалась, перемножалась на мой собственный жизненный опыт, а 
потом неожиданно для меня самого отливалась на экране компьютера во что-то 
цельное.




Изумительный Марвин (Марвин Хэглер)


1993


Это моя первая вменяемая статья. Когда я ее написал, я уже года полтора работал 
в «СЭ», но писал мало, от случая к случаю, и далеко не всегда то, что хотелось. 
Газета тогда только начинала свое существование и искала себя. Я тоже только 
начинал свою журналистскую деятельность и тоже искал себя. Наши поиски далеко 
не всегда совпадали, но вот здесь это, пожалуй, впервые получилось.



Марвин Хэглер сам присвоил себе прозвище Изумительный, которое с тех пор стало 
частью его имени. Скорее всего, он выбрал его по созвучию с именем (Marvelous 
Marvin).
Возможно, взял пример с Рэя Леонарда, прозвавшего себя Sugar, что с натяжкой 
можно перевести как милый, симпатичный. Как бы то ни было, прозвище Хэглера 
звучало очень иронично. В отличие от Леонарда, который выглядел как 
красавчик-старшеклассник, по которому сохнут одноклассницы и молодые 
учительницы, Изумительный смотрелся как кошмарное видение из темного подъезда: 
обритый наголо негр с усами и бородкой, ломаным-переломаным носом и таким 
взглядом, что сомнений не оставалось – этот убьет. Будь он белым и живи лет сто 
двадцать назад, наверняка бы стал шерифом или бандитом на Диком Западе; и, 
когда он заходил бы в салун, вооруженные до зубов и крепко пьяные головорезы 
замолкали бы, в сотый раз задавая себе вопрос – что же такого страшного в этом 
не слишком рослом и крупном малом? Но Хэглер негр и живет в наше время, поэтому 
он стал боксером. Он выбрал ту единственную профессию, где можно давать волю 
своему неуемному бойцовскому инстинкту, не нарушая при этом закон.

Левша-средневес ростом всего 175 см сразу привлек к себе внимание. Прежде всего 
потому, что был ни на кого не похож. Трудно было даже сообразить, левша он или 
правша, так как он одинаково вольготно чувствовал себя и в правосторонней, и в 
левосторонней стойке. Обычно он давил соперника, но мог вести и техничный бой.
У Хэглера было все, однако карьера его складывалась далеко не блестяще. К концу 
1977 года стало ясно, что он самый сильный средневес, но сменявшиеся чемпионы 
мира, Родриго Вальдес, Хьюго Корро и Вито Антуофермо, были едины в одном: 
встречаться с Хэглером на ринге или вне его они не желали. Однако в 1979 году 
уклоняться от боя с Хэглером уже не было никакой возможности, и Вито Антуофермо 
принял вызов. После пятнадцати раундов судьи объявили ничью. Вито выложился 
полностью, но большинство считало победителем все-таки Хэглера. Антуофермо, 
похоже, растратил в этом бою все силы и вскоре проиграл титул англичанину Алану 
Минтеру, которому Марвин и бросил вызов.
Минтер был далеко не сахар. Один из его предыдущих соперников закончил бой на 
кладбище. Но разъяренному неудачами и несправедливостью судьбы Хэглеру он не 
смог противопоставить ничего. Три раунда Марвин колошматил его во всех углах 
ринга, пока, наконец, не вмешался судья. Чувства захлестнули Марвина, он 
вскинул руки, призывая зал разделить с ним долгожданную радость. Зал разделил, 
восприняв поднятые руки как команду «огонь». В Хэглера полетели бутылки, банки 
из-под пива, все, что попало под руку. Победитель покидал ринг буквально 
укрытый своими секундантами. Бой проходил в Лондоне, и английские любители 
бокса постарались ни в чем не уступить футбольным болельщикам.
Марвин оказался человеком ранимым и обидчивым. По сей день едва ли не в каждом 
интервью он вспоминает об этом случае. Больше всего его задело, что с ним так 
обошлись в момент триумфа, к которому он шел так долго и которым был обязан – в 
отличие от очень многих – ни менеджерам, ни промоутерам, а только себе.
Хэглер в ранге чемпиона как нож сквозь масло прошел через своих первых семерых 
противников. Восьмым был панамец Роберто Дуран. Многолетний чемпион в легком 
весе, затем чемпион в полусреднем, побеждавший самого Рэя Леонарда (правда, 
проигравший после этого матч-реванш), затем чемпион в первом среднем, фигура в 
боксе легендарная. Дурана уже тогда признавали одним из самых выдающихся 
боксеров в истории.
Бой сложился нелегко. После тринадцати раундов Дуран выигрывал по очкам. 
Секундант сказал Хэглеру, что, если он хочет остаться чемпионом, ему нужно 
выложиться в последних двух раундах. Нокаутировать панамца он не смог, но гонял 
его по рингу как маленького, и все трое судей отдали ему победу. «Я получил от 
Дурана свою мастерскую степень», – сказал Хэглер.
Восьмидесятые годы были временем в боксе в чем-то уникальным. Впервые в истории 
основное внимание было сосредоточено не на тяжеловесах, а на представителях 
более легких весовых категорий. Объяснялось это, главным образом, тем, что в 
средних весах выступало четыре супербойца: Хэглер, Рэй Леонард, Роберто Дуран и 
Томас Хернс, – которые регулярно выясняли отношения между собой.
После неудачи с Хэглером Дуран решил попробовать силы против Хернса, который 
тогда был чемпионом в первом среднем весе. Видимо, он не продумал бой против 
такого нестандартного соперника (рост Хернса – 188 см, и ставку он тогда делал 
на прямые удары с обеих рук) и проиграл нокаутом уже во втором раунде. «Хернс 
удивил меня», – сказал после боя Дуран. А Томас прямо вызвал на бой Хэглера, 
закончив свою речь словами: «Интересно, хочет ли еще Хэглер драться со мной?»
Хэглер, разумеется, захотел. Бой состоялся в апреле 1985 года. Каждый считал 
ниже своего достоинства сделать шаг назад. Защита сводилась к уклонам, ныркам и 
подставкам, а лучшей защитой оба считали нападение. В третьем раунде Хэглер 
нокаутировал Хернса.
Через год Марвин дрался с боксером из Уганды, Джоном Мугаби по прозвищу Зверь. 
Количество боев, побед и нокаутов у Мугаби было одинаковым. Однако с Хэглером 
вышла осечка. На удары Мугаби он реагировал не так, как все до него: не падал, 
а в одиннадцатом раунде уронил и самого Зверя.
Оставался только один соперник, в бою с которым Хэглеру еще было что 
доказывать: Рэй Леонард, который, в очередной раз покинув ринг, в очередной раз 
собрался возвращаться.
Рэй Леонард – гениальный боксер и гений паблисити, умный, дипломатичный, хитрый,
 смелый. К тому же красивый, безмерно обаятельный и с отлично подвешенным 
языком. Именно Леонард первым сумел заключить контракты на более высокие суммы, 
чем у тяжеловесов. Любимый мальчик Америки из любой ситуации выжимал все, что 
было можно. Разумеется, он давно приметил Хэглера. Он вообще не пропускал 
соперников, на которых можно заработать. Ну и конечно, он хотел быть первым, и 
только первым. Леонард уже был чемпионом в полусреднем и первом среднем весе, 
дважды уходил с ринга. Ради Хэглера он вернулся во второй раз.
Бой состоялся в 1989 году. Хэглер не пытался превзойти Леонарда в техничном 
боксе, он слишком хорошо знал, что здесь тому нет равных; он пытался взять 
характером, напором, своей нестандартностью, неудобностью в бою. Пятнадцать 
раундов прошли в равной борьбе. После боя оба победно вскинули руки вверх. 
Однако судья поднял руку только Леонарда.
Сыграла здесь роль та особая любовь, которую питала Америка к Леонарду, или 
решение было справедливым? Трудно сказать. Леонард нанес больше ударов, но те, 
что наносил Хэглер, были явно весомее. Сам Хэглер, большинство его поклонников 
и многие независмые эксперты по сей день считают, что Марвин выиграл этот бой.
Леонард после этой встречи покинул ринг в третий раз. Один Хэглер не знал покоя.
 В течение года он снова и снова вызывал Леонарда. Он не хотел драться ни с кем,
 кроме него, но Леонард, казалось, ушел с ринга навсегда.
Через год ринг покинул и Марвин. Леонард прокомментировал свой и его уход так: 
«У меня в жизни есть многое, кроме бокса, а у Марвина нет. Куда он пойдет 
теперь? Мне его жаль».
Если искренность Леонарда вызывала сомнение, то его правота – нет. Не 
дозвавшись Рэя, Хэглер стал быстро катиться по наклонной плоскости. Он ушел с 
ринга, крепко запил, развелся из-за этого с женой, а потом совершенно 
неожиданно уехал в Италию и исчез из виду.
Через некоторое время американские журналисты вспомнили о нем и нанесли визит. 
Наверно, они ожидали увидеть спившуюся и опустившуюся личность. Но их встретил 
могучий мужик в расцвете лет и в такой блестящей форме, словно он готовился к 
бою с Рэем Леонардом. Хэглер теперь довольно бойко говорил по-итальянски (вот 
уж способностей к языкам от него никто не ожидал) и успешно работал на одной из 
миланских киностудий. Изумительный Марвин решил попробовать себя в качестве 
артиста и оказался небездарен. Леонард к этому времени в третий раз вернулся на 
ринг и всячески давал понять, что не имеет ничего против того, чтобы 
встретиться с Хэглером. Леонард никогда не рисковал без нужды, но теперь он 
понял, что его репутация пошатнется, если он не встретится с Марвином.
Хэглера спросили о Леонарде и о возможном возвращении на ринг. «Нет, – лениво 
сказал Хэглер, – сейчас я здоров, а что принесет еще один бой, неизвестно. Я 
теперь нужен Леонарду больше, чем он мне. Зачем мне все это нужно? Мне нравится 
моя новая работа».
Ему тогда не поверили, а зря. Изумительный Марвин на ринг не вернулся. Леонард 
дрался до последнего, доказывая что-то себе и другим, и если Хэглер закончил 
свою карьеру поражением, очень похожим на победу, то Леонард – поражением, 
очень похожим на разгром. Хэглер тем временем довольно успешно снялся в 
нескольких фильмах, время от времени появлялся на разных боксерских торжествах, 
пока наконец в июне этого года не был приглашен на собственное.
Марвина Хэглера включили в Зал Славы. Включение в Зал Славы – это не просто 
номинация; кроме всего прочего, это действительно зал, где хранятся какие-то 
реликвии великих чемпионов. Марвин промучился два дня, рассматривая свои 
драгоценности, но в результате отдал больше, чем большинство других. На банкете 
лицо Хэглера сияло так же, как и его бритая голова. В своей речи, улыбаясь, как 
Золушка на балу, он сказал, вспомнив о том, как британцы встретили его победу: 
«Мне не дали шанса показать мои чемпионские пояса миру. У меня украли мой 
момент славы.


Мой момент славы наступил сейчас».
Я мельком видел Марвина Хэглера в Милане в зрительном зале на чемпионате мира 
среди любителей в 2009 году. Он поразительно мало изменился и через шестнадцать 
лет после написания этой статьи выглядел так, будто завтра был готов выйти на 
ринг, хотя на тот момент ему было уже пятьдесят пять. Как и на американских 
репортеров начала девяностых, он произвел на меня впечатление абсолютно 
довольного жизнью человека, самого довольного, кого я только видел среди бывших 
боксеров.




Калина черная (Бернард Хопкинс)


Журнал «XXL», сентябрь 2001


Тот случай, когда в результате получилось совсем не то, что я ожидал в начале. 
Перед тем как сесть писать эту статью, я видел несколько боев Бернарда Хопкинса,
 знал, что он отмотал немалый срок, и только что прочитал о его хамской выходке 
в Пуэрто-Рико, которая чуть не стоила ему жизни. Вот и собрался написать нечто 
об очередном «ярком скандалисте» из мира профессионального бокса. Нашел в 
Интернете пару десятков его интервью и стал читать, читать, читать… И так много 
дней подряд, и все это вместо того, чтобы писать. А потом написал статью за 
считаные часы, построив ее на цитатах из самого Хопкинса.


Статья приводится в авторском варианте. Помню, я был очень доволен правкой 
очаровательной женщины и по совместительству главного редактора «XXL» Марины 
Степновой, но у меня просто не осталось ни одного экземпляра этого журнала.


Одни уволокли, другие зачитали, а звонить Марине неудобно, так как наше 
сотрудничество закончилось тем, что я что-то обещал написать и не написал, за 
что приношу ей свои запоздалые извинения.



Если вы читаете эти строки после 15 сентября и если интересуетесь боксом, то 
уже знаете, чем закончилась вся эта история. Может быть, даже я сам на 
страницах «Спорт-экспресса» рассказал вам об этом.

Впрочем, один из двух главных ее героев заслуживает интереса независимо от того,
 когда вы читаете эти строки, интересуетесь ли боксом, и даже от того, чем все 
закончилось.
ЧП на острове (начало)
«Это война, а на войне я не уважаю Тринидада, я не уважаю его страну, я вообще 
ничего не уважаю».
Никто не покушался на независимость государства Тринидад и Тобаго. Войну 
объявили некоему Феликсу Тринидаду, обычному человеку, хотя и матерому, 
родившемуся, кстати, не на одноименном с собой острове, а на острове 
Пуэрто-Рико, который теперь отказались уважать за компанию с ним самим. А 
сказал эти запоминающиеся слова другой матерый человечище по имени Бернард 
Хопкинс, известный также под кличкой Палач.
В профессиональном боксе существует множество организаций, каждая из которых 
объявляет своих чемпионов мира. Три из них, WBA, WBC и IBF, пользуются примерно 
равным авторитетом, а остальные в той или иной степени им уступают. Хопкинс 
является чемпионом мира в среднем весе по версиям WBC и IBF, а Феликс Тринидад 
– по версии WBA. Матч между ними был намечен на 15 сентября, а PR-подготовка к 
этому значительному событию в мире бокса началась уже месяца за три.
Проводилось много пресс-конференций, почти на каждой из которых Хопкинс, 
афроамериканец из Филадельфии, считал нужным бросить на пол пуэрториканский 
флажок и сказать какую-нибудь гадость о латинах, например такую: «У мексиканцев 
и пуэрториканцев проблемы с жировыми генами (научное изыскание Хопкинса), и 
поэтому у них дряблые животы. Плевал я на его челюсть. Как только я начну 
долбить его по корпусу, а его почки станут болтаться из стороны в сторону, он 
сам подставит мне челюсть». Или что-нибудь еще более общее: «Мне придется 
заниматься раскруткой матча, так как он даже не говорит по-английски. Он не 
сделал того главного, что должен сделать тот, кто приезжает в эту страну, – 
выучить английский».
Хопкинс известен как человек умный, и все понимали, что, разыгрывая 
националистическую карту, он просто подогревает интерес к матчу, одновременно 
делая приятное и белому, пока все еще, большинству Америки, втайне тихо 
звереющему от собственной политкорректности и от требований типа тех, что 
выдвигает мощная испаноязычная группировка в Калифорнии, – сделать испанский 
государственным языком этого штата. И действительно – билеты пошли влет задолго 
до матча, интерес к которому из большого стал огромным, а, по правилам той же 
политкорректности, за те слова, за которые белого пригвоздят к позорному столбу,
 черного – лишь слегка пожурят, а может быть, и этого делать не станут.
Наконец, настало время провести очередную прессконференцию в Сан-Хуане, столице 
Пуэрто-Рико. Островному государству, давно уже не то являющемуся, не то все еще 
не являющемуся частью США, пока не приходится гордиться своими достижениями, и, 
как всегда бывает в таких случаях, местных жителей, добившихся славы, здесь 
обожествляют. Таким местным языческим божком острова и стал уже очень давно 
Феликс Тринидад, потрясающий боксер, впервые завоевавший чемпионский титул в 
1993 году, когда ему было всего двадцать, и не знавший поражений по сей день.
На пресс-конференцию народу собралось, как на футбольный матч, – около десяти 
тысяч. Все-таки провинция умеет чтить своих героев. Предвидевшие такой наплыв 
организаторы провели ее на стадионе Клименто Колисео.
В самом начале Тринидад предупредил Хопкинса, чтобы тот не вздумал повторять 
свой номер с бросанием флага. Палач не понял, что речь идет не столько о 
гордости Тринидада, сколько о его собственной безопасности, и отреагировал с 
точностью до наоборот. Тут же в передних рядах на ноги поднялись около ста 
человек и, сметая все на своем пути, ринулись к Хопкинсу, который, оцепенев, 
смотрел, как на него надвигается эта непарламентски настроенная общественность. 
Палач ведь не ожидает, что казнить могут и его. Однако через считаные секунды 
до Хопкинса дошло, что спасать его некому, и он бросился бежать вверх по 
проходу. Телохранители прикрывали его отступление, а точнее, просто бежали за 
ним, вольно или невольно закрывая его от тех предметов, которые время от 
времени бросали преследователи.
Неожиданно на пути у Хопкинса встал неизвестно откуда взявшийся человек с 
дубинкой…
Филадельфийская история
Бернард Хопкинс родился в 1965 году в одном из тех районов Филадельфии, которые 
пользуются такой же репутацией, как и нью-йоркский Гарлем. Его родители были 
честными трудягами и именно поэтому не могли уследить за всеми своими детьми. 
Бернард рано отбился от рук и уже к ним не прибивался.
Лучше всех о себе рассказывает он сам: «Большинство людей, на которых я молился,
 были крутыми, но я был все равно круче. Я никогда ничего не отбирал у женщин и 
не пользовался оружием. Обычно я просто запугивал людей, и этого оказывалось 
достаточно. Допустим, я увидел кого-то с цепочкой на шее, тогда я подходил и 
говорил: „Хорошая цепочка, можно посмотреть?.. Я же тебе сказал, я хочу 
посмотреть на твою цепочку… Посмотреть, понял?.. Дай-ка ее сюда, мать твою“. У 
меня была такая репутация, что со мной предпочитали не драться и все отдавали 
без сопротивления. Я много играл, но независимо от того, выигрывал или 
проигрывал, всегда уходил домой с деньгами, то есть я сначала проигрывал, потом 
избивал того, кому проиграл, и забирал все обратно. Добыча моя была мелкой, 
зато я получал много адреналина. Как-то раз я нацепил на себя одновременно 
девять цепочек».
Однако не все были готовы отдавать деньги по первому требованию. Когда Бернарду 
было четырнадцать лет, одна ссора из-за денег во время игры закончилась тем, 
что ему воткнули в легкое пестик для колки льда (один из излюбленных трущобных 
видов оружия), причем втыкавший явно метил в сердце, но промахнулся, и лезвие 
прошло в нескольких сантиметрах от него.
Через год его снова чуть не зарезали. На этот раз нож вошел в спину. Об этом 
инциденте у Хопкинса сохранились очень характерные воспоминания: «Я сделал 
что-то нехорошее тому парню, который меня подрезал, но я сделал столько зла 
самым разным людям, что не помню, что сделал именно этому».
Однако юный Бернард дрался не только на улице, где его так боялись, что при 
первой же возможности пускали в ход зубы и оставили ему на память 
многочисленные шрамы от укусов. Он ходил еще и в боксерский тренировочный зал, 
и у него были неплохие шансы на то, чтобы войти в олимпийскую сборную 1984 года,
 но любовь к цепочкам все-таки не довела его до добра.
О том, что произошло, Хопкинс вспоминает так: «Ну, как обычно бывает? Ты 
нападаешь на парня, отбираешь у него что-то из вещей. После этого он идет в 
свою банду, и они нападают на тебя. Только этот парень не входил ни в какую 
банду и поэтому пошел в полицию».
У Хопкинса за два года набралось порядка тридцати приводов в полицию, и на этот 
раз было решено завести на него уголовное дело. Ему припомнили еще один из его 
старых подвигов, и в результате семнадцатилетний Бернард получил срок, по 
продолжительности почти равнявшийся всей его интересной и содержательной жизни. 
Правда, ему оставили шанс выйти из тюрьмы через четыре с половиной года в 
случае примерного поведения, однако намерения вести себя примерно никто тогда в 
нем заподозрить не мог.
Чемпион тюрьмы
«Едва ты попадаешь в тюрьму, как все тамошние акулы начинают ждать, что ты 
как-то выдашь свой страх. Мне было семнадцать лет. Я был окружен убийцами, 
насильниками, скинхедами, парнями из мафии, так что я попал в опасную ситуацию. 
Я видел, как парня зарезали заточкой из-за пачки сигарет. Я видел, как людей 
насилуют. Даже в душевую нельзя было войти голым. Душ приходилось принимать в 
трусах, потому что, как бы силен ты ни был, с четырьмя-пятью парнями тебе все 
равно не справиться».
По нашей традиции, в буквальном смысле воспетой в слезливых, как мексиканские 
сериалы, блатняках, человек, попавший в тюрьму за любую уголовщину, немедленно 
начинает воспринимать себя как жертву. В его несчастье виноват кто угодно, 
кроме него самого, от семьи и школы до жертвы, которая имела наглость 
подвернуться в неудачный момент и тем самым подставила его, бедного и ни в чем 
не виноватого. В общем, Таганка, зачем сгубила ты меня?
Нечто подобное, конечно, не настолько гипертрофированное и оформленное в виде 
целого субкультурного пласта, имеется и в американской уголовной традиции, 
особенно негритянской. Но Хопкинс ей следовать отказался: «Я не виню никого, 
кроме себя, за то, что я и моя семья оказались в такой ситуации. Может быть, 
общество и поставило капканы на моем пути, но, раз я в них попал – значит, это 
только моя вина. Когда тебя берут за совершенное тобой преступление, ты не 
думаешь ни о ком, кроме себя. Затем ты начинаешь думать обо всех людях, которых 
ты подвел, например о своей матери. Но главное – это когда до тебя, наконец, 
доходит, что тот, кого ты запугал и ограбил, тоже человек, что он тоже чей-то 
сын, брат или отец. В тюрьме я понял, что для того, чтобы быть крутым, 
необязательно быть негодяем».
Этот парень не стал бы петь Таганку ни на каком языке. За четыре с половиной 
года заключения он ни разу не дал себя в обиду и ни разу не получил ни одного 
взыскания. Он знал, что выйдет из тюрьмы, и знал, чем будет заниматься: «Бокс 
был моим лучшим лекарством. Он спас мой разум. Я тренировался и, как одержимый, 
бегал кругами по тюремному двору, повторяя снова и снова: „Когда-нибудь я выйду 
отсюда. Когда-нибудь я стану чемпионом“».
А для начала он стал чемпионом Грейтфордской тюрьмы, где отбывал свой срок, в 
среднем весе, а потом и чемпионом нескольких межтюремных турниров штата 
Пенсильвания.
Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой
В 1987 году Хопкинс вышел из тюрьмы, и больше никаких стычек с законом у него 
не было. Он сам говорит: «С тех пор я даже ни разу не сплюнул на землю».
За то время, что Бернард сидел, большинство местных крутых, которые когда-то 
разъезжали по местным нехорошим кварталам на «Ягуарах» (у негритянской блатной 
шпаны вкус получше, чем у новых русских, поэтому они предпочитают «Ягуары» 
«Мерседесам»), либо заняли свое место на американских нарах, либо погибли. 
Однако и те, что остались, не нашли к нему подхода, как ни старались. Вместо 
того чтобы снова стать преступником, Бернард стал посудомойщиком в отеле. Свет 
еще не видывал посудомойщика с таким сложением и таким ударом, но это не мешало 
ему хорошо делать свою новую работу в течение нескольких лет.
Одновременно он возобновил занятия боксом, но здесь все пошло не так гладко. 
После нескольких любительских боев Хопкинс перешел в профессионалы и в октябре 
1988 года провел свой первый бой в новом качестве, но неожиданно проиграл. 
Однако бывший чемпион Грейтфордской тюрьмы сделал из этого только один вывод: 
надо подучиться. В следующий раз он вышел на ринг только через шестнадцать 
месяцев. После этого он выиграл двадцать два боя подряд, шестнадцать из них 
нокаутом и двенадцать – уже в первом раунде.
22 мая 1993 года в бою за вакантный чемпионский титул в среднем весе по версии 
IBF он встретился с самым талантливым боксером последнего десятилетия во всех 
весах Роем Джонсом.
Рою проигрывают все, но Хопкинс, пожалуй, сделал это наиболее достойно: по 
очкам и с не слишком большим перевесом. Так или иначе, но он оказался чуть ли 
не единственным боксером за всю карьеру Джонса, сумевшим оказать ему 
сопротивление.
Неудачной для Хопкинса оказалась и вторая попытка завоевать тот же самый титул 
в декабре 1994 года. К тому моменту Рой Джонс уже перешел в следующую весовую 
категорию, и титул IBF снова оказался вакантным. На этот раз соперником 
Бернарда оказался очень крепкий эквадорец Сегундо Меркадо. Бой закончился 
вничью, и решено было провести матч-реванш.
29 апреля 1995 года, нокаутировав Меркадо в седьмом раунде, Хопкинс с третьей 
попытки наконец-то стал чемпионом мира в среднем весе по версии IBF и выполнил 
то самое обещание, которое когда-то дал себе, бегая по тюремному двору.
Ну и наконец 14 апреля 2001 года, победив по очкам Кита Холмса, Бернард 
завоевал чемпионский титул еще и по версии WBC. За этот бой он впервые получил 
миллионный гонорар. Неплохо для бывшего посудомойщика.
Через два года после выхода из тюрьмы Бернард встретил девятнадцатилетнюю 
девушку Жанетт, которую не испугало его прошлое. Жалеть ей об этом не пришлось: 
новоиспеченный примерный гражданин оказался еще и однолюбом. В одном из 
последних интервью он сказал: «Я люблю свою жену, и я ей никогда не изменяю. Я 
не шляюсь по клубам и компаниям. Когда какая-нибудь женщина дает мне знать, что 
я ей интересен, я говорю, что женат. Бывает, в ответ меня спрашивают: „Ты 
счастлив со своей женой?“ Но я просто слишком люблю свою жену, чтобы причинять 
ей боль походами налево».
Их первый и единственный ребенок родился только через десять лет совместной 
жизни. «Я долго стрелял холостыми, – сказал по этому поводу Бернард, – наверно, 
мне просто было еще рано становиться отцом». Но в 1999 время настало, и бывший 
любитель золотых цепей присутствовал при родах и впервые взял на руки свою дочь,
 когда ей было тридцать секунд от роду.
«Главное, чему я могу научить людей, – это как следует относиться к жене и 
детям, а также тому, что такое ответственность перед ними, – говорит бывший 
уголовник, а ныне примерный гражданин. – Я сделал много зла, и этого нельзя 
забывать. Но все в твоей жизни может измениться к лучшему, если ты 
действительно решил развернуть ее на сто восемьдесят градусов».
ЧП на острове (окончание)
… Парень успел только замахнуться своей дубинкой, как получил удар в челюсть, 
после которого оказался на земле.
Бернард бежал в раздевалку, где, как он надеялся, его не достанут, так как 
небольшое помещение хорошо охранялось, да и толпе там просто негде было бы 
развернуться. Его отступление по этим местам не планировалось, и на пути ему 
пришлось совершить прыжок с высоты почти в три метра. Если бы он подвернул ногу 
при приземлении, его бы линчевали, но ему опять повезло, и он все-таки добежал 
до раздевалки, а пришедшая в себя полиция перекрыла туда доступ. Толпе пришлось 
довольствоваться роскошной машиной чемпиона, которую она разнесла вдребезги.
Ситуация настолько накалилась, что Хопкинса хотели эвакуировать на специально 
вызванном для этой цели вертолете, но в конце концов вертолет решили 
использовать для отвлечения внимания. Когда патриоты Пуэрто-Рико увидели 
вертолет, они ринулись к нему, а Хопкинса тем временем незаметно вывели из 
раздевалки и спешно вывезли в аэропорт на машине с затемненными стеклами.
ЧП на острове (послесловие)
Как ни странно, но вся эта история говорит прежде всего о том, что Бернард 
Хопкинс действительно оторвался от своих корней. Парень, который мылся в трусах 
в Грейтфордской тюрьме и знал, что его изнасилуют, если он их снимет, никогда 
не стал бы вести себя так перед десятитысячной толпой, большая часть которой 
вышла из той же среды, что и он сам. Это был, скорее, просчет шоумена, который 
не рассчитал силу воздействия своего номера на аудиторию и так же мало ожидал 
нападения, как театральный актер, играющий негодяя, ожидает, что зрители 
полезут его бить.
Идея разыграть национальную карту, безусловно, принадлежит промоутеру матча 
Дону Кингу, самому гениальному и самому беспринципному дельцу от бокса в 
истории.
Это его стиль – стравливать бойцов перед боем и тем самым подогревать интерес к 
матчу. Он уже более двадцати лет с успехом использует этот прием, действующий с 
надежностью трехлинейной винтовки образца 1891 года. Возможно, Дон 
воспользовался еще и тем естественным раздражением, которое у человека с 
судьбой Хопкинса вызывает баловень судьбы вроде Феликса Тринидада, который, 
действительно, не зная почти ни слова по-английски, благодаря своей молодости, 
привлекательной внешности и обаятельной улыбке стал в Америке звездой. Так или 
иначе, но тон высказываний Хопкинса в адрес Тринидада резко изменился после 
происшествия на стадионе Клименто Колисео. Ну а что касается исхода боя, то 
даже проигрыш для Бернарда не так страшен. За этот матч он получит около трех 
миллионов, едва ли не больше, чем за все предыдущие бои вместе взятые. Кроме 
того, ему уже тридцать шесть лет, и не сегодня завтра его карьера все равно 
завершится. А свой главный бой он уже давно выиграл. Это случилось еще много 
лет назад в Грейтфордской тюрьме, когда он отправил в небытие одного злобного 
выродка, носившего его собственное имя.


Бой Хопкинса с Тринидадом состоялся, только не 15 сентября, как планировалось, 
а двадцать девятого. Как нетрудно догадаться, это произошло из-за событий 11 
сентября 2001 года. Хопкинс выиграл нокаутом в заключительном двенадцатом 
раунде. А дальше началось нечто фантастическое. Когда я писал статью, то думал, 
что независимо от исхода бой с Тринидадом может стать для Бернарда последним 
или предпоследним, ведь ему было уже тридцать шесть. Но Хопкинс продолжает 
выступать до сих пор, и как выступать!


Чемпионом мира он оставался до 2005 года и перестал им быть только потому, что 
в бою с Джерменом Тейлором судьи решили, что публика устала от старины Берни, и 
не то чтобы уж очень засудили, но попридержали его. Тем не менее он продолжал 
блестяще выступать и на данный момент (октябрь 2010 года) неофициально 
считается сильнейшим боксером в категории до 79,4 кг. И это в сорок пять лет! В 
декабре он собирается драться за чемпионский титул в этом весе с канадцем Жаном 
Паскалем.




Рой Джонс и слава бокса


22.04.2003


Статья написалась сама собой. Я приехал на какой-то турнир в Санкт-Петербург 
немного заранее, так как очень люблю этот город, откуда родом мой отец. Пошел 
гулять, во время прогулки что-то пришло в голову, я заторопился в отель, 
вернулся туда и за один присест написал эту статью. Материал мне никто не 
заказывал, но опубликовали его сразу.


Здесь приведен авторский вариант статьи. В газете она называлась «Рой Джонс: 
веселый гений бокса», и я не вполне согласен как с заголовком, так и с 
некоторой правкой.



Рой Джонс принял решение остаться в тяжелом весе и в следующем бою, скорее 
всего, будет драться с Эвандером Холифилдом. Голова идет кругом. Как и почти 
все поклонники бокса с некоторым стажем, я впервые увидел Роя Джонса на 
Олимпиаде в Сеуле в 1988 году и сразу вместе со всеми понял, что этот парень, 
выступавший тогда в категории до 71 кг, пойдет очень далеко. Но не так же 
далеко, в самом деле!

Рой Джонс и слава корейской армии
«К пустой голове руку не прикладывают!» – этот образчик блистательного 
армейского юмора каждый раз сам собой выскакивал у меня в голове после 
очередной победы очередного корейца в Сеуле.
Дело в том, что корейцы, которые, как я понимаю, сплошь были военнослужащими, 
после каждой победы торжественно вставали в середине ринга и отдавали залу 
армейский салют, очень похожий на наш. Для человека, испорченного Советской 
Армией, это выглядело несколько странно. Представьте себе: некто в трусах и в 
майке цвета старой бирюзы в тончайшую белую полоску отрывистым жестом, который 
в военной среде во всем мире проходит как самое оно, отдает честь, прикладывая 
руку к непокрытой голове, украшенной к тому же неуставной прической. Почему-то 
особенно глумливыми казались эти полосатые штаны, рождавшие воспоминание о 
бессмертном высказывании булгаковского Шарикова: «Дай папиросочку, у тебя брюки 
в полосочку». Ну какой военный салют в таких портках, честное слово?
Но один кореец после победы то ли не отдал честь совсем, то ли сделал это с 
большим запозданием и так же неуклюже, как трехлетний ребенок, пытающийся 
повторить воодушевивший его военный жест. Это было в финальном бою в первом 
среднем весе, в котором дрался американец Рой Джонс и… мне, конечно, нетрудно 
найти в справочнике его имя, так как он стал олимпийским чемпионом, но есть ли 
в этом смысл? Я делал это много раз и тут же забывал. И дело вовсе не в том, 
что корейские имена трудны для запоминания. Просто мне, как и всему остальному 
миру, это имя неинтересно.
Три раунда Рой Джонс форменным образом издевался над корейцем, бил на выбор 
любой удар и с любой руки, куражился, валял дурака. Рой, не напрягаясь, 
показывал бокс, который я никогда в жизни не видел и вообще не знал, что он 
может быть.
И все это только для того, чтобы судьи потом отдали победу его сопернику.
Если бы золотая олимпийская медаль вручалась за самую крепкую голову, то кореец 
ее, безусловно, заслужил бы. После боя его пошатывало на ходу, и стоял он, 
когда его объявляли победителем, тоже не так чтобы очень прямо, но стоял ведь!
Все-таки японцы, из столетия в столетие обрушивавшие на несчастную Корею свою 
нерастраченную самурайскую любовь к людям, выливавшуюся в чуть ли не тотальное 
уничтожение всего, что попадалось им под руку, создали в конце концов 
своеобразную породу людей. Наш экс-чемпион мира среди профессионалов Юрий 
Арбачаков говорил мне не раз, что более тяжелых соперников, чем корейцы, у него 
не было.
Рой Джонс и слава его отца
Рой Джонс был потрясен вместе со всем остальным миром. Настолько потрясен, что 
после Олимпиады далеко не сразу перешел в профессионалы, куда его звали все 
промоутеры на свете, потому что было ясно, что это не просто талант, а талант, 
которого, возможно, никогда еще не было.
Вопрос, откуда берутся гении, будут задавать всегда, и ответа на него никогда 
не найдут. Гении берутся ниоткуда. Просто, как когда-то говорили, ангел мимо 
пролетал, когда они рождались. Можно, конечно, попытаться найти и рациональное 
объяснение. Так, в свое время много писали о том, что немного полоумный отец 
Роя, Рой Джонс-старший, в прошлом очень неплохой боксер, раскачивал подвесную 
колыбель своего новорожденного сына так, что она начинала биться о стену. 
Рой-маленький сначала ревел, а потом научился инстинктивно группироваться так, 
что ему не было больно, и даже перестал обращать на это внимание. Однако любой 
психотерапевт скажет, что эта, с позволения сказать, метода, скорее, 
способствовала бы формированию тревожного неврастенического характера, а не 
феноменальных боксерских навыков, хотя кто знает?
Так или иначе, но Рой боксирует так, как никто другой. Любой тренер пришел бы в 
ужас, если бы его ученик стал держать руки, особенно переднюю, левую, так низко,
 как Рой, потому что для него это неизбежно кончилось бы нокаутом если не в 
первом раунде, так во втором, а Джонсу – все ничего. Люди становились 
олимпийскими чемпионами и чемпионами мира среди профессионалов, имея несколько 
наработанных комбинаций, а бывало, что и одну. Вся техника выдающегося, вне 
всяких сомнений, Джо Фрезера в конечном счете сводилась к тому, чтобы выйти на 
длинный левый боковой, и этого, в сочетании, разумеется, с фантастически 
волевым характером, хватило для того, чтобы один раз из трех все-таки победить 
великого Мохаммеда Али.
А у Роя Джонса нет ни наработанных до полного автоматизма комбинаций, ни даже 
коронных ударов, потому что таковыми можно считать все его комбинации и удары. 
Он действует от противника и только по факту. Никаких там рассуждений в стиле 
«если он дернется, чтобы ударить справа, я уйду в сторону и тоже пробью справа 
на опережение». Все делается на уровне инстинкта. Руки Джонса – это какие-то 
ракеты с самонаводящимися боеголовками. Если бы у американцев в Ираке их умное 
оружие хоть чуть-чуть напоминало руки Роя, они бы давным-давно уничтожили все 
военные объекты, вместо того чтобы с завидной регулярностью бить по своим. 
Джонса невозможно застигнуть врасплох, потому что он читает противника, он 
знает, что тот будет делать, еще до того, как в сознании и подсознании этого 
бедолаги сложится хоть какой-то план его заведомо обреченных действий.
Рой Джонс и слава профи
После долгих рассуждений и размышлений Рой все-таки перешел в профессионалы, 
начав выступать в среднем весе (до 72,6 кг), и уже к пятому-шестому бою был 
готов драться за чемпионский титул, но тут с его отцом, ставшим теперь его 
менеджером, произошла довольно странная метаморфоза. Если двадцать лет назад он 
не опасался ни за душевное, ни за физическое здоровье младенца, когда бил его 
колыбель о стену, то теперь стал бояться всего, и в результате первые три года 
своей карьеры Джонс потратил на бои с мешками. И тогда Рой предпринял самый 
мужественный шаг в своей жизни: он сделал своего отца просто отцом, а ведение 
своих дел доверил профессиональным менеджерам.
Затрудняюсь сказать почему, но среди ведущих боксеров очень много выходцев из 
патриархальных семей. Один из самых неистовых бойцов современного ринга Артуро 
Гатти как огня боится свою мать. Оскар Де Ла Хойа мог легко пойти на конфликт 
со своим промоутером Бобом Арумом, но не со своим тираном-отцом, который всегда 
был и остается им недоволен. Так же относится к своему отцу и экс-чемпион мира 
Феликс Тринидад. Бунт против отца в таких семьях – это почти подвиг, к которому 
не стоит подходить с нашими общими мерками.
Говорят, что человек, несколько десятков лет державший в своих руках миллиард 
других людей, китайский коммунистический диктатор Мао Цзедун, тоже начал свой 
путь с бунта против отца. Бунт этот заключался в том, что, когда отец в 
соответствии с местной традицией потребовал от него, чтобы он извинился за 
какой-то проступок, встав на колени, Мао отвоевал для себя право встать только 
на ОДНО колено, и это действительно было подвигом для того времени, того места 
и тех обстоятельств. Рою Джонсу для того, чтобы сказать своему отцу, что тот 
больше не является его менеджером, потребовалось неменьшее мужество, но он его 
в себе нашел. Отец не мог простить его за это много лет, но, в конце концов, 
признал его правоту.
Свой первый чемпионский титул, в среднем весе по версии WBC, Рой завоевал одной 
рукой – правой. Левая была разбита еще на тренировке, но он так долго шел к 
своему первому чемпионскому бою, что не мог больше ждать. Его противником был 
нынешний абсолютный чемпион в этом весе Бернард Хопкинс, по сей день остающийся 
единственным человеком, который дал почти равный бой Рою Джонсу, правда, его 
однорукому варианту, что он напрочь отказывается признавать. Джонс выиграл как 
минимум восемь раундов из двенадцати и стал чемпионом.
Рой Джонс и слава его коллег
В 1998 году, находясь в Нью-Йорке, куда я приехал интервьюировать Леннокса 
Льюиса, я попал на одну боксерскую тусовку. У двери в большой зал, где 
собралось самое разношерстное общество, стоял очень высокий худой негр, по виду 
боксер-полутяж, а судя по устало-озлобленному взгляду – несостоявшийся чемпион. 
Одет он был во все черное, а на голове у него красовался великолепный убор, 
напоминавший здоровенную зеленую дыню с козырьком. В качестве приветствия он 
протянул мне для рукопожатия костистый кулак, весь покрытый мелкими шрамами, 
как я понимаю, от чужих выбитых зубов. Моей ладони не хватило, чтобы обхватить 
это внушительное орудие убийства.
Кажется, я непозволительно долго задержал свой взгляд на его бесподобном 
картузе, размышляя про себя, не лучше ли бы он выглядел, если бы его дынная 
часть не лежала, а стояла. Почувствовав на себе все темнеющий, как туча перед 
грозой, взгляд, я по возможности доброжелательно посмотрел ему в глаза. Узнав, 
что я журналист, обладатель картуза заявил примерно следующее: «Вы, журналисты, 
пишущие о боксе, ничего в нем не понимаете. Особенно австралийцы». Вывод о моей 
национальности он сделал, видимо, из того, что буквально за минуту до этого у 
него на глазах я довольно долго говорил с другим человеком, здоровенным негром 
в какой-то тюбетейке с бахромой и кисточками, о Косте Цзю. В течение всего 
разговора эта тюбетейка ездила из стороны в сторону по обритой наголо голове 
моего собеседника и вообще жила своей интересной жизнью, как будто под ней 
сидело какое-то живое существо, которое все время двигало ее в разные стороны. 
Если у меня когда-нибудь дойдут до этого руки, я обязательно напишу очерк о 
головных уборах, которые носят американцы вообще и представители боксерской 
тусовки в частности.

Понимая, что это может закончиться плачевно, я с большим трудом еще раз отвел 
глаза от картуза-дыни, который возымел надо мной поистине магнетическую власть, 
и уточнил, что не являюсь австралийцем, но, как выяснилось почти сразу, это не 
отложилось ни в его голове, ни в его картузе. «Ну скажи мне, – продолжил он 
прерванную моим неуместным географическим замечанием мысль, – кто сейчас лучший 
боксер: Джонс или Де Ла Хойа?» Я ответил, что, безусловно, Джонс, и тем самым 
прошел проверку на вшивость. «Все правильно, Осси (Aussie – разговорное 
австралиец. –
Прим. А. Б.
), – сказал он, – я его терпеть не могу, но он велик». Лицо его приняло при 
этом такое гневно-кислое и даже несколько плаксивое выражение, что я мигом 
прочувствовал всю силу как его восхищения, так и его ненависти, и понял, что 
лучше поскорее отчалить от этого нервного человека со всеми его неразрешимыми 
противоречиями, прятавшимися внутри интересного картуза, и отплыть по 
возможности подальше.

Рой Джонс и слава соперников
Говорят, что у Роя Джонса не было сильных соперников. По-моему, это не так. 
Просто самые сильные из них выглядели ничем не лучше самых слабых – перед 
гением все равны, как дети малые. В первой половине девяностых все дрожали 
перед бывшим уличным торговцем наркотиками, а затем чемпионом мира по версии 
IBF последовательно в среднем (72,6 кг) и суперсреднем (76,2 кг) весах Джеймсом 
Тоуни по кличке Туши Свет. Американские журналисты тщательно старались найти в 
нем хоть что-нибудь хорошее. Наконец нашли: как-то, будучи в небывало хорошем 
расположении духа, он чуть-чуть улыбнулся ребенку. Тут же был сделан вывод, что 
что-то человеческое и человечное Тоуни все-таки не чуждо.
Туши Свет был настоящим злобным бесом, не ставшим убийцей только потому, что 
нашел иной, тоже вполне достойный, способ зарабатывать деньги. Он уже был 
достаточно опытным профессионалом, но время от времени все же выходил на улицу 
продавать дурь и отказался от этого бизнеса только тогда, когда стал 
зарабатывать на ринге намного больше, чем на улице. По его собственным словам, 
он отказался от своего промысла лишь потому, что это подвергало риску его 
основной источник дохода. Вот такой милый прагматичный парень.
Но одной природной злобностью на американском ринге никого не удивишь и не 
напугаешь. Однако Тоуни был еще и выдающимся боксером, нокаутером, обладающим 
очень приличной техникой и боевым инстинктом. В 1993 и первой половине 1994 
годов большинство экспертов ставили его на второе место в списке лучших 
боксеров во всех весах вслед за Пирнеллом Уитакером, а многие, процентов 
тридцать, даже отдавали Туши Свету предпочтение. Перед боем с Джонсом, который 
состоялся 18 ноября 1994 года, Тоуни был фаворитом, пусть и с минимальным 
отрывом: ставки принимались из расчета 6–5 в его пользу. И это притом, что Рой 
выступал на профессиональном ринге более пяти лет, почти полтора года был 
чемпионом мира в среднем весе, и его гений был всем давно очевиден.
Однако вопреки всем ожиданиям на ринге Тоуни выглядел против Джонса абсолютно 
беспомощным. Рой, не напрягаясь, выигрывал раунд за раундом и, как обычно, даже 
не ставил себе целью нокаутировать противника. «Мне весело в бою», – любил 
повторять он, а веселье не сокращают.
В четвертом раунде взбешенный собственным бессилием Тоуни попытался 
передразнить Джонса. Он неловко спародировал его стойку, опустил руки и тут же 
оказался на полу. То, что позволено Рою Джонсу, оказалось запрещено и Туши 
Светам, и Суши Веслам, и Сливай Маслам.
Монтелл Гриффин был хорошим и очень нестандартным боксером. Бой с ним 21 марта 
1997 года складывался для Джонса нелегко. Нет, он выигрывал, но без блеска. 
Гриффин, наделенный почти таким же инстинктивным чувством соперника, как Джонс, 
боя не принимал. Он заставил Джонса атаковать, на что тот вовсе не настраивался 
и что ему вообщето не слишком свойственно. Стихия Роя – контратака. Чтобы 
спровоцировать соперника на атаку, он делает совершенно немыслимые вещи, 
например добровольно, по собственному почину заходит в угол. А тут нате.
Рой взбесился. Впервые кто-то диктовал ему условия. В седьмом-восьмом раундах 
он наконец-то приноровился к Гриффину, а в девятом достал его мощным ударом. 
Гриффина болтануло, но он устоял. Рой бросился его добивать, но Монтелл 
предусмотрительно встал на одно колено. То ли Джонса взбесил этот трусливый 
уход от атаки, то ли он просто не сумел остановиться, но он добил Гриффина, за 
что был дисквалифицирован.
Трудно сказать, почему его поражение вызвало такое озлобление в прессе. Может 
быть, потому, что Джонс уже столько лет отказывался потакать публике и 
экспертам. От него ждали нокаутов, а он выходил на ринг веселиться, смеяться 
над противником и выставлять его идиотом. И вот теперь на него спустили всех 
собак. Гриффин тоже стал говорить, что был на верном пути к победе, что не 
соответствовало действительности, и только Рой своими бесчестными действиями 
помешал ему.
В первый и единственный раз Рой рассвирепел. 7 августа 1997 года он вышел на 
ринг сам не свой и в первом же раунде послал Гриффина сначала в нокдаун, а 
потом и в нокаут. «Вы это хотели, вы это получили», – сказал он после боя. 
Больше довести его до такого состояния никто не смог, и он продолжил веселиться 
в бою.
1 марта этого года Рой Джонс повеселился на зависть всем – он в одну калитку 
победил чемпиона мира в тяжелом весе по версии WBA Джона Руиса. Можно сколько 
угодно говорить, что Руис – далеко не самый сильный тяжеловес и получил свой 
титул исключительно благодаря интригам своего промоутера Дона Кинга, но факт 
остается фактом: бывший средневес одолел вполне приличного тяжа, не оставив ему 
никаких шансов. Вообще-то было бы глупо начинать выступление в тяжелом весе с 
самого сильного соперника. И вот теперь Рой говорит, что остается в этой 
весовой категории и хочет встретиться с Холифилдом. Если бы я имел допуск к 
обкусанному Тайсоном уху Эвандера, то до посинения орал бы в него, чтобы он ни 
в коем случае не шел на бой с Джонсом. Холифилд – один из самых выдающихся 
чемпионов в тяжелом весе, но на сорок первом году жизни ему просто нечем 
побеждать Роя. Тот сделает из него дурака, как делал из всех, а Холифилд, 
четырехкратный чемпион мира в тяжелом весе, не заслужил такого унижения. Кстати,
 не кто иной, как Майк Тайсон, битый Холифилдом в первом бою и откусивший ему 
тот самый кусок уха, чтобы уйти от поражения во втором, хотя он никогда не 
сознается в этом даже самому себе, недавно провозгласил Эвандера самым 
мужественным боксером в истории. Так, может быть, Эвандеру и стоит на этом 
остановиться и не строить из себя напоследок шута горохового. Хотя бы ради 
истории, которой он уже принадлежит.
Рой Джонс и слава английского языка
Все в том же богатом для меня на события 1998 году мне довелось сидеть в пабе 
недалеко от Лондона, в графстве Кент, в одной теплой английской компании. Я 
совсем недавно вспомнил эту встречу совсем не в связи с боксом, а услышав по 
телевидению искрометное выступление Михаила Задорнова, объявившего английский 
язык ущербным и годным разве что для общения с компьютером, так как, в 
частности, в английском существует только один вариант признания в любви – I 
love you, а вот, например, «впендюриться» по-английски никак не скажешь. Бедный 
наш сатирик, с его плохим знанием иностранных языков и ущемленным национальным 
чувством, просто даже не представляет себе, сколькими способами можно 
по-английски впендюриться и как заковыристо!
Вообще, сам того не зная, Задорнов повторил мнение, которое у нас на английском 
факультете высказывала самая заядлая двоечница, которой казалось, что все на 
этом языке могут сказать так же мало, как и она. Особенно нашу двоечницу, 
косившую под интеллектуалку, как и Задорнова, тревожило отсутствие в английском 
всяких уменьшительных суффиксов…
Итак, мы сидели в пабе и смотрели бой Роя Джонса с Лу Дель Валле. Обычный бой 
Роя, примечательный разве что тем, что в седьмом раунде он поскользнулся и 
судья ошибочно отсчитал ему нокдаун, единственный за всю его профессиональную 
карьеру.
Нас было человек семь, и с нами была всего одна женщина. Зато какая! Памела 
Андерсон по сравнению с ней просто стиральная доска. Когда мы рассаживались, то 
рядом с ней с одной стороны сел ее гордый ею друг, а за место с другой стороны 
поспорили сразу трое: каждый хотел потусоваться поближе к этому бюсту. Наконец, 
конфликт был улажен. До трансляции оставалось какое-то время. Результат боя уже 
был известен, так как это был повтор, и разговор пошел о том о сем.
Надо сказать, что за столом собрались в основном люди, говорившие на кокни, 
лондонском просторечии, которое в последнее время стало даже как-то модно 
культивировать. К классическому английскому оно имеет примерно такое же 
отношение, как язык бабелевской Одессы – к литературному русскому. Возможно, 
Задорнову будет очень трудно себе это представить, но по-английски тоже можно 
сказать что-то вроде знаменитого «Беня знает за облаву», причем множеством 
способов. Еще в английском, как известно, существует более ста слов для 
обозначения женской груди, с лихвой компенсирующих отсутствие уменьшительных и 
особенно увеличительных суффиксов, и львиная доля их была в тот вечер втихаря 
сказана. А когда началась трансляция матча, то пошло нечто такое, от чего бы 
покраснел сам поручик Ржевский. Цензура никогда не отступит так далеко, чтобы 
это можно было воспроизвести на бумаге. Могу только сказать, что самый рьяный 
англичанин шепотком говорил, что хотел бы провести бой с нашей дамой, которую, 
кстати, звали Дианой, но только при условии, что удары она будет наносить не 
руками, и мечтал пропускать их сотнями, особенно overhand rights (основной 
вариант кросса).
И вдруг все стихло. Мужички стали смотреть бокс. Дама неожиданно обиделась. 
Оказывается, для женщины внимания никогда не бывает слишком много. Девушка она 
была простая и, посмотрев по сторонам, тихонько сказала: «Bloody guys» (чертовы 
парни). Точнее, это я подумал, что она так сказала. Я еще удивился, что она 
сказала guys, так как это американизм, который англичане не очень любят, хотя и 
используют. И тут вдруг я сообразил, что нас всех скопом обидели. Она ведь 
говорила на кокни, а там «эй» меняется на «ай», так что на самом деле ее слова 
были: «Bloody gays». Она ошиблась. Ни одного человека, имеющего хотя бы самое 
отдаленное отношение к этому племени, в компании не было. Впрочем, дама просто 
обиделась. Совсем ее добило, когда самый ретивый, потому что самый пьяный, 
предложил ей исполнять роль девушки, которая носит карточки с номерами раундов 
в перерывах. Она, очень уязвленная, спросила, где же тут ходить, и ей ответили: 
«Вокруг нашего стола».
Ну а потом произошло самое неожиданное. Она начала смотреть, сначала нехотя, а 
потом все больше увлекаясь. И именно Диана возмущалась громче всех, когда 
Джонсу ошибочно считали нокдаун. Велика сила бокса. Под конец девушка просто 
млела, к большому неудовольствию своего друга, и мне показалось, что Рой Джонс 
в этот момент находился совсем не по ту сторону Атлантики, по которую следовало.
 Он вполне мог в тот день найти компанию получше, чем Лу Дель Валле, и имел 
хороший шанс отправиться в самый настоящий нокдаун, причем без всякого 
принуждения.


Дальше все было совсем не так весело. Рой Джонс сдал очень резко и очень быстро.
 Как известно, с возрастом в первую очередь уходит скорость. Именно это 
случилось и с Роем, и тут же подтвердилось то, о чем иногда говорили и раньше: 
все его ошеломляющее превосходство над соперниками держалось именно на 
преимуществе в скорости. Ушло оно – ушел и Рой Джонс, осталась только его 
оболочка, которая из проведенных с тех пор двенадцати боев проиграла шесть. Но 
оболочка по-прежнему надеется вернуть все то, что ушло из нее.




Место у пьедестала (Рой Джонс)


23.01.2008


Один раз показалось, что Рою Джонсу удалосьтаки повернуть время вспять. Не 
очень явственно показалось, если честно (где-то в середине статьи об этом 
говорится прямо), но всем хочется верить в чудеса. Даже боксерам и журналистам. 
Вот и поверилось ненадолго.



Где-то в начале девяностых я зашел в кафе на Тверской. Едва мне принесли кофе, 
который то ли остыл, то ли никогда и не был горячим, как туда же зашел Когда-то 
Знаменитый Артист очень преклонных лет, одетый в когда-то дорогой костюм.

Времена были тяжелые, и за былую славу платили меньше, чем когда бы то ни было. 
Но Артиста его нынешнее положение, кажется, не смущало. Он посмотрел орлиным 
взглядом на стайку девочек. Те в ответ прыснули, он самодовольно улыбнулся, 
девчонки прыснули еще сильнее. Я сидел рядом с ними и услышал, как одна из них 
сказала что-то вроде: «Посмотри на этого старого дурака». Бедняга был кумиром 
девочек совсем другого поколения, а эти его знать не знали. Я посмотрел на него 
еще раз и понял девочек. Он не был похож на старого орла. Он был похож на 
старого петуха, чтобы не сказать на старую курицу.
Я еще тогда вспомнил, как, будучи еще молодым, в одном из своих старых фильмов 
Артист в финале играл своего героя стариком. Но жизнь обошлась с ним куда 
жестче, чем гримеры. Если его киношная старость была благородной, то реальная – 
жалкой. Артист между тем сел и продолжил играть глазами с девочками. Смотреть 
на это у меня уже не было сил. Я поскорее расплатился и вышел.
История эта произвела на меня настолько неприятное впечатление, что я 
постарался ее позабыть, что мне удалось. И чем дальше, тем меньше мне ее 
хотелось вспоминать, так как сам я тоже не молодел. И все-таки я ее вспомнил 
совсем недавно, когда зашла речь о состоявшемся в субботу бое некогда великих 
Роя Джонса и Феликса Тринидада. Я очень боялся, что из нее получится что-то 
вроде тех давних гастролей Когда-то Знаменитого Артиста в кафе на Тверской. То 
есть они себя будут видеть прежними, а зрители их – нынешними.
В первые два раунда казалось, что так оно и случится. Бывший полу-средневес 
Тринидад, накачавший вес, который почему-то ушел главным образом в ноги, 
побеждал потерявшего веру в свою неуязвимость Роя Джонса, который был временами 
так плох, как будто никем никогда и не был. Но потом гордость взяла свое, он 
разъярился, раздухарился и стал… нет, далеко не собой прежним, но все-таки 
теперь в нем по крайней мере проглядывали его былые качества. Бывший великий 
кудесник поймал кураж и, начиная с последней минуты третьего раунда и до 
последней минуты последнего уже не упускал его.
На этот раз обошлось. Но обойдется ли в следующий раз, если он будет? А ведь он 
будет.
Уходить, конечно, надо вовремя, но в самой такой постановке вопроса есть 
какая-то капитуляция перед жизнью. Все мы, мужчины лет с тридцати, а женщины, 
наверное, с двадцати пяти, ведем борьбу со временем, которую обречены проиграть.
 Но из этого же не следует, что с ним не надо бороться. Вот только борьбу 
следует вести лишь до тех пор, пока ты не стал смешным в своей борьбе, а как 
этот момент определить?
Для Роя Джонса большинство его горячих поклонников, в том числе и я, давно этот 
момент определили. Мы решили, что ему пора на покой, еще после первого боя с 
Антонио Тарвером, а потом застолбились в своем мнении, когда он проиграл три 
следующих боя. И, наверное, были правы, но какая-то это трусливая правота. 
Зачем драться, когда уличная шваль остановила тебя в темном переулке и 
потребовала денег, если тебя все равно, скорее всего, побьют? А ты отдай 
кошелек, в котором все равно почти ничего нет, и тогда не побьют.
Но, может быть, все-таки не стоит отдавать кошелек, если есть хоть какие-то 
силы его сохранить? И дело вовсе не в том, три рубля там или миллион, потому 
что тот, кто отдаст три рубля, с той же легкостью отдаст и миллион. Это ему 
только кажется, что, будь там денег побольше, он бы о-гого-го что устроил этим 
жалким грабителям. Ничего бы он не устроил, так что драться надо и за три рубля.

Рой Джонс не послушался наших мудрых советов, и спасибо ему за это. Он когда-то 
сошел с пьедестала, который остался пустым, так как ни у кого не хватило сил и 
таланта на него подняться. И пусть у него самого тоже их больше нет, чтобы туда 
вернуться, но ведь есть место и рядом с пьедесталом. А девочки пусть смеются, 
сколько им влезет.


В следующем бою со знаменитым британцем Джо Кальзаге Рой сумел послать 
противника в нокдаун в первом раунде, и это показалось началом его последнего 
чуда. Но Кальзаге легко встал и легко победил. Чудо, как обычно, не состоялось.




Не Рой себе яму (Рой Джонс)


10.08.2009


Джонс не оставлял попыток вернуть прошлое, потому что ничего, кроме прошлого, у 
него и нет. Эта колонка была написана в качества анонса к поединку, который Рой 
должен был выиграть, но победа в котором могла в конечном итоге привести его 
только к дальнейшим поражениям.



Наверно, это было неизбежно, но очень уж хотелось избежать. Когда-то великий, 
когда-то непобедимый, когда-то многократный, когда-то чемпион мира, когда-то в 
четырех весовых категориях Рой Джонс снова возвращается на ринг и 15 августа 
проведет бой с другим экс-чемпионом мира Джеффом Лейси. Двое вышедших в тираж 
будут выяснять, кто из них вышел в него дальше.


Думаю, победит Рой Джонс. На Лейси-то его еще должно хватить. Но я все-таки 
надеюсь, что не хватит, просто чтобы, наконец, закончилось это отрезание кошке 
хвоста по частям. Причем в роли кошки находится как сам Джонс, так и многие 
миллионы его поклонников, и я в том числе.
Есть молодые люди, которым не хочется взрослеть. Если у родителей есть деньги, 
этот процесс можно затягивать достаточно долго. Есть не очень молодые люди, 
которым не хочется стареть. Для них есть виагра и всякие медицинские хитрости. 
Рой Джонс относится сразу к обеим этим категориям: он стареющий мальчишка, 
который не хочет взрослеть.
В последний раз мы видели настоящего Джонса на ринге 1 марта 2003 года, когда 
он победил чемпиона мира в тяжелом весе по версии WBA Джона Руиса. Игры с весом 
тогда Роя окончательно доконали. Я не так давно встречался с ним. Меня 
совершенно поразили его габариты. Ростом не выше 180 см с очень скромной рамой, 
он мог бы всю карьеру провести не то что в категории до 72,6 кг, с которой 
когда-то начинал, а даже в предыдущей – до 69,9 кг. Вместо этого он пошел в 
веса до 76,2 кг, до 79,4 кг и, наконец, дошел до тяжелого веса. Это было 
совершенно чудовищное издевательство над организмом. На бой с Руисом Джонс 
вышел с весом под 90 кг. Выглядел он при этом каким-то надутым богатырем.
Не буду ничего утверждать. Может быть, я чего-то не знаю. Но я плохо 
представляю себе, как можно добиться таких результатов без каких-нибудь не 
вполне разрешенных спидручников вроде анаболических стероидов. Да у него шея 
тогда стала чуть ли не шире головы! Такие фокусы даром не проходят. А тут и 
возраст начал сказываться. Вся техника Джонса держалась на огромном 
преимуществе в скорости, а скорость, как известно, с возрастом уходит первой.
Уже в ноябре 2003 года в первом бою с Антонио Тарвером, для которого он опять 
сбросил вес до 79,4 кг, Рой выглядел совсем другим боксером. Он выиграл совсем 
чутьчуть. Тогда и надо было ему уходить, как ушел Леннокс Льюис после вот так, 
на бровях, выигранного боя с Виталием Кличко.
Рой не ушел. Вместо этого он проиграл нокаутом во втором раунде матч-реванш 
Тарверу, потом нокаутом же Глену Джонсону, потом по очкам третий бой Тарверу. В 
первых двух из этих боев он выглядел как будто его вытащили на ринг на аркане. 
Третий мог выиграть, но слишком боялся нокаута, что очень понятно в такой 
ситуации. Рой попал в положение Ахилла, которому вдруг сказали, что поразить 
его можно не только в пятку, а куда угодно, как всякого простого смертного. 
Ахилл от этого трусом не стал, но он еще не освоился со своей уязвимостью. А 
ведь в течение пятнадцати лет Рой Джонс казался именно неуязвимым. Между ним и 
всеми остальными лежала пропасть.
И вот пропасти не стало.
Раньше он мог утром перед боем играть в баскетбол или за пару часов до выхода 
на ринг плясать с девчачьим кордебалетом, а потом разносить своих противников в 
пух и прах, и вдруг это все ушло. После Тарвера он выиграл четыре боя и 
проиграл один, но именно тот единственный из всех, который имел смысл, – с Джо 
Кальзаге.
Я не смог заставить себя дочитать до конца откровения Джонса, высказанные им к 
бою с Лейси. Вспоминая свои поражения нокаутом, он сказал, что стал проигрывать,
 потому что его заставили работать как все, то есть высоко держа руки для 
защиты. Поломали технику, и вот – результат не заставил себя долго ждать.
Это не совсем соответствует действительности. Тот роковой удар от Тарвера во 
втором бою он пропустил именно потому, что его руки были не там, где надо. 
Просто ушли суперскорость и суперреакция, которые покрывали такие огрехи. Это 
все равно, как если бы стареющий плейбой стал объяснять, что девочка отказала 
ему, потому что он накануне не выспался и плохо выглядел. Да она тебе отказала, 
потому что ты старый хрыч, – хоть спи, хоть не спи. Я понимаю, что Рой Джонс 
меня не услышит, но меня так и тянет ему сказать: не рой сам себе яму. Точнее, 
не Рой сам себе яму. Для этого всегда найдутся другие.


Рой Джонс победил Джеффа Лейси, а после этого проиграл два боя подряд. Сначала 
– австралийцу Дэнни Грину нокаутом в первом раунде, а потом по очкам Бернарду 
Хопкинсу, у которого за семнадцать лет до этого выиграл фактически одной рукой, 
так как вторая была травмирована.




Последний шанс Романа Кармазина


01.06.2010


Когда можешь помочь другу – помогаешь. Когда не можешь помочь – пишешь статью в 
надежде, что она хотя бы его подбодрит. Именно этим я и руководствовался, когда 
перед боем Романа Кармазина с немцем Себастьяном Сильвестром сделал этот 
материал.



Скоро в немецком Нойбранденбурге Роман Кармазин выйдет на бой с чемпионом мира 
по версии IBF в категории до 72,6 кг и уроженцем этих мест Себастьяном 
Сильвестром. Для нашего тридцатисемилетнего экс-чемпиона мира это будет 
последним шансом вернуться на вершину. Впрочем, вся его боксерская жизнь 
состояла из последних шансов.

Последний шанс – 1
Много лет назад (я даже точно могу сказать сколько – девять) я позвонил одному 
известному в мире бокса дельцу и предложил, чтобы он взял Романа Кармазина под 
свое, казавшееся тогда могучим, крыло. «Да нет, – ответил делец таким тоном, 
что я сразу увидел его лоснящуюся морду. – Ему уже двадцать восемь лет, в этом 
возрасте поздно разворачиваться. Ни один серьезный промоутер его не возьмет».
Делец тот давно сдулся, даже не знаю, чем он сейчас занимается, но вряд ли 
чем-то хорошим, и задним числом я рад, что он не взял Романа под свое, 
оказавшееся дырявым, крыло. Тем более что свой первый серьезный шанс Кармазин 
через год получил и без него. Другое дело, что шансы Роман всегда получал такие,
 которыми было очень трудно воспользоваться. А началась их череда 12 июля 2002 
года, когда Кармазин вышел против испанца Хавьера Кастильехо драться за 
временный титул WBC в весе до 69,9 кг.
Мне и по сей день кажется, что тот бой Кармазин проиграл не противнику, а себе. 
Получилось, шанс застал Романа врасплох. А он к тому моменту уже два года 
вынужденно топтался на месте, и никто из грандов, включая Оскара Де Ла Хойю, 
уклонившегося от боя с Кармазиным, сославшись на травму руки, не жаждал 
встречаться с сильным и безвестным бойцом, которому можно легко проиграть, а 
победа над которым никакой славы не принесет. И не надо никого обвинять в 
трусости. Никто не пойдет на тяжелую работу к злобному начальнику за маленькую 
зарплату, а возможно, не пойдет и за большую. Вот и чемпионы по боксу не 
согласны получать люлей за просто так.
Помню, я тогда разговаривал с Романом об этом, и он, человек до невозможности 
беззлобный, деликатный и всегда готовый войти в чужое положение, даже в ущерб 
себе, сказал, что он всех понимает и не осуждает. Вообще, на моей памяти он 
осуждал за что бы то ни было только себя. Так было и с тем неудачным боем с 
Хавьером Кастильехо, состоявшимся в пригороде Мадрида.
Роману очень хотелось не упустить этот шанс, и именно поэтому он его упустил. 
За ним всегда водился один грешок: если он начинал насиловать себя, то не мог 
остановиться. Вот как сам Кармазин рассказал об этом за два года до встречи с 
Кастильехо, описывая, в каком состоянии оказался накануне одного из своих 
поединков: «Я к тому моменту не отдыхал года три и просто загонял себя. Сам 
себя загонял, винить здесь некого. Тренер мне недавно сказал: „Роман, лучшее – 
враг хорошего“. Я с тех пор это все время повторяю, потому что эту простую 
истину понял на собственной шкуре. Нельзя бесконечно от себя требовать, 
требовать, требовать. Так может крыша поехать. Вот она у меня и поехала. Какое 
там поехала! Просто сорвало крышу! Я ничем не мог отвлечься от бокса, все время 
искал у себя ошибки. Ночью спать не мог, все думал, где и что я делаю не так. 
Вставал и начинал тренироваться. И так без конца. Засыпал только от полного 
изнеможения. У меня тогда даже в семье проблемы начались. Кто захочет жить с 
таким типом? И вот дело к бою подходит, а меня от одного вида перчаток тошнит. 
Начинается бой. Я боксирую на автопилоте. Ничего не вижу, не чувствую толком. 
Просто как автомат. А в бою всегда должно оставаться место для фантазии, 
импровизации. Всегда. Без этого никакого настоящего бокса просто не бывает. А 
тут робот какой-то вместо меня боксировал. Я то время даже вспоминать боюсь. 
Это был не я».
Тот бой Кармазин все-таки выиграл, но через два года, готовясь к бою с 
Кастильехо, Роман снова себя загонял. Просто потому, что как раз все эти два 
года его водили за нос, вроде бы предоставляя возможность подраться за титул, а 
потом ее отбирая. И так много раз подряд. В такой ситуации сдали бы даже 
пеньковые нервы.
Поражение от Кастильехо не было сокрушительным, но оно было бесспорным, и, что 
еще хуже, Роману теперь приходилось начинать все сначала. А это было тем более 
сложно, что знающие люди и в этом бою разглядели, что поражение не отражало 
реальной силы Кармазина, что он, как был, так и остался до жути неудобным 
соперником, который в хороший для себя день может кому угодно устроить на 
лужайке детский смех.
В общем, многие тогда сочли, что Роман упустил свой последний шанс. Первый 
последний шанс.
Последний шанс – 2
Как понять, поймал ты рыбу или нет, если ты ее после долгой битвы вытащил из 
воды, снял с крючка, подержал в руках, а потом тебя кто-то отвлек, ты на 
секунду оглянулся, и она выскользнула у тебя из рук? Любитель рыбной ловли, 
возможно, скажет, что поймал. Любитель ухи – что нет.
Роман Кармазин оказался именно в таком положении, как этот бедный рыбак. 
Формально он побывал чемпионом мира, но никаких радостей от чемпионства не 
вкусил.
В начале 2000-х годов первый средний вес (до 69,9 кг) несколько обмелел. 
Многочисленные звезды, выступавшие в нем, перешли в другие веса, а оставшиеся 
достаточно сильные бойцы не были так независимы в подборе соперников: 
отказывать Кармазину им было куда сложнее. У Романа появился шанс, которым он и 
воспользовался.
В апреле 2005-го Кармазин провел элиминатор за право драться за титул IBF с 
долговязым американским левшой Китом Холмсом. В первой половине боя он все 
пытался пристроиться к своему очень нестандартному противнику, а пристроившись, 
однозначно выиграл вторую половину и с ней весь бой, который, разумеется, 
проходил на чужой территории – в США.
И уже через три месяца он вышел на ринг против чемпиона – боксера из Уганды 
Кассима Оумы, осевшего в США. Бой проходил в Лас-Вегасе, где у африканца было 
куда больше сторонников в зале. Поединок начался очень здорово для Романа. В 
третьем раунде он дважды посылал Оуму на пол, сначала левым по печени, а затем 
правым прямым в голову. Твердолобый африканец сумел достоять до конца раунда, в 
четвертом пришел в себя, а в пятом и шестом дал настоящий бой. Роман сумел 
остановить его порыв в последующих раундах и безоговорочно выиграл поединок, с 
чем не стали спорить даже представители Оумы.
В том, что Кармазин выиграл эти бои, только его собственная заслуга, но для 
того, чтобы его до них допустили, сильно постарался Дон Кинг, с которым 
Кармазин заключил контракт. Это сотрудничество принесло Роману титул, но почти 
не принесло денег. В этом он повторил судьбу очень многих. Впрочем, виноват 
здесь был не только Дон. Я с ним неплохо знаком, и он мне много раз говорил 
одно и то же:
«Послушай, а что я могу сделать? В Америке Роман чужой. К нему хорошо относятся,
 очень уважают, но он чужой, и кассы на нем не сделаешь. А в России он, 
по-моему, никому не нужен. Я сто раз предлагал его бои самым разным вашим 
телеканалам и требовал далеко не запредельные деньги, но мне либо говорили nyet,
 либо вообще ничего не говорили».
Иногда Кинг после этого пускался в недоуменные рассуждения о том, что же это мы 
за люди такие, ведь, будь Роман американцем, у него не было бы никаких проблем 
с показом его боев по телевидению. Ведь он не только хороший, но и зрелищный 
боксер. (Справедливости ради нужно отметить, что разговоры эти шли в основном 
позже, когда Роман уже потерял титул.)
С организацией первой защиты у Кармазина вышли кое-какие проблемы, и бой 
состоялся только в июле 2006 года. Соперником его стал бывший абсолютный 
чемпион мира в категории до 66,7 кг американец Кори Спинкс – боксер безударный, 
но быстрый и верткий, как угорь.
Кармазин мог выиграть тот бой. Один судья даже поставил ничейные очки, а двое 
других отдали победу Спинксу со счетом всего лишь 115–113. Но Роман его не 
выиграл. Это был тот самый случай, о котором говорят «чуть-чуть не хватило», но 
эти «чуть-чуть» вмещают в себя всю пропасть между победой и поражением.
Наверное, сыграло свою роль то, что у Кармазина никогда не было противников 
даже отдаленно напоминавших Спинкса. Может быть, команда Романа не слишком 
верно тактически просчитала этот бой. Но, думаю, главную роль здесь сыграло то, 
что Кармазину элементарно очень нужны были деньги. Просто на жизнь. И понимание 
того, насколько сильно зависит его финансовое благосостояние от этого боя, 
вызывало волнение, которое и близко не вызывал сам соперник.
А тут еще один московский коммерсант звонил ему накануне боя миллион раз и 
бесконечно дергал за нервы, торгуясь до последнего по поводу мелкого рекламного 
контракта. Уже после боя Роман узнал, что этому коммерсанту, выполнявшему роль 
посредника, досталось значительно больше денег, чем ему самому, но пенять было 
не на что: никаких норм, кроме этических, тот не нарушил. Просто воспользовался 
горячкой перед боем. Лекция на тему «Жадность хуже, чем холера, жадность губит 
флибустьера» здесь не поможет. Тем более что флибустьер – и вообще, и данный 
конкретный – считает, что бабло побеждает зло. При этом злом считается 
исключительно то, что лежит между ним и баблом.
Боюсь, такой взгляд на вещи сильно отличается от версии Христа, но богу богово, 
а коммерсанту коммерсантово. Боксеру, по этой логике, видимо, боксерово. В 
случае с Кармазиным и его чемпионством это означало почти ничего.
Последний шанс – 3
Поражение от Спинкса не перечеркнуло карьеру Кармазина. По общему мнению, у 
него оставался шанс вернуть титул и, следовательно, у него появился еще один 
последний шанс, и казалось, он его не упустит.
В начале января 2007 года он сам поздравил себя с Новым годом, нокаутировав в 
четвертом раунде довольно сильного боксера Джеймса Обеде Тоуни. Перед этим 
нынешний чемпион мира по версии IBF в категории до 76,2 кг канадский румын 
Лучан Буте сделал это лишь в восьмом. Следующий бой Кармазина состоялся 23 
ноября того же года, и это был элиминатор за право драться с чемпионом мира по 
версии WBA в категории до 69,9 кг. Соперником его был бывший, причем недавно 
бывший, двукратный чемпион мира мексиканец Алехандро Гарсиа.
Поединок состоялся в Лос-Анджелесе на андеркарде супербоя между Рикардо 
Майоргой и Фернандо Варгасом. Я там был и навсегда запомню эту поездку как одну 
из самых приятных за всю жизнь. Осень в Калифорнии – это как хорошее лето у нас.
 Стоит отъехать от города, вдохнуть какой-то солено-хвойный воздух – и кажется, 
что ты уже в раю. Но пока я старался провести как можно больше времени с 
Романом и его менеджером Стивом Бэшем. Никакого беспокойства ни у кого не было. 
Единственной проблемой оказалось то, что Роман сделал вес на взвешивании со 
второй попытки, но это явно его не измотало.
Роман не просто победил Гарсию. Он порвал двукратного чемпиона мира вдоль и 
поперек за три раунда. Гарсиа после этой порки так никогда больше и не 
восстановился. Я уверен, что в тот день Кармазин легко победил бы и выступавших 
в главном бою Майоргу и Варгаса, и я был далеко не единственным среди 
журналистов и экспертов, кто так считал.
А на следующий день мы с Романом отправились далеко за город в один известный 
рыбный ресторан на берегу океана. По дороге купили какой-то фантастической 
клубники, несколько раз останавливали машину в полях. В тот год в Калифорнии 
было много лесных пожаров. Один из них мы видели. Он черной змеей прополз по 
склону обширного холма. В голове ее стоял мощный столб пламени, от которого шел 
другой столб – дыма, поднимавшийся в такое голубое небо, что казалось, на нем 
никогда не бывает облаков. Судя по всему, пожар уже локализовали, и он догорал. 
Мы ели клубнику и смотрели по сторонам. Ощущение наполненности жизнью было 
такое, какое бывает только в детстве: когда тебя и в зоопарк сводили, и 
мороженое купили, и на карусели покатали.
Потом мы доехали до рыбного ресторана, представлявшего собой какие-то избушки и 
уставленные столами лужайки между ними. В жизни не ел более вкусной рыбы. Мы 
наелись до отвала и поехали обратно, продолжая лопать никак не кончавшуюся 
клубнику. Казалось, что этому празднику жизни не будет конца.
Но до катастрофы в боксерской карьере Кармазина оставалось меньше двух месяцев. 
19 января 2008 года Роман в нью-йоркском Мэдисон-сквер-гарден вышел против 
Алекса Бунемы из Конго, предпочитающего жить в Мемфисе, штат Теннесси.
Проводить бой с интервалом меньше двух месяцев было безумием. Двойным безумием 
было делать это уже будучи официальным претендентом на титул, но Роману позарез 
были нужны деньги. Не для того, чтобы поменять хорошую машину на самую лучшую, 
а просто на жизнь, очень скромную жизнь. Он сам попросил Дона Кинга сделать ему 
этот бой.
За несколько дней до поединка Роман заболел. Я позвонил тогда в Америку, и один 
из наших общих знакомых сказал, что дело плохо: Роман не только болен, но еще и 
спать перестал. Он мог отменить бой, но были нужны деньги.
В том бою Кармазин был не похож на себя. Он все-таки выигрывал по очкам после 
девяти раундов, но дело пахло бедой, и она пришла в десятом раунде, когда 
Бунема достал его длинным ударом справа, а затем еще и левым вдогонку. Роман 
встал, но африканец быстро добил его. Это было очень похоже на окончание 
боксерской карьеры, и казалось, что на этот раз Кармазин исчерпал все свои 
последние шансы.
Последний шанс – 4
Затем Кармазин не выходил на ринг одиннадцать месяцев.
20 декабря 2008 года он с большим перевесом по очкам обыграл очень уважаемого в 
Америке ветерана Бронко Маккарта, показав тем самым, что вернулся.
В марте 2009 года Роман в седьмом раунде нокаутировал американца Антвуна Эколса,
 хотя сам в пятом раунде побывал в нокдауне. А менее чем через два месяца после 
этого, в мае, в Чимкенте (Казахстан) он боксировал с бразильцем Луисом Аугусто 
Дос Сантосом, который отказался выходить на четвертый раунд.
Наконец, 8 января 2010 года Роман вышел против колумбийца Дионисио Миранды в 
элиминаторе за право встретиться с чемпионом мира по версии IBF в категории до 
72,6 кг немцем Себастьяном Сильвестром.
И Роман, и Миранда находились в таком положении, когда проигрывать нельзя, и 
победил тот, чье отчаяние, видимо, было сильнее, – Кармазин. Но как победил! Из 
своих двадцати побед восемнадцать Миранда одержал нокаутом, и в третьем раунде 
он достал Романа ударом справа, так что создалось впечатление, что двадцать 
первая победа и девятнадцатый нокаут для него не за горами. Я и сейчас не могу 
понять, как Кармазин выстоял.
Дальше бой шел с переменным успехом, но в девятом раунде Миранда опять нанес 
мощнейший удар справа, и на этот раз Кармазин упал. Он быстро встал, но до 
конца раунда оставалось две минуты. Роман опять выстоял, и опять я не знаю, как 
он это сделал. Миранда выглядел лучше и в начале десятого раунда, но тут 
Кармазин стал периодически доставать его справа. Наконец, он достал его 
особенно плотно, а через паузу нанес еще один удар справа. Миранда упал, но 
поднялся. Тогда Кармазин почти в точности повторил свою комбинацию: нанес один 
удар справа, а через паузу – другой. На этот раз Миранда рухнул на спину, и 
рефери остановил бой, даже не открывая ему счет. Так Роман Кармазин получил 
право на бой с чемпионом мира Себастьяном Сильвестром.
Ну а дальше было совсем интересно. Российский истеблишмент всегда проявлял мало 
интереса к Кармазину. Роман всюду говорил, что представляет Россию, но Россия 
об одном из своих очень немногих чемпионов мира по профессиональному боксу 
как-то забывала. А тут…
Стивен Бэш, менеджер Кармазина, выиграл торги у промоутера Себастьяна 
Сильвестра фирмы Sauerland Event. Бой Романа должен был пройти в России, 
предположительно в Петербурге, где боксер живет. Однако российские коммерсанты, 
видимо, все свое бабло пустили на борьбу со злом, и на спонсорство такого матча 
денег не осталось. России Кармазин оказался не нужен.
Вообще, я, конечно, понимаю, что америкосы – все жлобы, а у нас все – чистые 
души, одна чище другой. Однако знаменитый американский тренер Фредди Роуч 
помогает Роману бесплатно, а американский парень Стивен Бэш, который вроде как 
боксерский менеджер (а значит, по определению, грабитель), сделал для Кармазина 
больше, чем вся щедрая душой Россия вместе взятая. Это он в него верил, когда 
не верил уже никто. Это он вкладывал в него деньги, когда никто не вкладывал. 
Это он дал Роману три его последних шанса из четырех. И все это без всякого 
интереса для себя. Не сомневаюсь, что свои деньги Бэш пока и близко не отбил. 
Но он не может вечно воевать в одиночку. На этот раз ему понадобилась помощь, 
которая, как обычно, не пришла.
В общем, Бэш зря выигрывал торги. Бой все равно теперь пройдет в Германии, а 
судейство там… ну, как бы это сказать… Понимаете, совесть ведь не мочевой 
пузырь, она лопнуть не может. Особенно судейская. Теперь Роману для победы 
нужен нокаут или надо очень убедительно выиграть хотя бы девять-десять раундов 
из двенадцати, чтобы дали победу в семи, а с таким мастеровитым, хоть и 
несколько однообразным боксером, как Сильвестр, это будет крайне сложно.
Так что, если Роман проиграет главный бой в своей жизни, не нам его корить. Мы 
ровным счетом ничего для него не сделали, чтобы иметь на это право. Слава богу, 
хотя бы нашелся телеканал – РЕН ТВ, который покажет бой Сильвестр – Кармазин в 
прямом эфире.
Ну а если Роман победит, то не надо запоздало пищать «ур-р-ря!!!» и махать 
флагами. Флаг Роман поднимет тоже без нас, так как это будет только его победа.


Бой Кармазина с Сильвестром закончился вничью, и это был вполне справедливый 
результат, так что зря я «гнал» на судей. А Роман лишний раз доказал, что он – 
человек вечного последнего шанса. Хотя до боя это казалось невероятным, но 
вполне возможно, что он еще раз будет драться за титул. Все-таки Роман должен 
догнать этот трамвай. Я в него верю.




Как я стал посредником между Доном Кингом и Романом Кармазиным


11.06.2007, Катовице


Ну, здесь вся предыстория вопроса подробно изложена в начале статьи, к чему мне 
добавить практически нечего.

Необходимое предисловие
Чуть больше недели назад автору этих строк позвонил представитель Дона Кинга, с 
которым мы несколько раз встречались в Америке и Германии. Этот представитель 
сообщил, что знаменитый промоутер хотел бы встретиться со мной для того, чтобы 
высказать в интервью для «СЭ» свою точку зрения по поводу тлеющего конфликта с 
экс-чемпионом мира в категории до 69,9 кг россиянином Романом Кармазиным, у 
которого с Кингом контракт. Более того, мне, по сути, предлагалось выступить в 
роли вольнонаемного посредника между Кингом и нашим боксером. Все это было 
абсолютно неожиданно, как и место нашей встречи – в Польше, где 9 июня должен 
был состояться турнир, одним из организаторов которого был все тот же Дон.
Немного ошалев от перспективы попробовать себя на дипломатическом поприще, я 
спешно собрался в дорогу и оказался в Катовице. Дона, правда, в отеле поначалу 
не застал, так как он в этот момент был на экскурсии в Освенциме.
Встретились мы за обедом. Дон сидел какой-то подавленный, время от времени 
выключался из общего разговора и смотрел в сторону. Впрочем, вся группа, с 
которой он был в Освенциме, пребывала в похожем состоянии. Неожиданно Дон стал 
рассказывать о политическом раскладе накануне и в начале Второй мировой войны. 
С большим знанием дела, надо сказать, что не слишком удивило, так как мне уже 
приходилось убеждаться в том, что круг его интересов очень широк, и что он 
часто обнаруживает познания в совершенно неожиданных областях.
Когда обед был закончен, мы поднялись в его номер на 27-м этаже, и Дон сел на 
фоне широкого панорамного окна. Вид из него открывался хоть куда: предгрозовое, 
поистине апокалиптическое небо, а внизу вполне советский, безмерно скучный 
социалистический пейзаж, где явным диссонансом выглядели несколько чисто 
польских зданий. Смотрелось все это диковато, но, представьте, интересно.
В сущности, это не я интервьюировал Кинга; он сам себя интервьюировал в моем 
присутствии, а я почти целиком доверился его потоку сознания, ограничивая свое 
участие лишь тем, что временами пытался этот поток хоть как-то структурировать. 
Зачем было мешать Дону? В конце концов, обращался он не столько ко мне, сколько 
к Роману Кармазину, а я был лишь чем-то вроде радиопередатчика, с помощью 
которого он отправлял свою шифровку. Так что свое мнение обо всем сказанном 
выскажу чуть позже. А пока постарайтесь разобраться вместе со мной в том, что в 
этой шифровке было изложено.
Монолог Дона Кинга
– Что вы говорите? Роман Кармазин мало заработал денег? Да вы вспомните, как он 
стал чемпионом мира. Мне пришлось немало поработать, чтобы заключить для него 
контракты на соответствующие бои. И прежде всего – на элиминатор (бой за право 
драться с чемпионом мира) с Китом Холмсом, так как никто не горел желанием 
встречаться с таким сильным бойцом, как Кармазин, на ринге. Где-то еще, в 
ресторане скажем, пожалуйста, но не на ринге. Ну а потом я добился боя с 
Кассимом Оумой, которому принадлежал титул IBF в категории до 69,9 кг, – этот 
титул Роман у него в итоге и отобрал.
Кроме того, мне надо было соответствующим образом преподнести Романа широкой 
американской публике, которая его совершенно не знала. Показать ей, какой он 
замечательный боксер и человек. Вы же сами с ним давно знакомы и знаете, что 
так оно и есть. Он замечательный парень. И Роман сделал свою часть работы, без 
которой не было бы ничего: он выиграл эти бои.
Когда Кармазин стал чемпионом, настал черед драться с обязательным претендентом.
 Но тут в дело вмешался его менеджер Стивен Бэш, который стал работать против 
меня. Он пытался наладить связи с другими промоутерами и не давал мне помочь 
Роману. И тут наступил черед его боя с Кори Спинксом. Я и сейчас считаю, что 
Кармазин должен был выиграть этот бой. Но у него голова была не на месте. Его 
отвлекали всякие слухи о разных боях, разных перспективах, и он не смог 
сосредоточиться на поединке со своим противником, когда ни о чем другом он 
просто не должен был думать.
Ну а я стал жертвой своей собственной успешной работы. Я сделал свою часть 
работы, а его менеджер приписал ее себе. Прошу заметить, что, когда Роман 
проиграл, я и не подумал его бросать. Наоборот, я по-прежнему делаю все от меня 
зависящее, чтобы он смог вернуть себе титул. Еще раз повторю: он замечательный 
человек, и я искренне хочу ему помочь.
Меня обвиняют в том, что я не даю Кармазину заработать. Да мне просто не 
позволяют дать ему заработать. Мне он понятен как человек. Он мне близок как 
человек, потому что мы с ним начинали свои жизни в схожих условиях.

Вы знаете, о чем я говорю? Это когда вся семья живет в одной комнате. Работы 
нет, а вся жизнь превращается в борьбу за еду. Ты каждый день идешь в бой за 
еду. Ты сражаешься за еду утром, ты сражаешься за нее днем, ты сражаешься за 
нее вечером. Я так жил. И у Романа было что-то в этом роде. Вы знаете, что я 
думаю? На основе его жизни можно было бы написать отличный success story 
(историю успешной карьеры. –
Прим. А. Б.
). Он мог бы стать образцом для подражания в вашей стране, где, насколько я 
знаю, для многих жизнь достаточно тяжела. Он мог бы показать этим людям выход 
из тупика. Но он сбился с пути. Точнее, его сбили с пути.

Дороги в ад и в рай иногда идут из одного и того же места, вы понимаете? 
Поначалу расстояние между ними небольшое, и ты сам не понимаешь, куда идешь, а 
потом может быть уже поздно. Я не говорю, что я веду в рай. Все, что я говорю, 
так это то, что мы с Романом должны сесть за стол, и я расскажу ему, как я вижу 
историю наших взаимоотношений. И он расскажет мне, как ее видит, а вместе мы 
выйдем на верную дорогу, на которую ни один из нас не может выйти 
самостоятельно. Мы нужны друг другу. И мне есть что Роману предложить.
Я могу в конечном итоге предложить ему бой за титул в одной из двух весовых 
категорий, до 69,9 кг и до 72,6 кг, но для начала ему надо будет пройти 
элиминатор. Я уже предлагал Кармазину элиминатор, но он отказался. Он должен 
был драться со своим бывшим спарринг-партнером Терренсом Котеном. Вы понимаете, 
о чем я говорю? Он должен был провести элиминатор со своим спарринг-партнером, 
которого много раз бил и знал как облупленного! Это ведь чего-нибудь да стоит, 
а? И это я добился того, что ему предстоял элиминатор с таким противником. Это 
была полностью моя заслуга. Я ведь неплохо поработал, да?
Разумеется, нельзя получить все сразу: для Кармазина это был бы не слишком 
денежный бой. Зато он давал ему возможность выйти на очень выгодную позицию. 
Ради такой позиции стоило пожертвовать деньгами. Побил своего спарринг-партнера 
и стал официальным претендентом – поди плохо? Потом стал чемпионом, и вот 
теперь ты можешь ставить другим свои условия. Я знаю, где растет золотое дерево.
 Так не мешай же мне вести тебя туда! Если бы Кармазин по-прежнему работал со 
мной, он уже снова был бы чемпионом мира. Вместо этого он спорит со мной, за 
какие деньги он будет драться со своим спарринг-партнером, а за какие – нет.
Все надо делать в свое время. Упустил момент – пиши пропало. Своевременность 
действий – это ключ к успеху. Роман упустил множество кораблей, которые плыли в 
страну успеха, а он, вместо того чтобы запрыгнуть на борт, махал рукой с берега 
и говорил: «Счастливого пути».
У него образовалось много советчиков, но эти советчики не вкладывают в него 
денег. Хорошо, ты советуй-советуй, но денег-то дай! А вот это – извините. 
Советчики живут хорошо. У них прекрасные дома, машины и все прочее, а у Романа 
ничего этого нет.
Я понимаю, что у Кармазина тяжелое положение. Я понимаю, что он хватается за 
соломинку, но он, наверно, не за ту соломинку хватается. Рядом бревно плывет. 
Схватись за него. Чего ты ждешь? Если человек тонет – надо бросить ему 
спасательный круг. Если он умирает от жажды в пустыне – надо дать ему воды. Не 
наоборот! Спасательный круг не спасет в пустыне, а вода – когда ты тонешь. 
Между тем его советчики делают именно это. Так они ему помогают. Да они просто 
прикончат его такой помощью. Предлагают утопающему водички. Они завязывают ему 
глаза и затыкают уши. Поэтому он ничего не видит и не слышит.
Я беру на себя многое. Я вкладываю в Кармазина деньги. Я готов заплатить его 
оппоненту. Я не мелю языком. Я беру на себя серьезные обязательства. Я сказал 
Роману: я заплачу тебе больше за элиминатор, если твой бой купит ваше 
телевидение, особенно если купит Первый канал. На самом деле я связался с 
Первым каналом раньше, чем начал все разговоры с Кармазиным. Я также пытался 
привлечь Немирова. Если бы удалось и то и другое, Роман мог бы получить за бой 
от семидесяти пяти до ста тысяч – это точно. И это все за бой со 
спарринг-партнером! Скажите, что это плохое предложение, нет, скажите!
Но Первый канал отказался покупать бой Кармазина. Ни один ваш канал не захотел 
его покупать.
Понять это я, сколько ни стараюсь, не могу. Почему?! Роман – ваш боксер, 
гордость вашей страны! Был бы он скучный боец – это еще можно было бы хоть 
как-то объяснить, хотя посмотрите, как любят своих скучных бойцов в других 
странах, но Роман прекрасно смотрится на ринге. Почему ваше телевидение не 
захотело покупать его бой?
А для меня это оборачивается еще и дополнительной головной болью. Тем, что ваше 
телевидение не покупает бой Кармазина, оно выбивает у меня из рук серьезный 
козырь. Может быть, самый серьезный. Ведь то, что они этот бой не покупают, в 
тайне не сохранишь. Я всем говорю, какой Роман замечательный, а мне в ответ: да 
кому он нужен, если его не берет телевидение его собственной страны?
Если тебя не поддерживают свои, странно ожидать, что тебя станут поддерживать 
чужие. Я говорю: вы что, не видите, какой он классный боксер? А мне говорят: 
так-то оно так, но почему его не берет российское телевидение? И все начинается 
сначала. Мы снова пляшем от печки. Может, вы мне объясните, почему телевидение 
в России его не берет? Не можете? Вот и я не могу.
Если бы на Кармазина был спрос в Америке – разговор был бы совсем другим, но на 
него нет большого спроса, как вы видите. Не потому что он плохой, он очень 
хороший, а потому что он иностранец. У вас ведь тоже иностранцами не особо 
интересуются? Я должен создать на него спрос, а ваше собственное телевидение 
мне в этом отнюдь не помогает.

(
Дальше монолог Кинга шел на несколько повышенных тонах. Дон завелся, вскочил и 
на фоне бушующего неба за окном метал громы и молнии, как Зевс. Это была 
картина в духе гравюр Дюрера.
)

Как шли переговоры с российским телевидением? Классно шли. Сначала обсуждали, 
потом положили вопрос в ящик, потом опять обсуждали, потом опять положили в 
ящик, потом опять обсуждали, чесали репу и, конечно, положили в ящик. Ну и, 
наконец, сказали «нет». Да из Кармазина можно было бы в России икону сделать, 
куда они смотрят? Американскую мечту по-русски! Русскую мечту!!!
Вот видите – моя куртка. На ней написано Rumble in the Jungle (Драка в джунглях 
– то есть бой Али – Формен в Киншасе, Заир, в 1974 году), Thrilla in Manila 
(бой Али – Фрезер в Маниле в 1976 году) и так далее. Это все лучшие бои, в 
организации которых я принимал участие. А вот здесь надпись ТОЛЬКО В АМЕРИКЕ. 
То есть только в Америке человек может осуществить свою мечту. А почему не 
ТОЛЬКО В РОССИИ? Кто сказал, что это невозможно?
Вот парень взял и собственными силами поднялся. Приехал из провинции – и стал 
чемпионом мира. Смотрите на него. Верьте в свою мечту, и вы тоже станете 
чемпионами. Может быть, не в боксе, но в чем-то своем. Я хочу все это сделать, 
а мне не дают.
Если моя роль так мала, как говорят некоторые, если все делают другие – скажем 
его менеджер, то почему без меня Роман не стал чемпионом мира? Где он был 
столько лет? А потом пришел я и сделал его чемпионом мира. Мы вместе сделали 
его чемпионом мира. Он выиграл бои, и я его провел к трону. Я делаю всю работу, 
а потом приходит какойто парень и говорит, что все это сделал он, и Кармазин 
ему верит. Это что – похоже на правду?
Я предлагаю российскому телевидению раскрутить российского боксера, а мне в 
ответ говорят: нет, нет, нет. Понимаете? Ньет! Ньет! Ньет! Я говорил чуть ли не 
с семью российскими каналами – большими, маленькими, средними. Ни один не 
захотел показывать его элиминатор. Я сражаюсь за Кармазина в одиночку против 
всех, в том числе и против него самого. Потому что он работает против себя.
И после всего, что я сделал, появляется какое-то заявление Кармазина, 
направленное против меня. Фантастическое заявление. И написано очень 
профессионально. Читаю – и глазам своим не верю. Какой АкадЭмик все это 
написал? Какой интеллиХЭНТ? Это не боксер писал, таких боксеров не бывает, хотя 
там и стоит подпись Романа Кармазина. А если это действительно он написал, то 
почему он до сих пор не работает в аппарате президента Владимира Путина? Там 
наверняка есть потребность в таких золотых перьях!
Ясно, что советчики Кармазина меня оболгали! Но ничего. Знаете, что сказал 
Томас Карлайл? Это философ. Хороший философ. Он сказал: ни одна ложь не живет 
вечно. И эта тоже не будет жить, только вот мы теряем время, и здесь уже 
никакая философия не поможет, даже самая мудрая. На настоящий момент Роман 
потерял год, а он далеко не мальчик как боксер. Он не может позволить себе 
тратить год просто так. Никто не может себе этого позволить. Он уже был бы 
двукратным чемпионом мира, если бы продолжал работать со мной, и у него была бы 
за плечами красивая голливудская история. Ведь он был чемпионом – и проиграл. 
Но нашел в себе силы подняться. Он снова вернулся на вершину. Все кричат «ура» 
– и правильно делают, потому что человек, который способен подняться после 
поражения и вернуть потерянное, достоин всяческого уважения.
И кто мог бы помочь ему в этом больше, чем я? А? Я уже сорок лет номер один в 
боксе. Сорок лет! Чтобы занять это положение, мне пришлось сражаться с 
подонками вроде Гитлера, у которых просто не было такой возможности 
реализоваться, как у этого проклятого Адольфа. Страна другая, обстоятельства 
другие. Но я сражался с этими людьми и победил. Где они? А я по-прежнему номер 
один в боксе. Так дайте мне возможность сделать то, что я делаю лучше всех, и 
вы об этом не пожалеете.
Конечно, я не обиделся бы, если бы мне помогли. И сам Кармазин, и, например, 
Первый канал вашего телевидения. Но знаете что? Я ведь могу так поднять Романа, 
что ваше телевидение само придет ко мне, потому что люди будут спрашивать: если 
этот Кармазин так хорош, почему мы его не видим? Мы хотим его видеть! Покажите 
нам его здесь и сейчас!
Нужно работать вместе, но я могу работать и один. Я поднял бы известность 
Романа, делая ему бои с популярными в Америке бойцами, и от этого неизбежно 
росла бы его собственная популярность. Но зачем идти трудным путем, когда есть 
более легкий? Если мы объединим свои усилия с российским телевидением, задача 
облегчится не в два раза, а во много раз.
Однако для того, чтобы все это состоялось, прежде всего необходимо, чтобы мы с 
Романом договорились между собой. Я предлагаю встретиться. Сесть за стол, 
поговорить, как могут говорить два мужика, и тогда, я уверен, нам окажется по 
силам все начать сначала. Я глубоко уважаю его как боксера и как человека, и, 
думаю, он тоже должен уважать меня как человека и как промоутера. Я верю, что 
мы договоримся. Мы должны договориться.
Бои местного значения
…В тот же вечер в Катовице прошел турнир, ради которого Дон приехал в Польшу. 
Турнир этот, не скрою, мне очень понравился, и, уверен, было бы неправильно о 
нем не рассказать – пусть даже совсем коротко.
Прежде всего, я был несказанно рад снова увидеть на ринге нашего Ивана Кирпу, 
который легко нокаутировал своего противника во втором раунде. Кирпа по личным 
обстоятельствам не выступал больше двух лет, а теперь вернулся и находится в 
отличной физической и психологической форме.
Ну а в центре внимания оказались бои двух местных звезд – тяжеловеса Анджея 
Голоты и экс-чемпиона мира в полутяжелом весе Томаша Адамека.
Душка Анджей – персонаж, конечно, своеобразный. В свое время он избил человека 
в сортире, а потом раздел его, забрал одежду и уехал. Бежать ему пришлось до 
самой Америки. Там он продолжил свою карьеру, не сортирную, а боксерскую, и 
одно время даже считался самым сильным тяжеловесом, удивляя, правда, невероятно 
грязной манерой ведения боя. Особую тягу он питал, уж извините, к отбиванию 
детородных органов. Ну а потом пришел Леннокс Льюис и без дураков нокаутировал 
Голоту в первом же раунде. Через несколько лет пришел Майк Тайсон и так больно 
дал Голоте по голове, что тот во втором раунде убежал с ринга. А уж совсем 
недавно пришел Леймон Брюстер и три раза уронил его в первом раунде. Если бы 
бой не остановили, Голота, возможно, залез бы под настил. В общем, герой 
оказался с гнильцой не только в плане человеческих, но и бойцовских качеств. 
Однако в Польше его любят.
Перед турниром он пугал постояльцев отеля, слоняясь по холлу с видом маньяка, 
который удивленно вопрошает самого себя: как же так – уже четыре часа, а я еще 
никого не убил и не расчленил. Когда он проходил мимо, ты чувствовал себя 
примерно как ныряльщик в океане, мимо которого проплывает акула. Знаешь, что 
она тебя видит, но не знаешь, сыта она или голодна, съест тебя или отпустит 
поплавать. В общем, любителям экстремальных видов спорта рекомендую ходить 
кругами вокруг Голоты. Только ни за что не ходите с ним в туалет. Там он 
особенно опасен. Лучше подождите, пока выйдет, даже если вам туда очень надо.
Здесь Голота провел неплохой бой. Поначалу он явно побаивался своего 
неименитого соперника американца Джереми Бейтса, а потом, убедившись, что 
опасности тот не представляет, забил его во втором раунде.
Но главным героем вечера стал, без сомнения, Томаш Адамек, который недавно по 
очкам проиграл свой титул WBC в категории до 79,4 кг, а теперь перешел в 
следующий вес, до 90,7 кг. Он провел просто великолепный бой с достаточно 
сильным панамцем Луисом Андресом Пинедой, которого нокаутировал в седьмом 
раунде. Зрелище было феерическим. Я бы сказал, что зал стоял на ушах, но на 
самом деле он стоял на ногах и частично завис в воздухе от восторга. Когда бой 
закончился, зрители долго скандировали: «Спа-си-бо!» Красиво, ничего не скажешь.
 Вообще, должен сказать, что люди в Польше, где я оказался впервые, мне очень 
понравились.
В самом конце этого боксерского вечера я вновь увиделся с Кингом – уже мельком. 
Он сказал мне, показывая на ринг: «Смотрите, Голота и Адамек работают со мной, 
и они, как видите, об этом не жалеют».
Ну а сам я не мог не подумать о том, каким праздником стал бы бой Кармазина в 
Москве или в Санкт-Петербурге. И, конечно, телевидение в таком случае нашло бы 
возможность раздвинуть на час сериалы, в которых актеры подчас играют как 
участники провинциальной самодеятельности на детских утренниках.
Необходимое послесловие
Искренне надеюсь, что публикация этого интервью Дона Кинга принесет свои плоды. 
Хочется верить, что мы еще увидим Романа Кармазина чемпионом мира. Что же 
касается моего собственного отношения к сказанному Доном, то оно, разумеется, 
несколько отличается от его. Так, например, я знаком со Стивеном Бэшем, 
менеджером Кармазина, и ничего плохого о нем сказать не могу. Кроме того, не 
уверен, что менеджер в принципе должен работать в одной упряжке с промоутером. 
Однако это только мое мнение, и не оно является сейчас предметом обсуждения.
Тем не менее я все-таки выскажу свою точку зрения по одному вопросу: считаю, 
что Роману стоит сесть за стол переговоров с Доном Кингом. Я уже говорил об 
этом нашему боксеру. По объективным причинам, которые прекрасно известны и 
самому Кармазину, конфронтация не может сейчас пойти ему на пользу. Если бы я 
так не думал, то не отправился бы в Катовице со столь неожиданной миссией.


К сожалению, вынужден признать, что моя посредническая миссия особого успеха не 
имела. Работа Дона с Кармазиным так и не заладилась, но в этом не было вины ни 
Дона, ни Романа, ни тем более моей. Просто российское телевидение на том этапе 
так и не решилось начать покупать бои нашего боксера. Бог им, работникам 
телевидения, судья.




Хороший Сэм и веселый Дон


06.10.2007, Нью-Йорк


Это так называемая «предвариловка», то есть статья, написанная перед матчем. 
Обычно она делается на основе какого-то мероприятия – пресс-конференции, 
показательной тренировки или взвешивания, – но бывает, что и на основе 
собственных рассуждений. Однако на этот раз мне особо не понадобилось 
собственно рассуждать, достаточно было смотреть по сторонам: Дон Кинг в своем 
лучшем виде, смеющийся над всеми и больше всех – над собой, печальный Рой Джонс,
 Сэм Питер, рассказывающий о том, как он дрался с дьяволом, сидящий в засаде 
Анджей Голота… И все это происходит в Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке. Мне 
оставалось только бегать, как зайчику, во все стороны и стараться ничего не 
упустить.


В четверг в нью-йоркском Мэдисон-сквер-гарден прошла церемония взвешивания 
участников сегодняшнего титульного боя между нигерийцем Сэмьюэлом Питером, 
временным чемпионом мира по версии WBC в тяжелом весе, и американцем Джамилем 
Макклайном. Напомним, что Питер получил свой титул после того, как чемпион мира 
по версии WBC Олег Маскаев из-за травмы вынужден был отложить с ним бой, 
изначально запланированный именно на сегодня. Ну а Джамиль Макклайн должен был 
22 сентября встретиться с Виталием Кличко, но знаменитый украинский боксер, в 
свою очередь, отказался от поединка – также из-за травмы. В результате 
промоутер Дон Кинг из двух несостоявшихся боев слепил один состоявшийся.
Зеленый чемпион
Сэма Питера я сначала не узнал, хотя видел много его боев. И дело даже не в том,
 что при ближайшем рассмотрении выяснилось, что шея у него все-таки есть 
(раньше казалось, что голова торчит прямо из середины груди): недлинная такая – 
как раз в ширину тонкой золотой цепочки, которая покрывала ее целиком, но 
все-таки шея. Нет, просто это был другой человек, абсолютно не похожий на свою 
кличку Нигерийский Кошмар. Он все время улыбался, и улыбка до неузнаваемости 
меняла его лицо.
Узнав, что я из России, Питер тут же спросил:
– А почему русские не хотят со мной драться?
– Вы и впрямь считаете, что Олег Маскаев откосил от боя с вами, и что травма у 
него не настоящая, а дипломатическая? Вообще-то за ним такого не водилось.
– Да нет, не считаю. Но я тоже не могу вечно сидеть на заборе и ждать, когда же 
до меня снизойдут. То ждал старшего Кличко, теперь вот – Маскаева. Наверное, у 
него действительно травма, но почему я всегда должен быть крайним? Я-то был 
готов его побить, и я это точно знаю. И потом, чемпион должен драться, а если 
не можешь драться – отойди чуть в сторону. Маскаев – хороший парень, и, если он 
захочет, я готов встретиться с ним где угодно, хоть в Москве. Потому что, 
говорят, он в вашей столице хорошо заработал на бое с Питером Окелло. Если мне 
столько же заплатят, я поеду в Москву завтра же. Я серьезно, между прочим. Ну, 
завтра – это я чуток махнул, а через месяц приеду. Почему нет?
– В России о вас многие узнали, когда вы дрались с Владимиром Кличко. Вы тогда 
три раза послали его в нокдаун, но все равно проиграли. Вам не обидно? Не 
кажется, что победа была так близка?

– Ну, значит, на то не было Божьей воли, – сказал Питер в первый раз серьезно, 
но губы его тут же снова растянулись в улыбке. – Да и вообще бой этот был не за 
настоящий чемпионский пояс. Настоящий чемпионский пояс должен быть зеленым 
(таков цвет пояса WBC. –
Прим. А. Б.
), а у него какой? Не зеленый. IBF, одним словом. Может, Бог просто не хотел, 
чтобы у меня был не зеленый пояс, и в итоге Он дал мне этот зеленый, а Кличко 
там осталось что-то…

Не-е-е, если не валять дурака, я всегда готов снова встретиться с Кличко. Тот 
наш бой был близким, я мог выиграть, но не выиграл. Конечно, в нокаут он меня 
не послал, но ведь и я не выиграл. Теперь, когда мы в равном положении, он – 
чемпион, я – чемпион, интерес к нашему матчу будет еще большим, и его можно 
провести. Хоть в Москве. (Ваш корреспондент не стал уточнять, что Кличко имеет 
к Москве не самое прямое отношение. Здесь не то чтобы об Украине мало что 
слышали, здесь и о России знают скорее понаслышке. Когда мне выдавали 
аккредитацию, то на полном серьезе спросили: «Как писать вашу страну – СССР?»)
– Во втором бою с Джеймсом Тоуни вы показали, что умеете приспосабливаться к 
чужому стилю. К Кличко тоже сумеете приспособиться во второй раз?
– А почему нет? Вы знаете, Кличко такой хороший парень, что его и бить-то не 
хочется, но такая уж у нас шизанутая работа – все время приходится бить хороших 
людей, хоть я и сам хороший. Я бы очень хотел встретиться с ним еще раз. Очень. 
Тут, кстати, из России целый поток бойцов пошел. Ну ничего. Я их отправлю 
обратно в Россию.
– А еще у нас есть такой большо-о-о-ой боец. Ростом ровно семь футов (213 см). 
Хотите с ним встретиться?
– Видел я его и действительно хочу с ним встретиться. А почему нет? Я готов 
драться с кем угодно. Хоть со львом, хоть с дьяволом. С дьяволом я уже, кстати, 
раньше дрался.
– Да ну?
– Дрался, дрался, чего тут особенного?
– А какой у вас был самый трудный бой? С дьяволом?
– Нет, первый бой с Тоуни. Этот парень, кстати, пусть и маленький, но неудобный 
до жути, опытный, умелый и сильный. И откуда он эту силу брал? На анаболиках, 
правда, два раза попался. Может, в этом все дело, но очень уж он был сильный. Я 
перед нашим поединком посмотрел пару его боев и решил, что я такого маленького 
легко побью, а ни фига подобного. Он все держал. И сам бил неплохо. Ну, свою 
роль, конечно, сыграло еще и то, что я к первому бою не ахти как готовился, а 
во второй раз уже знал, с кем буду иметь дело.
– Как, думаете, сложится ваш бой с Джамилем Макклайном?
– Он не будет долгим. Я защищу свой пояс, а потом буду драться с Кличко.
– Почему вы за пределами ринга выглядите совершенно иначе, чем на ринге? Все 
время улыбаетесь…
– А чего мне теперь не улыбаться? Я же чемпион. А каким должен быть чемпион? Он 
должен быть ХАРО-О-ООШИМ! А значит, он должен УЛЫБА-А-АТЬСЯ!
Йа-ха-ха и бутылка виски
Буквально через минуту после этого разговора я инстинктивно заглянул за 
какую-то загородку и оттуда, из темноты, на меня неожиданно уставились два 
глаза, окруженные добрым лицом человека, который может убить просто так. Потому,
 к примеру, что пару часов назад его комар укусил, и в нем до сих пор бушует 
обида, а ты мимо проходил. Ну чистый Соловей-разбойник, сидящий в засаде.
Это был известный польский тяжеловес Анджей Голота. Он явно избегал встреч с 
прессой. Дело в том, что его все время сажают и никак не посадят. Много лет на 
Голоте висел приговор, вынесенный еще в Польше за то, что он избил, раздел и 
ограбил человека, позже было много мелких историй в Америке – пока, наконец, в 
прошлом году у него дома в Чикаго не нашли целый арсенал незарегистрированных 
«стволов». Но, значит, все как-то решилось, если он все еще не сидит. Вот есть 
же люди, которые просто созданы для тюрьмы, а не сидят. Но что-то мне 
подсказывает, что когда-нибудь Голота все равно сядет. Как говорится, сколько 
веревочке ни виться…
Голоте в той же программе предстоит драться с Кевином Макбрайдом – тем самым, 
который окончательно отправил на пенсию Майка Тайсона. Повезло человеку 
встретиться с Железным Майком как раз в тот момент, когда от него осталось 
только горькое воспоминание. Когда эту пару – Голоту и Макбрайда – потом, после 
взвешивания, поставили друг напротив друга, чтобы они поубивали друг друга 
взглядами, они почему-то вдруг начали смеяться… Признаюсь, я первый раз видел 
поляка смеющимся и надеюсь не увидеть во второй после сегодняшнего боя.
Однако, когда в будущем я стану вспоминать минувший четверг, то первым на ум 
придет не Питер и не Голота, а Дон Кинг, который устроил самое грандиозное свое 
представление на моей памяти.


«ЙА-А-А-А-ХА-ХА! НАЙ-ДЖИ-И-ИРИА, ХА-ХА!» – донеслось в какой-то момент из-за 
занавеса. И стало ясно: сейчас появится Дон Кинг. Его, как обычно, сначала 
услышишь, а потом увидишь. Ну вот, наконец, и он собственной персоной – весь 
обвешанный флажками разных стран, представители которых, как я понял, в субботу 
выйдут на ринг. Тема его очередного «концерта» стала ясна сразу: уроженец 
Нигерии (по-английски название этой страны звучит как «Найджириа». –
А. Б.
) Сэм Питер. Правда, от его нигерийства, кажется, один флажок и остался.

Мне удалось перехватить Дона по пути на сцену и задать единственный вопрос, 
который меня на тот момент интересовал. Увидев вашего корреспондента, 
знаменитый промоутер тут же вспомнил место, где мы с ним в последний раз 
виделись. «А-а-а, Польша-Польша. Они мне уже который месяц не платят. А у 
Кармазина все будет нормально».
Мы действительно встречались в Польше. Там проводился турнир с участием местных 
промоутеров и Дона, а я приехал, чтобы взять интервью относительно того, когда 
же на ринг снова выйдет экс-чемпион мира в категории до 69,9 кг Роман Кармазин. 
Так как этот вопрос до сих пор остается открытым, я задал его Дону и на этот 
раз.
– Роман будет драться 23 ноября с Алехандро Гарсией: их поединок в той же 
программе, что и бой Варгас – Майорга. Его в свое время отменили из-за травмы 
Варгаса, как вы наверняка помните, ну и все остальные поединки тогда тоже 
полетели, – сообщил Кинг.
– А российское телевидение бой Кармазина купило?
Напомню, что в том – июньском – интервью Дон Кинг вновь и вновь спрашивал меня: 
почему российское телевидение не интересуется боями Кармазина и не хочет их 
покупать? Вот и сейчас у Дона, едва он услышал мой вопрос, произошел, судя по 
цвету его лица, мощный выброс желчи.
– Да вроде обещали. Ваш Первый канал. Только что их обещание значит, хотел бы я 
знать…
На этом серьезный разговор и закончился. Дальше началось что-то несусветное. 
Дон был в настроении, приподнятом примерно до уровня Эмпайр-стейт-билдинга, 
самого высокого нью-йоркского небоскреба. Воспроизвести весь его монолог не 
представляется возможным, но что-то абсолютно безумное в памяти осталось.
– Найджириа! Найджириа! Где наш Нигерийский Кошмар? Вот он, наш нигерийский 
кошмар! Настоящий чемпион мира! Активный чемпион мира! Сражающийся чемпион 
мира! ЙА-ХА-ХА! А где все остальные? Нету всех остальных. Куды делись? А бог 
его знает куды. Делись – и все тут. Какая разница – куды, раз делись? А у нас 
настоящий чемпион мира. Нигерийский Кошмар. Найджириа! Найджириа! Вот они 
встают на весы. О, как они встают на весы! 266 фунтов (120,6 кг) – это Джамиль 
Макклайн. А где Сэм Питер? ЙА-ХА-ХА! Сколько он весит? 250 фунтов (113,4 кг). 
Найджириа! Найджириа! Где тут у меня нигерийский флаг? – Дон принялся 
просматривать свою коллекцию флагов, потом не очень уверенно вытащил оттуда 
один, правильный. – Вот он, нигерийский флаг, а вот он, чемпион! ЙА-ХА-ХА!
Крик у Дона был абсолютно пьяный, хотя он не пил ни капли. Участники главного 
боя тем временем взвесились, и их поставили глазеть друг на друга. Сразу стало 
видно, кто здесь никого не боится. Питер был спокоен, как наевшийся до отвала 
носорог, а Макклайн как будто все стремился слинять отсюда подальше и пораньше. 
Он и с весов-то почти убежал.
Думали, что теперь, когда главное произошло, Дон уймется, но не тут-то было.
– НайджИ-И-И-риа! НайджириА-А-А! А кто у нас тут еще есть? А у нас еще тут 
Эндрю Голота есть. Великий польский боксер! О, Польша, Польша, что это за 
страна! – Последние слова Дон произнес с такой страстью, что казалось, еще 
чуть-чуть, и он со слезой запоет «Ешче Польска не згинела», но он продолжил 
иначе: – У нас есть ужасный Голота, а против него Кевин Макбрайд, который 
самого Тайсона ушел на пенсию. Кевин Макбрайд, гордость Ирланди-И-И! Чего-то у 
меня тут флажки попадали… Где вы, мои знамена доблести и чести? А, вот они, – 
Кинг, кряхтя, нагнулся и поднял их. – О, что это будет за бой! ЙА-ХА-ХА!
На новый уровень все вышло, когда приехал президент WBC Хосе Сулейман.

– О, к нам приехал Хозе (в испанском языке нет звука «з», но Америке и Дону нет 
до этого дела. –
А. Б.
). Самый лучший Хозе, самый лучший Сулейман, самый лучший человек. Где ты, 
самый лучший Хозе? Вот он ты. Самый лучший Хозе Сулейман вручает чемпионский 
пояс самому лучшему чемпиону, НАЙ-ДЖИ-РИА! О!! Какой у нас подъем! Как здорово, 
что все мы здесь сегодня собрались! ЙА-ХА-ХА!!!

Наконец предматчевая церемония закончилась. Ушла большая часть публики, ушли 
боксеры, ушел Кинг. В зале осталась лишь группа людей, причем лицо одного из 
них было мне ужасно знакомо. Да это же Рой Джонс! Я подошел к группе. Они 
обсуждали предстоящий бой, и все сходились на том, что Питер победит – и 
достаточно легко. При этом с жаром спорили о том, кто из присутствующих больше 
уверен в победе Питера. Тон задавал Рой Джонс.
Я посмотрел на него, и мне стало грустно. Он выглядел как стареющий пацан, то 
есть как человек, который стареть начал раньше, чем взрослеть. И вовсе не 
потому, что у него не хватало ума. Ума всегда хватало. Просто взрослым живется 
скучно, а ему скучно жить не хотелось.
В какой-то момент я протиснулся к Джонсу и сказал: «Рой, я написал о тебе, 
наверно, сотню газетных страниц на языке, который ты никогда не узнаешь. Я 
всегда считал тебя одним из самых великих боксеров в истории, а сейчас я только 
хочу пожать твою руку». Мы обменялись рукопожатиями. На этой возвышенной ноте 
хотелось бы и закончить, но не выходит. Все-таки король на этом празднике был 
один.
После взвешивания я взял такси и там (вот он, результат смены часовых поясов) 
на несколько минут заснул. Проснулся как ошпаренный от воплей: «Найджириа! 
Найджириа!» Оглянулся вокруг. За открытым окном прошли студенты, которые, тряся 
умными головами, обсуждали что-то древнегреческое. Кажется, меня занесло в 
интеллигентский район. Гринич-вилидж, что ли? Нет, эти умники и умницы такого 
орать не могли. Значит, это орал Дон у меня во сне. Приснится же такое, 
ЙА-ХА-ХА!


Бой с Макклайном Питер выиграл, на мой взгляд, не без помощи судей, а вообще, 
само мероприятие оказалось куда менее интересным, чем суета перед ним. Так, 
кстати, довольно часто бывает.




Эвандер Холифилд: орел на излете


20.08.2007


Когда писал эту статью, мне просто хотелось показать людям, прежде всего 
молодым, что Эвандер Холифилд не всегда был полоумным ветераном, который не 
уймется до тех пор, пока какой-нибудь юный лох не вытрет им пол перед всем 
честным народом, что когда-то он был одним из самых выдающихся бойцов в истории.
 Именно бойцов, а не просто боксеров. Хотелось если не восстановить 
справедливость, то, по крайней мере, показать, что она все-таки существует.



13 октября на московский ринг против чемпиона мира в тяжелом весе по версии WBO 
россиянина Султана Ибрагимова выйдет единственный в истории четырехкратный 
чемпион мира в этой категории 44-летний Эвандер Холифилд. Однако вряд ли это 
событие принесет много радости его многочисленным поклонникам.

Этапы большого пути
Ответить на вопрос, зачем сказочно богатый и несказанно знаменитый Эвандер 
Холифилд продолжает боксерскую карьеру, так же легко, как ответить на вопрос, 
прозвучавший в известной старой песне: «Зачем я вас, мой родненький, узнала, 
зачем, зачем я полюбила вас?» Впрочем, наше все, Александр Сергеевич Пушкин, на 
оба эти вопроса давным-давно ответил: «Затем, что ветру, и орлу, и сердцу девы 
нет закона».
Человека, более достойного сравнения с орлом, чем Холифилд, на свете просто не 
существует. Наоборот, это любой орел должен был бы гордиться, если бы его 
сравнили с Холифилдом. И как всякий уважающий себя орел, Эвандер всегда летел 
против ветра, сокрушая на своем пути всех других пернатых хищников, которые 
пытались оказать ему сопротивление в борьбе за добычу. Победил он среди прочих 
и такого летающего дракона, как Майк Тайсон, пусть тот и был наиболее реальным 
воплощением Змея Горыныча, какое только можно себе представить.
И это все притом, что по своим физическим данным Холифилд – даже не настоящий 
тяжеловес. Он долгое время более чем комфортно чувствовал себя в категории до 
86,2 кг, где в конце концов стал абсолютным чемпионом мира. Однако это 
оказалось только началом великой карьеры. Потому что он перешел в тяжелый вес.
В 1990 году, победив Бастера Дагласа, Холифилд стал абсолютным чемпионом мира 
среди тяжей и пробыл им до 1992 года. В 1993 году, рассчитавшись за поражение в 
предыдущей встрече, Эвандер победил Риддика Боу и вернул себе титулы WBA и IBF 
(за тот год, что чемпионские пояса принадлежали ему, Боу успел потерять один из 
них по версии WBC за отказ драться с Ленноксом Льюисом).
На этот раз чемпионство Холифилда не было долгим. В следующем году он проиграл 
Майклу Муреру в одном из самых странных поединков на моей памяти. Казалось, что 
Холифилду перед боем вкололи снотворное. Потом врачи сказали, что он провел 
двенадцать раундов на ринге с сердечным приступом. Однако Холифилд через 
некоторое время заявил, что вылечил себя верой, и, ко всеобщему удивлению, 
врачи подтвердили, что от прежнего заболевания не осталось и следа. Они даже 
засомневались в правильности изначального диагноза. И правильно: орлов с 
больным сердцем не бывает.
Несколько лет Холифилд провел не то чтобы в тени, но в полутени, из которой 
вышел, совершив одну из самых ярких сенсаций последнего времени. 9 ноября 1996 
года он в одиннадцатом раунде нокаутировал Майка Тайсона и завоевал титул WBA. 
Через полгода в матче-реванше Железный Майк, отчаявшись справиться с ним и 
выложив на ринг в третьем раунде все, что у него было, увидел, что этого 
недостаточно для победы, и совершил самое безумное из всех своих безумств. Он 
обкусал Холифилду уши, за что был дисквалифицирован. В конце 1997 года Эвандер 
вернул себе еще и пояс IBF, расквитавшись со своим старым обидчиком Майклом 
Мурером.
В 1999 году Холифилд дважды дрался с обладателем титула WBC Ленноксом Льюисом. 
В первый раз судьи подарили ему ничью, хотя он явно проиграл, а во втором бою, 
по иронии судьбы гораздо больше похожем на ничью, ему засчитали поражение. 
По-моему, все-таки справедливо.
Наконец, в 2000 году Холифилд завоевал свой последний чемпионский титул – по 
версии WBA. Его только что не слишком честно отобрали через суд у Льюиса и 
объявили вакантным. Эвандер победил Джона Руиса и завладел им. В марте 2001 
года Холифилд проиграл Руису матч-реванш, а в декабре того же года выиграл 
третью встречу с Руисом, но судьи определили в этом матче ничью. Так Холифилду 
аукнулась ничья в первом бою с Ленноксом Льюисом.
Конечно, последнее чемпионство было и недолгим, и, мягко говоря, сомнительным, 
но в последнем вины Эвандера не было.
Этапы пути поменьше
Однако время идет, и никого, в том числе и орлов, оно не щадит. Поэтому, когда 
пару недель назад на пресс-конференции, посвященной бою Холифилда с чемпионом 
мира по версии WBO Султаном Ибрагимовым, я своими ушами услышал, как Эвандер 
сказал, что не собирается ограничиваться одним этим титулом, а намеревается 
стать абсолютным чемпионом мира, я пожалел о том, что орла на пенсию насильно 
не отправишь.
Ну не за ногу же его привязывать и не в клетку сажать?
Заявление Холифилда прозвучало, мягко говоря, странно. Если женщина в сорок 
пять лет скажет, что она хочет родить ребенка, вы подумаете, что она несколько 
опоздала, но чем черт не шутит? Однако, если она скажет, что решила родить еще 
четверых детей, а именно столько сейчас основных титулов в профессиональном 
боксе, вы решите, что у нее не все дома. И, скорее всего, будете правы. Ну а 
боксеры стареют раньше, чем женщины.
Бой Холифилда с Ибрагимовым должен состояться 13 октября, а через шесть дней, 
19 октября, Эвандеру исполнится 45 лет. Это очень много, и не надо вспоминать 
Джорджа Формена, который именно в этом возрасте сумел во второй раз стать 
чемпионом мира, потому что сравнение будет некорректным.
Во-первых, Формен – феномен, каковым Холифилд не является. Вполне возможно, что 
Большой Джордж – самый физически сильный тяжеловес в истории. Именно на силу он 
делал основную ставку, а сила, как известно, уходит последней. Холифилд, 
наоборот, мелкий тяжеловес, так что, по идее, он должен был бы состариться 
раньше других. Вовторых, у Формена в карьере был десятилетний перерыв, что тоже 
очень положительно сказалось на его спортивном долголетии. В-третьих, за 
исключением боя с Мохаммедом Али в 1974 году, Формену никогда серьезно не 
доставалось. Его поражения от Джимми Янга в 1977 году, от того же Холифилда в 
1991-м и от Томми Моррисона в 1993-м были техническими. Он просто набрал меньше 
очков, чем соперники. Два нокдауна в поединке с Роном Лайлом в 1975 году, 
который он в конце концов выиграл, тоже не были особенно тяжелыми.
В свою очередь, Холифилду временами доставалось не приведи господь. Конечно, то,
 что Тайсон оттяпал ему кусок уха, на его нынешнем физическом состоянии 
сказалось минимально. Но вот все три боя Эвандера с Риддиком Боу, два из 
которых он проиграл, а третий выиграл на бровях, были невероятно тяжелыми. То 
же можно сказать и о первом поединке с Тайсоном, пусть и выигранном, и об обеих 
встречах с Ленноксом Льюисом. Наконец, поражения, любые, пусть даже технические,
 очень старят, а в последнее время Холифилд проигрывал много, слишком много. 
Крис Берд и Лэрри Дональд перещелкали его на скорости. Джеймс Тоуни измотал 
своей активной защитой и нокаутировал ударом по печени. Ни один из этой троицы 
раньше не справился бы с ним.
Поражение от Тоуни, которое Холифилд потерпел еще четыре года назад, было 
особенно тяжелым для самолюбия, и оно лучше всего показало, чего лишило его 
время. Тоуни, конечно, выдающийся боксер. Благодаря своей действительно 
невероятной защите корпусом и феноменальной реакции он почти не пропускает 
плотных ударов. Но Холифилд понимал все, что Тоуни делал. Он его читал, но 
просто не поспевал. Этот бой не был бы для него легким и в лучшие годы, но 
тогда он периодически доставал бы Тоуни, и не столько изматывался бы сам, 
сколько изматывал бы соперника. Честно говоря, я не сомневаюсь даже, что более 
молодой Холифилд дожал бы Тоуни и нокаутировал. А так… В девятом раунде 
Холифилд, похожий на себя прежнего даже меньше, чем тень отца Гамлета на 
богатыря, которым она была при жизни, пропустил удар левой по корпусу… 
Гриф-падальщик победил орла. У меня было тогда предчувствие, что все закончится 
подобным образом, и перед тем матчем я написал о Холифилде статью под названием 
«Докатился». Меня тогда много ругали за слишком злую критику в адрес великого 
боксера. Однако реальность оказалась еще хуже. Между тем я никогда так горячо 
не болел за Холифилда, как в тот раз, и в своих прогнозах ошибался не раз, но 
не было случая, чтобы мне больше хотелось ошибиться, чем тогда. К сожалению, 
как раз тогда я не ошибся. Я очень боялся унижения великого боксера и 
замечательного человека, каким является Холифилд, от мерзавца Тоуни, 
гордящегося тем, что он мерзавец. Так оно и вышло. Зло победило и не могло не 
победить, просто потому, что добро находилось в слишком уж плохой форме. А 
добро без шансов на победу – самое печальное зрелище на свете.
Этапы совсем маленького пути
После Тоуни Холифилд проиграл еще и Лэрри Дональду, и казалось, на этом его 
карьера, наконец, закончится. Может быть, он и сам так думал какое-то время, но 
потом не выдержал и опять вернулся. А может быть, он и не собирался уходить. 
Однако теперь он решил встретиться с боксером поплоше – Джереми Бейтсом. Многие 
тогда подумали, что Холифилд просто не хочет заканчивать великую карьеру 
поражением. Но Эвандер, расправившись в августе прошлого года за два раунда с 
Бейтсом, через три месяца встретился с Фресом Окендо, который не так давно 
вылетел из элиты тяжелого веса и жаждал туда вернуться. Окендо, видимо, решил, 
что победа над Холифилдом ему в этом поможет. Он собирался повесить его скальп 
себе на пояс, но в результате повесил свой собственный скальп на пояс Холифилду.
 Победа Эвандера не была особенно блестящей, но это уже не играло особой роли. 
По крайней мере для него самого, а все остальные могли думать что им угодно.
В марте этого года Холифилд нокаутировал в третьем раунде Винни Маддалоне, 
малопримечательного боксера с надутым послужным списком, и, наконец, 30 июня 
победил по очкам сорокадвухлетнего Лу Саварезе, более или менее честного 
контендера былых времен. Кажется, Холифилду удалось убедить себя (если ему 
вообще надо было в этом себя убеждать), что он готов снова драться за 
чемпионские пояса. Более того, впервые за достаточно долгое время ему удалось 
убедить в этом и еще кое-кого. Во всяком случае, стали раздаваться голоса, 
принадлежащие отнюдь не боксерским чайникам, что у Эвандера все-таки есть 
какой-то шанс завоевать еще один чемпионский пояс. И тут неожиданно сорвался 
широко разрекламированный поединок между чемпионом по версии WBO Султаном 
Ибрагимовым и обладателем титула WBA Русланом Чагаевым, который должен был 
состояться в Москве 13 октября. Чагаев неожиданно заболел, и ему пришлось 
искать замену.
Честно говоря, у меня сложилось отчетливое впечатление, что у команды 
Ибрагимова были сомнения в том, что этот бой состоится, и выход на сцену 
Холифилда, которому предложили встретиться с Ибрагимовым, был до некоторой 
степени запланированным. Во всяком случае, когда на пресс-конференцию, 
посвященную бою Ибрагимов – Чагаев, собрались журналисты, к смене соперника уже 
все было готово. Эвандер Холифилд сидел у телефона и ждал звонка, хотя в 
Америке было еще очень раннее утро. Он ждал недаром. Ему позвонили. По громкой 
связи его голос вывели на динамик, и в Москве все собравшиеся услышали слова о 
том, что бой с Ибрагимовым для Холифилда только ступень на пути к титулу 
абсолютного чемпиона мира в тяжелом весе. Надежды питают не только юношей. 
Орлов на излете они питают ничуть не меньше.


Холифилд проиграл Ибрагимову, но, конечно, не унялся. Он, как и Рой Джонс, по 
сей день гоняется за прошлым, которое нельзя догнать по определению. Или можно?




Братья Парабеллум (Братья Кличко)


27.09.2002


Были времена, когда братья Кличко еще не перебили всю элиту мирового бокса, и 
слава, которой они уже пользовались, казалась выданной авансом. Именно тогда 
вслед за их первым большим интервью в «СЭ» и была написана эта статья. Надо 
признать, что с тех пор они с лихвой оправдали все авансы. Однако в истории 
были боксеры с аналогичными боевыми заслугами, которые все равно не стали 
звездами, ни авансом, ни постфактум. Данная статья представляет собой еще одну 
тщетную попытку разобраться в том, как и почему одни становятся звездами, а 
другие – никогда.



Много лет назад мне довелось встретиться с бывшим заключенным сталинских 
лагерей, который на вопрос, за что его постигла такая участь, ответил: «За 
парабеллум».


Шел 1943 год. Моему знакомому (кажется, его звали Леонид) исполнилось 18, и его 
призвали в армию. Среди прочего новобранцам в учебке пришлось стрелять из 
трофейного оружия. Очень хорошо отстреляв из парабеллума, Леонид отправился 
сдавать пистолет, когда к нему подошел один из соучеников и спросил: «Ну как 
тебе парабеллум?» «Отлично, – ответил Леонид, – Прекрасный пистолет. Куда лучше,
 чем ТТ. Бьет кучно и очень хорошо сбалансирован».
Взяли его в тот же день за восхваление вражеского оружия, расцененное как 
паникерство и чуть ли не измена родине. Как считал сам Леонид, стукач просто 
выполнял план, и он имел несчастье подвернуться ему в этот момент.
Когда я услышал эту историю, мне было совсем немного лет, и я страшно увлекался 
оружием, причем с патриотическим уклоном, то есть пытался доказать себе, что 
наше всегда лучше. И потому, понимая всю бестактность вопроса, все-таки не 
удержался и спросил: «А парабеллум действительно такой классный пистолет?» «Да,
 – ответил Леонид совершенно спокойно. – Он очень хорошо сбалансирован».
Как родиться звездой
Эту историю я вспомнил в самом начале интервью братьев Кличко, которое они 
давали в редакции «СЭ». Глядя на них, я подумал: «Какая сбалансированная 
команда», – и тут же из подвалов или чердаков памяти выскочили те слова Леонида.

Никогда в жизни мне не доводилось видеть такого сплоченного коллектива, как 
братья Кличко. Этот человеческий механизм действительно идеально сбалансирован 
и бьет точно в цель – как парабеллум. Точнее, по всем целям сразу. Противники 
падают от их ударов один за другим, а миллионы поклонников сами валятся к их 
ногам.
В свое время, прочитав подряд несколько интервью Оскара Де Ла Хойи, тогда уже 
самого популярного боксера в мире, я задумался о том, что же такого особенного 
в этих в общем-то незамысловатых речах Золотого Мальчика. И, как мне кажется, 
нашел ответ: это довольно необычная смесь искренности и скрытности. Нечто 
подобное я почувствовал и в словах братьев Кличко.
Говорят они прекрасно, один всегда может легко продолжить мысль, начатую другим.
 Никаких пауз не возникает. Если, скажем, Виталий на секунду задумался, 
Владимир тут же перехватывает инициативу, и наоборот. При этом они никогда друг 
друга не перебивают, а прекрасно дополняют. У меня создалось впечатление, что 
они действительно, как утверждают, не испытывают чувства ревности к успехам 
друг друга, что, по моим наблюдениям, между братьями встречается крайне редко.
И все же главное не то, как и что они говорят, хотя и без этого не было бы 
феномена братьев Кличко. Главное – кому они это говорят.
Любителей бокса в мире хватает, но все-таки это довольно ограниченная тусовка, 
особенно за пределами Америки. Гораздо больше людей, которые смотрят бокс от 
случая к случаю, а еще больше тех, кто смотрит только бои конкретных бойцов, и 
мечта любого боксера и его промоутера – захватить именно эту аудиторию. Причем, 
если для этого надо пожертвовать гурманами от бокса – ничего страшного. Овчинка 
стоит выделки.
Нетрудно догадаться, что Клаус-Петер Коль, промоутер братьев Кличко, пошел 
именно по этому пути. И любой на его месте, имея таких фактурных атлетов, 
поступил бы так же.
Ответ на вопрос, как стать звездой, давным-давно известен.
Звездой надо родиться.
Само по себе это, конечно, не гарантирует успеха, но, если звездности нет в 
твоей природе, ты звездой не станешь никогда. Любой киновед скажет вам, что 
Джеймс Каан, исполнивший роль Сонни в Крестном отце, артист ничуть не хуже, 
если не лучше, чем Аль Пачино. Но звездой стал именно Пачино, а не Каан. Никто 
не сможет определить, какой именно должна быть изюминка в человеке, которая 
сделает его звездой, так как она может быть самой разной, но она должна быть.
Рой Джонс, абсолютный чемпион мира в полутяжелом весе, – возможно, самый 
великий боксер в истории. Оскар Де Ла Хойа – безусловно, не самый великий даже 
из тех, кто есть сейчас, но звездой стал именно Де Ла Хойа, а Джонс может 
записывать диски в стиле рэп, отплясывать перед боем с танцевальной группой и 
вытворять на ринге то, что, кроме него, не мог делать ни один человек, однако 
он все равно никогда не сравняется по популярности и гонорарам с Золотым 
Мальчиком.
То, что братья Кличко – абсолютно звездный материал, причем совершенно нового 
типа, было ясно сразу. Братьев в профессиональном боксе всегда хватало. Было 
как-то даже семь братьев, выступавших одновременно, но двух тяжеловесов столь 
высокого уровня еще не было. Разве что чемпион мира 1934–1935 годов Макс Бэр и 
его младший брат Бадди. Но последний был лишь тенью первого, хотя ему и удалось 
послать в нокдаун самого Джо Луиса. Однако дело не в том, что Виталий и 
Владимир – братья, а в том ощущении единства, которое от них исходит.
Лучше журавль в руках, чем синица в небе
Каждый из Кличко стал бы звездой и сам по себе, но, когда они вдвоем, их 
звездность возрастает многократно. Видно, что при большом внешнем сходстве они 
достаточно разные люди, но, несмотря на это, близки, как сиамские близнецы. 
Фото-, кино– и телегеничная внешность, обаяние, огромные габариты, убийственные 
удары, хороший бокс, и все это в двух экземплярах – они были просто обречены 
стать звездами, и они ими стали. Колю не пришлось даже ничего толком 
придумывать, природа почти все придумала за него. Ему нужно было лишь немного 
направлять братьев, хотя, как мне показалось, они и сами наделены огромным 
звездным чутьем.
Гурманы от бокса требуют побед над сильными соперниками. При этом они всегда 
недовольны и ведут себя точно так же, как критики по части охоты, на которых 
ссылается Охотник из «Обыкновенного чуда»: апперкот он бьет как в прошлом году, 
ничего не внес нового в теорию удара…
Работать на эту капризную, требовательную, а главное, малочисленную публику, 
постоянно требующую от тебя максимального риска, – дело неблагодарное. 
Клаус-Петер Коль изначально и не ставил перед собой такую задачу. Лучше журавль 
в руках, чем синица в небе. Целью Коля была широкая публика, до того не 
особенно боксом интересовавшаяся. Она им и сейчас не интересуется. Она 
интересуется братьями Кличко, как интересуется Тайсоном и Де Ла Хойей. Разница 
только в том, что аудитория двух последних – по ту сторону океана, а аудитория 
Кличко – по эту.
Работу Колю облегчало и то, что немецкая публика была достаточно неискушенной в 
боксе, и с ней проходили номера, которые скорее всего не прошли бы в Америке: 
братьям, особенно вначале, достаточно часто давали в противники откровенных 
мешков. Тому же Золотому Мальчику противников тоже подбирали очень осторожно, 
но за определенный предел выходить было нельзя, а в Германии – можно. В 
конечном счете тактика мешков оказалась порочной: в декабре 1998 года Владимир 
потерпел поражение от абсолютно заурядного американца Росса Пьюритти. Он 
выиграл десять раундов в одну калитку, а потом у него кончился бензин, и он 
встал, не сумев рассчитать силы на двенадцать раундов. Что ж, иногда и 
парабеллум дает осечку.
Это поражение было случайностью, и немецкая публика это поняла. Кроме того, к 
тому времени она уже крепко полюбила братьев по той простой причине, что они 
давали ей то, чего она хотела. Гурманы от бокса хотят упорных боев, а широкая 
публика – только эффектных побед, и она их получала. Правда, публике 
требовалось еще очень многое, но все это у братьев было в избытке.
После публикации интервью с Кличко в «СЭ» мне звонили очень многие знакомые, и 
я обратил внимание на странную закономерность: чем меньше человек интересовался 
боксом в принципе, тем больше ему нравилось то, что говорили братья. Экспертам 
нужен бокс, нужны факты, нужна конкретика: бой с Туа – тогда-то, бой с 
Макклайном – тогда, а бой с Льюисом – тогда-то. А широкой публике нужно совсем 
другое. Рассказ Виталия о том, как у него на душе заскребли кошки, когда он 
увидел разоренным место, где прошла большая часть его детства, – это как раз то,
 что нужно. А абсолютная искренность старшего Кличко и какая-то щемящая нота 
его повествования – это уже вообще нечто запредельное: оказывается, гиганты с 
убийственным ударом и тонкой душой существуют не только в плохом кинематографе.
Таким же верным ходом был и исполненный юмора рассказ Владимира о работе 
имиджмейкеров. На веселых, умных и при этом красивых гигантов спрос всегда 
будет устойчивым. Ну а самой интересной была концовка этой реплики Владимира. 
Она стоит того, чтобы повторить ее целиком: «Честно говоря, мы в своем роде 
тоже люди искусства и зависим от публики, от всех людей, которые нами 
интересуются. Но мы с Виталием все время старались делать то, что нам ближе, и 
именно так себя и преподносили средствам массовой информации. Но и в этом при 
желании можно увидеть свою тактику. Мы все время на виду, а все время играть 
невозможно. Если люди увидят фальшь, они нам этого не простят. Они будут 
разочарованы. Они скажут: „А-а, так они, оказывается, не такие, а совсем 
другие!“ И отвернутся от нас».
Это просто одно из главных правил из пособия для начинающей звезды. Однако 
нельзя научить быть искренним, и уж тем более нельзя научить искренность 
дозировать, то есть в нужный момент перекрывать ее поток и уходить за 
обтекаемые и осторожные формулировки.
Те из моих знакомых, кто хорошо разбирается в боксе, заметили, что в 
рассуждениях братьев о предстоящих боях было мало конкретики. И особенно 
негодовали по поводу заявления братьев о том, что они довольны своим 
промоутером, а Владимир еще добавил, что титул WBO, которым он владеет, ничуть 
не хуже титулов Леннокса Льюиса. Те, кто в боксе разбирается хуже, этого не 
заметили, зато обратили внимание на то, как хорошо и умно братья говорят, и все 
как один сказали, что будут болеть за них. И я абсолютно не сомневаюсь, что 
практически все они включат телевизор, когда будут в следующий раз давать 
Кличко. Парабеллум братьев очень хорошо сбалансирован и бьет точно в цель.
Ну а что касается моего знакомого, отсидевшего за парабеллум, то он не держал 
зла на стукача, упекшего его в лагерь. Дело в том, что практически все, с кем 
он был в учебке, погибли, в том числе и тот стукач. Так что парабеллум иногда 
замечательно поражает не только цель перед собой, но и ту, что находится за 
углом.


За неимением места я не буду перечислять все регалии братьев и всех ими избитых 
с тех пор, а об их нынешней славе лучше скажут несколько репортажей в последнем 
разделе сборника.




Десять лет одиночества (Джеральд Макклеллан)


01.03.2005


Вне всяких сомнений, это самое грустное, что я написал как спортивный журналист.




Февраль получился не слишком громким в плане боксерских баталий, однако на этот 
месяц пришелся очень печальный юбилей. Десять лет назад, за несколько дней до 
своего последнего боя, Джеральд Макклеллан сказал: «Когда ты идешь на ринг, ты 
идешь на войну, а на войне ты должен быть готов к смерти». Однако его ожидала 
не смерть.


Когда Джеральд Макклеллан узнал, что один из немногих оставшихся у него друзей 
Рой Джонс оказался в нокауте, он заплакал. Бог миловал нас: мы этого не видели. 
Джеральд Макклеллан абсолютно слеп, частично парализован, едва-едва может 
передвигаться и почти глух.
С глазами у него все в порядке, но его мозг находится в таком состоянии, что не 
получает от них сигнала: какой-то из ударов его последнего соперника британца 
Найджела Бенна, с которым он дрался 25 февраля 1995 года в Лондоне, оборвал эту 
связь. Звуки он тоже распознает с трудом, даже когда расслышит, но то, что Роя 
Джонса нокаутировали, он понял. И заплакал. Все-таки в этом деле нет 
непобедимых. Ему ли об этом не знать.
В первой половине 90-х о Макклеллане говорили, что он обладает самым сильным 
ударом относительно своего веса среди всех боксеров, включая и Тайсона. В своих 
последних тринадцати боях перед роковым поединком с Бенном он одержал десять 
побед нокаутом в первом раунде, один противник дожил до второго, еще один – до 
третьего, а чемпион мира по версии WBC в категории до 72,6 кг Джулиан Джексон – 
аж до пятого. Но это в их первом бою, а в матче-реванше Макклеллан нокаутировал 
и его в первом.
Кстати, до Макклеллана именно Джексон считался обладателем самого сильного 
удара относительно своего веса. После второго боя с ним Джеральд решил перейти 
в следующую категорию – до 76,2 кг – и встретиться там с чемпионом мира по 
версии WBC англичанином Найджелом Бенном.
Бенн имел репутацию бойца крайне агрессивного, необычайно злобного и чудовищно 
грязного, но при этом были серьезные основания сомневаться в его способности 
держать удар. Его соотечественник Майк Уотсон как-то нокаутировал его левым 
джебом. Правда, это было давно, но все же, на что он мог рассчитывать в бою с 
Макклелланом?
Поначалу все складывалось именно так, как все и ожидали. Уже на первой минуте, 
уходя от страшных ударов Макклеллана, Бенн, стоя у канатов, согнулся в три 
погибели. Джеральд обрушил серию ударов на его макушку. Поза британца была 
крайне неустойчивой, и он в результате вылетел с ринга между канатами. Как ни 
странно, это ему помогло: благодаря тому, что пришлось возвращаться на ринг, он 
получил несколько лишних секунд на передышку.
Не вполне нейтральный французский рефери, видимо, чтобы порадовать местную 
публику, несколько раз весьма сомнительно прерывал последовавшие атаки 
Макклеллана. В общем, так или иначе, Бенн достоял до конца первый раунд, а во 
втором, вместо того чтобы отсидеться в защите и передохнуть, пошел в атаку.
Бой этот хорошо отпечатался у меня в памяти, но я не могу смаковать какие-то 
живописные подробности, зная, чем все закончилось. Есть люди, которые не боятся 
смерти. Одни – просто потому, что не могут себе представить, что это произойдет 
и с ними. Другие – потому, что твердо верят, что есть другая жизнь помимо этой. 
Но нет никого, кто не боялся бы той участи, что была уготована Макклеллану.
Потом говорили: мол, уже после второго раунда Джеральд начал жаловаться на то, 
что с ним что-то не так. Очень скоро он стал как-то странно высовывать капу изо 
рта, как будто ему не хватало дыхания, но выглядел в целом неплохо. Более того, 
он активизировался в седьмом раунде, а в восьмом даже снова послал Бенна в 
нокдаун, но это было все, чего он достиг.
В девятом раунде, несмотря на неудачное начало, британец уже был полным 
хозяином положения, а в десятом после его мощного удара справа Макклеллан 
опустился на колено. Он поднялся и попытался продолжить бой, но после еще 
одного удара снова опустился на колено и на этот раз дослушал счет до конца. 
Тогда показалось, что он сам решил не вставать, так как, едва рефери закончил 
отсчет, он поднялся и отправился в свой угол. Но там он почти сразу потерял 
сознание. Его отвезли в больницу, потом он впал в кому, а вышел из нее таким, 
какой он есть сейчас.
Что произошло? Бог его знает. Может быть, один из ударов Бенна попал в какую-то 
уязвимую точку. Может быть, дело сделал какой-то из его многочисленных и явно 
преднамеренных прицельных ударов головой. Но мне кажется, дело скорее было в 
самом Макклеллане. Бывают дни, когда что-то с нами не так. Любой боксер 
расскажет вам о бое, в котором он по совершенно необъяснимой причине плохо себя 
чувствовал. И это касается далеко не только бокса. Один мой друг, 
марафонец-любитель, рассказывал мне, как однажды, пробежав двадцать километров, 
почувствовал, что если не остановится, то умрет. Стояла сухая и не слишком 
жаркая летняя погода, идеальная для бега. Через пару дней в гораздо худших 
условиях он легко пробежал стандартную марафонскую дистанцию и даже установил 
личный рекорд. По сей день он не может объяснить, что тогда произошло, но 
по-прежнему уверен: если бы он не остановился, то с ним случилось бы что-нибудь 
страшное. Наверное, такой день был тогда и у Макклеллана.
В те времена, когда Макклеллан мог говорить, он как-то сказал, что предпочел бы 
смерть поражению. Но представлял ли он себе такую жизнь, которой живет сейчас, 
когда не может свести с ней счеты? Уже десять лет он заперт в своем теле, как 
узник в клетке, – наверное, самый одинокий из всех людей.
Джеральд был бойцом до мозга костей, которому необходима война. Когда он не 
дрался сам, он смотрел собачьи бои. Даже на пресс-конференцию, посвященную 
предстоящему матчу, он мог заявиться с двумя питбулями на длинных поводках. 
Высокий, около 190 см, худой, с очень широкими плечами и с этими злобными псами,
 он казался тогда каким-то служителем ада. Теперь он сам живет в аду, и никакие 
охранники ему не нужны: не сбежит.
Говорят, Макклеллан как-то сам пристрелил своего любимого пса за то, что тот 
проиграл бой. Теперь этот пес торжествует в каком-то собачьем аду: ему повезло 
больше, чем его убийце. Ему повезло, он умер, а Джеральд слеп, бессилен и 
беспомощен, но он осознает происходящее вокруг него настолько, что может 
заплакать от того, что его друга нокаутировали.
Рой Джонс как-то сказал: «Даже у слепого есть свое видение мира». Конечно, есть 
– и слепой не хочет видеть своего друга битым еще больше, чем зрячий. Многие 
считают, что Рой Джонс проиграл нокаутом сначала Антонио Тарверу, а затем и 
Глену Джонсону из-за того, что потерял мотивацию: все вершины взяты, скучно, 
остались только привычка и понятный страх перед тем, чтобы бросить дело, 
которым занимался всю жизнь. Я думаю, если бы Рою сказали, что в случае 
проигрыша его посадят напротив плачущего Джеральда и заставят часами смотреть 
на эти слезы, он нашел бы в себе мотивацию и выиграл бы оба боя.
Я давно не перечитывал Конан Дойля. Но один кусок (я даже помню, из какого он 
рассказа, – «Тайна Боскомской долины») врезался в память. Это говорит Шерлок 
Холмс, только что выслушавший исповедь преступника и отпустивший его с миром: 
«Да поможет нам Бог! Зачем судьба играет нами, жалкими беспомощными созданиями? 
Когда мне приходится слышать что-нибудь подобное, я… говорю: „Вот идет Шерлок 
Холмс, хранимый милосердием Господа Бога“».
Да поможет нам Бог. И да поможет он Джеральду Макклеллану, если он чем-то еще 
может ему помочь.


Жизнь по-прежнему не отпускает Джеральда Макклеллана, а смерть не принимает.




Русский шансон Фернандо Варгаса


16.10.2002


За эту статью разные сетевые придурки в свое время долго поносили меня как 
русофоба и негодяя. По-моему, безосновательно. Что я действительно терпеть не 
могу, так это «русский шансон», на мой взгляд, жанр столь же нелепый, сколь и 
его название. Вы, например, в состоянии представить себе, чтобы в 
Великобритании существовал жанр под названием English pesnya (инглиш песнья)? У 
меня на это испорченности не хватает.


Что касается Фернандо Варгаса, то перед боем с Оскаром Де Ла Хойей, о котором 
пойдет речь в этой статье, он сознательно позиционировал себя как подонка, 
много рассказывал о том, каким бандитом он был в школе, и говорил, что у таких, 
как Де Ла Хойа, он отбирал деньги. Но кто может отобрать деньги у Оскара Де Ла 
Хойи, одного из самых кассовых боксеров в истории, а ныне одного из самых 
процветающих промоутеров профессионального бокса? Варгас явно полез не туда. 
Хорошо еще, что живой остался.



Говорят, когда хорошему человеку плохо, из этого получается блюз. Когда плохо 
плохому человеку, из этого получается русский шансон. И не потому, что у нас 
люди плохие. А потому, что только у нас плохие люди так много поют о том, что 
на самом деле они хорошие, а во всем виноваты семья и школа. Совестливый у нас 
народ. А еще нигде не найти столько людей, готовых в таком количестве слушать 
песни воров и убийц об их тяжелом житье-бытье. Потому что народ у нас не только 
совестливый, но и жалостливый. Но не все народы таковы.


Бедный, бедный Фернандо Варгас. Он сейчас не может даже утешиться 
соответствующим моменту песенным творчеством. Потому что, хотя мексиканская и 
американская музыкально-поэтическая культура и создали произведения о 
несправедливо обиженных неблагодарными людьми бандитах, все-таки нет в них того 
градуса душевности, который помог бы Варгасу.
В сентябре он проиграл главный бой своей жизни – Оскару Де Ла Хойе. Правда, 
проигрывал и раньше – Феликсу Тринидаду, но это было совсем другое дело. 
Тринидад – свой, ему проиграть обидно, но не западло. Де Ла Хойа – дело другое. 
Он даже хуже, чем чужой. Он свой среди чужих. Он мексиканец с внешностью 
голливудской звезды, желавший когда-то стать архитектором, но не ставший им, 
потому что кто-то там, в небесной канцелярии, напутал и залил свинца в кулаки 
этого несостоявшегося зодчего, а не в колотушки какого-нибудь хулигана, вроде 
самого Варгаса.
Проиграв ему, Фернандо попал в положение шпанистого подростка, который видит 
прилично одетого мальчика, выходящего из дверей художественной школы, и говорит 
своим приятелям: «Смотрите, как я сейчас намылю рожу этому сосунку». А сосунок 
берет да и мылит рожу ему самому – на глазах его друзей. Неприятно, что и 
говорить. Самое время спеть песню о подлом фраере и о себе несчастном.
Но на этом беды Варгаса не кончились. В послематчевых анализах у него 
обнаружили анаболический стероид станозолол. Оказалось, что хулиган, прежде чем 
пойти бить морду отличнику, еще и подзарядился для храбрости, а ему и это не 
помогло. Совсем некрасиво. Фернандо, конечно, выступил в стиле «я не я, и моча 
не моя». Но ему в ответ мягко возразили: твоя, сынок, твоя. И он скис. Не 
исключено, что с помощью какого-нибудь крючкотворства адвокатам и наемным 
фармакологам удастся опротестовать результаты тестов, и Варгаса оправдают, но 
им все равно никто не поверит, и душок от всей этой истории останется еще тот.
Два с половиной года назад я в течение трех дней очень близко наблюдал Фернандо 
Варгаса в Финиксе, где Костя Цзю дрался с мексиканской легендой Хулио Сесаром 
Чавесом. Варгас производил впечатление опасного подонка, который не грабит и не 
убивает только потому, что законным путем может заработать больше. И было в нем 
еще очень много самолюбования, граничащего с нарциссизмом. Так, он все время 
ходил в какой-то жилетке, оставлявшей открытыми его длинные мускулистые руки, и 
поигрывал этими руками, как девушка в мини-юбке, якобы случайно открывающая 
ноги все больше и больше.
Ошибся Варгас с родиной. У нас бы его и приняли, и пожалели, и даже поверили бы 
ему. Потому что богатых и красивых, вроде Золотого Мальчика, у нас ненавидят 
больше, чем бандитов, тем более несостоявшихся, вроде Варгаса. У нас даже 
революцию когда-то учудили для того, чтобы уничтожить богатых, а отнюдь не для 
того, чтобы самим этими богатыми стать. Ну а мексиканцы – народ менее 
снисходительный. Они Варгаса, скорее всего, не простят. Тем более что им есть с 
кем его сравнить. У них великих боксеров всегда было в избытке. А самый великий 
– все тот же Чавес, заработавший миллионы и не скопивший никаких богатств, 
потому что весь его город уже который год гуляет за его счет. И кому нужен этот 
Варгас, когда такие люди в стране мексиканской есть? И не надо никакого шансона.



После этого Варгас выступал еще пять лет. По иронии судьбы карьера его 
закончилась нокаутом от Рикардо Майорги – парня, который еще хуже, чем он сам. 
Так случилось, что в той же программе дрался и Роман Кармазин, так что я 
поприсутствовал на этом мероприятии, репортаж с которого приведен в этом 
сборнике.




Справедливый Де Ла Хойа


13.09.2003


Оскар Де Ла Хойа – это абсолютно уникальное явление на боксерском ринге, своего 
рода анти-Тайсон. Довольно редкий случай, когда человек научился зарабатывать 
на том, что он хороший парень. Однако самое трудное при этом хорошим парнем 
остаться. Удается ли это Де Ла Хойе? Не уверен.



Жизнь несправедлива.


Это особенно остро чувствуют те, кто не сумел воспользоваться плодами ее 
несправедливости. Всеми революциями, в конечном счете, двигало желание 
установить несправедливость в свою пользу. Ну и, конечно, потом назвать это 
справедливостью.


На ринге революций не бывает, и если кто и может повлиять здесь на 
справедливость, так это рефери и судьи. Надо заметить, они делают это не так 
часто, как принято думать. Так что приходится довольствоваться справедливостью 
– справедливостью силы. Правда, очень несправедливой по самой своей сути.
На ринге в последнее время выступали два человека, которые показали, насколько 
парадоксально большинство из нас понимают справедливость. Майк Тайсон и Оскар 
Де Ла Хойа всегда зарабатывали гораздо больше других боксеров. Первый – за то, 
что страшнее всех, второй – за то, что красивее всех. Не припомню ни одной 
статьи, в которой бы автор негодовал по поводу того, что Тайсон много 
зарабатывает. А вот по поводу заработков Де Ла Хойи в прессе было разбрызгано 
столько слюны, что ее хватило бы на целое ядовитое слюнявое озеро. Оказалось, 
что среднему человеку гораздо труднее перенести то, что манна небесная 
свалилась на хорошего (или по крайней мере неплохого) парня, чем то, что она 
обрушилась на монстроподобное существо вроде Тайсона. Но вот Тайсон разорился, 
и как много народу его жалеет! И я в том числе. А кто бы пожалел Де Ла Хойю, 
если бы разорился он? Думаю, только женщины. У них свое представление о 
справедливости – сексуальное.
Ненависть многих болельщиков к Де Ла Хойе носит даже несколько аморальный 
характер. Когда Золотой Мальчик собирался драться с Фернандо Варгасом, я с 
удивлением обнаружил, что почти все мои знакомые болеют за Варгаса, 
классического Плохого Парня, который гордится этим и жалеет только о том, что 
не может стать еще хуже. На вопрос: «С кем бы ты предпочел встретиться в темном 
переулке – с Де Ла Хойей или Варгасом?» – мне отвечали: «Но это же совсем 
другое дело!» Разумеется, другое: получить по собственной морде и смотреть, как 
бьют морду чужую – большая разница. И, конечно, хочется наблюдать, как бьют 
морду красивую и удачливую, а на то, что это делает подонок, можно закрыть 
глаза. Но Оскар тогда огорчил ревнителей справедливости, нокаутировав Варгаса.
И вот сейчас у тех, кто все-таки желает увидеть Золотого Мальчика битым, на 
душе светло и радостно, хотя и несколько тревожно. В субботу, а по московскому 
времени – в воскресенье утром, он будет драться с Шейном Мосли, единственным 
боксером, который может похвастать одержанной над ним три года назад победой. 
Официально в послужном списке Де Ла Хойи есть еще одно поражение – от Феликса 
Тринидада, которое он потерпел в 1999 году, но это особый случай. Де Ла Хойа, 
безусловно, выиграл тот бой, но он, упиваясь собственной неуязвимостью, решил 
попросту отбегать последние три с половиной раунда, и судьи, на радость 
зрителям, наказали его за это. В этом, кстати, была своя справедливость, причем 
самая настоящая: все-таки деньги надо отрабатывать.
А вот Мосли Де Ла Хойю действительно победил, хотя и не с таким преимуществом, 
как тогда писали, – в этом тоже сказалась неприязнь к Золотому Мальчику. Однако 
вокруг их матча-реванша нет особого ажиотажа: слишком немногие верят в то, что 
Мосли удастся повторить свой успех. К тому же ненависть – чувство, забирающее 
чересчур много энергии у ненавидящего, и Оскара наконец устали ненавидеть.
Но любят Де Ла Хойю все-таки больше людей, чем ненавидят, – кислота зависти 
разъедает далеко не все души. И в том, что Оскар зарабатывает больше других, 
есть своя справедливость – та самая, на которой стоит Голливуд, где главным 
призом тоже является Оскар. «Люди, – как сказал когда-то экс-чемпион мира в 
тяжелом весе Санни Листон, – в большинстве своем хотят видеть, как хорошие 
парни бьют плохих». Де Ла Хойа смотрится хорошим парнем и бьет практически всех,
 кто выходит против него. Его победы дают наглядную надежду на то, что добро 
все-таки имеет шанс на победу, а за такую надежду стоит и заплатить.


Через год после боя с Варгасом Оскар Де Ла Хойа проиграл свой титул Шейну Мосли,
 после чего с переменным успехом выступал еще несколько лет. Не так давно стало 
известно, что Мосли в том бою с Де Ла Хойей был на допинге, который резко 
повышает выносливость организма, а Оскар тогда если и уступил противнику, то 
совсем чуть-чуть, и как раз необычная выносливость Мосли позволила ему одержать 
победу. Однако Де Ла Хойа не затаил на него злобу и сейчас в качестве 
промоутера очень активно продвигает Мосли. По-моему, одно это говорит, что в 
бизнесе он добьется еще больших успехов, чем на ринге.




Триумф поэта (Джерри Кворри)


18.04.2002


Эта статья не о боксе, а о том, как плохо мы видим, что скрывается за 
внешностью человека. Я видел чуть ли не все бои Джерри Кворри, но и представить 
себе не мог, что за человеком он был. А потом прочел его стихи и поразился, 
сколько лиризма было в душе человека, которого я считал только бескомпромиссным 
мордоворотом.



Родившийся на острове Самоа потомок людоедов, перебравшийся в Новую Зеландию, а 
затем в США, тяжеловес Дэвид Туа победил американского пуэрториканца Фреса 
Окендо и вернулся в элиту мирового бокса.


Вот и еще одно юное дарование обернулось юным разочарованием, а ведь в тяжелом 
весе сейчас так мало интересных бойцов. Хотя Окендо и раньше не производил 
особого впечатления, все же казалось, что на теперешнем безрыбье он все-таки 
сумеет чего-нибудь добиться. Но съеденная человечина, видимо, укрепила черепа 
предков Туа, а потомок эту особенность унаследовал. Восемь раундов Окендо бил 
его в одну калитку только для того, чтобы в девятом пропустить роковой удар. 
Такое случалось со многими до него, в том числе и с нашим Олегом Маскаевым. 
Левый хук Дэвида в любую секунду может привести к короткому замыканию в голове 
противника.
Я болел за Туа: все-таки человек он любопытный, и без него будет скучно. В 
свободное от битья людей время он пишет стихи. Мне как-то попалась подборка. 
Впечатление осталось сильное – как будто я бродил в абсолютно темной комнате и 
все время лбом натыкался на разные предметы мебели. Этакий людоедский романтизм 
с вкраплениями сюрреализма. Очень познавательно. В стихах, посвященных 
конкретным боям, чувствуется что-то отважное. В остальных – просто что-то 
неопределенное, но до крайности энергичное.
Баловался в свое время стишками и Мохаммед Али, но если на ринге он был 
Шекспиром, то в поэзии – максимум Ляписом-Трубецким. Большинство его виршей 
представляли собой, как и у последнего, некую строку, которую несчетное 
количество раз выворачивали в разные стороны. В молодости практически все 
стихотворные творения Али носили, так сказать, прикладной характер. Он 
предсказывал, в каком раунде уложит очередного противника, и, как правило, 
обещание выполнял. Никакой мистики – просто большинство противников автор мог 
нокаутировать почти в любом раунде. Поэтому, если он предсказывал нокаут, 
скажем, в шестом, а противник уже в четвертом был готов упасть, Али еще пару 
раундов таскал его на себе, а затем укладывал, как было обещано.
В последующие годы, став общественной фигурой, Али попытался сочинять и что-то 
более серьезное, но нельзя сказать, чтобы у него это очень хорошо получилось.
Наверно, лучшим поэтом среди тяжеловесов всех времен был известный боксер 
шестидесятых-семидесятых Джерри Кворри. Ему случилось выступать в золотую эпоху 
тяжелого веса, когда в этой категории собралась такая компания, что даже очень 
талантливому боксеру рассчитывать на титул не приходилось. Его били и Мохаммед 
Али, и Джо Фрезер – оба по два раза. Но ни тому ни другому Джерри не отдал ни 
одного квадратного сантиметра ринга просто так. Это был яростный и неуемный 
боец, атаковавший до тех пор, пока его противник не падал, или, в редких 
случаях, пока не падал он сам.
Тем удивительнее кажутся его стихи, которые, кстати, в отличие от Мохаммеда Али,
 он долгое время не обнародовал. Помню, на заре перестройки во время вечера 
Эльдара Рязанова режиссера попросили почитать свои стихи, и автор наших вечно 
любимых фильмов просьбу выполнил. Стихи были очень камерные, лиричные, умные и 
грустные. Сразу было ясно, что написал их не поэт-профессионал, но человек 
интересный, достойный и наделенный глубоким поэтическим чувством.
Нечто подобное писал и Кворри. В одном из лучших стихотворений, оглядываясь на 
свою жизнь, Джерри сравнил ее со свадьбой, на которой он всегда играл роль 
подружки невесты, но самой невестой никогда не был. Не думаю, что хоть 
кто-нибудь из видевших, как Кворри крушил челюсти соперников, мог предположить, 
что у него найдутся для себя такие сравнения.
Добрый Джерри, никогда ни в чем не отказывавший ни друзьям, ни случайным 
знакомым, ни вовсе незнакомым людям, умер 3 января 1999 года в возрасте 
пятидесяти двух лет. В последние годы он очень страдал от последствий 
пропущенных ударов и много болел. Одна из этих болезней, далеко не смертельная 
сама по себе, оказалась слишком тяжелой для усталого организма. В свое время мы 
проигнорировали его смерть, так давайте хоть сейчас, с более чем трехлетним 
опозданием, помянем Джерри Кворри. Хорошего боксера, прекрасного человека и, 
что бы ни говорили снобы, поэта.


Что тут скажешь? Можно только пожалеть, что такие люди так редко приходят в 
этот мир и часто так рано уходят из него. Может быть, Богу тоже зачем-то нужны 
хорошие солдаты, вот он и призвал Джерри Кворри к себе.




Недосидевший (Риддик Боу)


13.11.2002


В боксе много колоритных и, выражаясь дипломатично, своеобразных личностей. 
Риддик Боу, о котором пойдет речь, чемпион мира в тяжелом весе 1992–93 годов, – 
один из них. Среди прочего он прославился тем, что блестяще подражал голосам. 
Говорят, когда он голосом экс-президента Рейгана толкал невозможные завиральные 
речи, люди от смеха сползали со стульев на пол. Но свою бывшую жену он 
рассмешил не так удачно.



Демобилизовался я из армии шестнадцать лет назад, и с тех пор два-три раза в 
год мне снится, что меня берут дослуживать. Обстоятельства все время меняются, 
как меняется и срок, к которому меня приговаривают, но одно остается 
неизменным: я доказываю, что свое в армии уже отбыл, а мне говорят, что не до 
конца, и придется послужить еще.


Нечто подобное, но не во сне, а наяву, произошло только что с экс-чемпионом 
мира в тяжелом весе Риддиком Боу.


Ночью 25 февраля 1998 года он вместе со своим братцем приехал в городок 
Корнелиус, штат Северная Каролина, где вторгся в дом своей жены, с которой у 
него как раз шел бракоразводный процесс, насильно усадил ее и их пятерых детей 
в машину и повез незнамо куда. В качестве орудий устрашения он использовал 
здоровенный нож, наручники, фонарь, газовый баллончик с перцем и скотч, которым 
в боевиках заклеивают рот жертвам. «Как видишь, я хорошо подготовился», – 
сказал он жене, продемонстрировав этот безумный набор.
Кстати, жене он подготовиться к отъезду не дал. Он вытащил ее прямо из постели 
и разрешил только сменить пижамные штаны на юбку, а когда она, дерзкая женщина, 
вознамерилась сменить и фуфайку на блузку, запретил ей это делать. Через 
несколько часов он остановился у какого-то ресторана уже в штате Виргиния и 
разрешил жене сходить в туалет, сопроводив ее до двери. Детей он оставил на 
попечение брата.
Пока жена была в туалете, деликатный Риддик время от времени приоткрывал дверь, 
просовывал туда голову и требовал, чтобы она поторопилась. Надо думать, многие 
дамы отказали себе в удовольствии посетить это заведение при виде странного 
негра ростом почти два метра и весом килограммов 130, который был к тому же 
явно не в себе.
Между тем миссис Боу времени не теряла. По мобильнику она вызвала полицию, 
узнав у находившихся в туалете женщин местоположение ресторана, а заодно 
попросив их продублировать вызов. Полиция не заставила себя долго ждать. Ну а 
дальше, как пел Высоцкий о другом специалисте по мордобою, «супротив милиции он 
ничего не смог».
Попытка обратить все дело в шутку и списать инцидент на то, что Риддик был 
потрясен уходом любимой со школы жены, не удалась, так как Боу между делом 
неглубоко ранил любовь всей своей жизни в грудь, да еще врезал ей своей 
немаленькой ладошкой по лицу. Однако американское правосудие, видимо, 
израсходовало всю отпущенную ему суровость по отношению к боксерам на Тайсона, 
которого оно отправило на три с половиной года в тюрьму за то, что он 
изнасиловал невинную девушку, в два часа ночи добровольно поднявшуюся к нему в 
номер. С Риддиком судьи обошлись куда мягче, приговорив его к тридцати дням 
заключения и полутора годам условно. Ну а жену он, как было решено, пырнул 
ножом чисто случайно.
Бывшая супруга и ее адвокат сочли все это чистым издевательством и подали 
апелляцию. Поняв, что переусердствовала с добросердечием, Фемида приговорила 
Боу к полутора годам, но уточнила, что он их уже отбыл, пусть и условно. Жена с 
адвокатом снова решили, что над ними издеваются, и снова обжаловали приговор. 
На этот раз еще до суда было заявлено, что Риддик получит от восемнадцати до 
двадцати четырех месяцев тюрьмы, и условный срок в зачет ему не пойдет.
Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Меня не оставляет 
воспоминание о том, как десять лет назад, когда Риддик победил Эвандера 
Холифилда, к нему выскочила его жена, явно одетая в очень дорогие вещи, 
гармонировавшие друг с другом ненамного лучше, чем уличная юбка с пижамной 
фуфайкой. Несмотря на несколько нелепый вид супруги, я тогда еще подумал, что 
этих двоих связывает глубокое чувство, а вот поди ж ты… И еще мне не дает покоя 
вопрос: зачем Риддик Боу включил в свой садомазохистский набор, которым он 
пугал жену, фонарь?


Я несколько раз видел Риддика Боу, когда бывал в Америке, так как он обожает 
ходить на разные боксерские мероприятия. Вид у него добродушный до 
невозможности и очень довольный собой и жизнью. Надеюсь, что так оно и есть, и 
подобных срывов с ним больше не произойдет. А мне уже лет пять как перестали 
сниться сны, в которых меня берут дослуживать. Старею, видимо.


А, нет. Месяц назад опять разок приснилось.




Интервью со швейцаром (Клифф Этьен)


16.05.2005


Это интервью было взято у американского боксера Клиффа Этьена сразу после того, 
как его в третьем раунде нокаутировал будущий чемпион мира в тяжелом весе 
Николай Валуев. Мне доводилось разговаривать с только что нокаутированными 
боксерами, но такие весельчаки мне среди них как-то больше не попадались. Это 
выглядит тем более неожиданным, что в биографии Этьена было мало веселого. Так, 
в неполные восемнадцать лет он получил за вооруженное ограбление сорок лет 
тюрьмы, из которой его отпустили через девять с половиной за очень хорошее 
поведение. Вот и встреча моя с Этьеном произошла в тот недолгий период, когда 
он очень хорошо вел себя уже на воле, что, однако, не затянулось, но об этом 
уже в следующей статье.


И еще маленькая справка. В Америке швейцарами (в оригинале – gate keeper. – А.
 Б.) называют боксеров, которые стоят как бы на подступе к элите: побив их, ты 
попадаешь в избранное боксерское общество претендентов на чемпионский титул. 
Таким швейцаром и был Клифф Этьен на момент нашей встречи.



Велик и могуч русский язык, но все-таки не настолько, чтобы передать речь 
хулиганствующего негра: у нас просто нет языкового аналога этому безобразию. И 
все же я сделаю робкую попытку донести до читателей, что сказал Этьен в 
интервью автору этих строк.


– Так, почему ты встал здесь? Ты, видимо, хочешь сказать, что ты преграждаешь 
мне дорогу. А ты знаешь, что я делаю с теми, кто преграждает мне дорогу? Нет, 
ты даже представить не можешь, что я делаю с теми, кто преграждает мне дорогу.
Или ты думаешь, что твой приятель высотой с Эмпайрстэйт-билдинг так меня 
отдубасил, что я не смогу убрать тебя с дороги? А вот мы сейчас попробуем. Нет, 
мы не будем пробовать – потому что ты, кажется, хороший парень и просто хочешь 
задать мне несколько вопросов, на которые я тебе, может быть, даже отвечу, если 
ты будешь очень хорошо себя вести. А если будешь плохо себя вести, нет, если ты 
только подумаешь о том, чтобы плохо себя вести и показывать свое неуважение к 
бедному побитому человеку, то я сделаю тебе бо-бо.
Кто говорит, что Николай слабо бьет? Ты вот сразу начал с того, что попытался 
меня обидеть, – значит, сейчас будем делать тебе бо-бо. Ты хочешь сказать, что 
я просто так падал? Что я падал от ударов человека, который бить не умеет? А-а, 
это раньше так говорили. А ты тоже так раньше говорил? Нет? Молодец. Ну, если 
ты так хочешь знать, то, может быть, раньше он и бил слабо, а сейчас он бьет 
очень сильно. И справа, и слева. Караул просто.
Знаешь, откуда вылезают глаза после его ударов? Не знаешь? И не узнаешь, потому 
что здесь женщины кругом, а я воспитанный молодой человек и тебе не скажу, а 
сам ты никогда не догадаешься. Впрочем, может быть, и догадаешься, потому что 
глаза у тебя умные. Люди, вы согласны, что у этого парня умные глаза? А раз так,
 то он, наверно, без труда догадается, откуда они у него выскочат, если ему по 
кумполу ударит Валуев. Нет, я не дурачусь, Нико и впрямь очень сильно бьет, и 
только конченый дурак мог сказать, что у него что-то не так с ударом. А джеба 
такого я давно не видел – это ужас какой-то. Правда, он все время оставляет 
руку, а из-за этого очень удобно бить правый кросс, что я и делал.

(Словно испугавшись собственной серьезности.)
Нет, ну ты сам подумай тем, что у тебя спрятано за этими умными глазами: может 
человек ростом десять футов и весом в полтысячи фунтов слабо бить? Ты думаешь, 
самый талантливый мухач мог бы побить Роя Джонса? Щас! А у меня с Нико такая же 
разница в весе. Да я просто герой, что вообще вышел против него.


И знаешь, что я тебе еще скажу
(опять почти серьезно)
: меня называют швейцаром тяжелого веса. Ну хорошо, я швейцар. Чем плохая 
работа? Кто меня побил, тот либо подтвердил свой класс, как Майк Тайсон, либо 
завоевал себе место в элите, как Кэлвин Брок, потому что я проигрываю только 
самым лучшим. Вот теперь проиграл Валуеву. Не обидно, потому что у этого парня 
есть все, чтобы стать чемпионом мира. Пропускает иногда? А кто не пропускает 
никогда? Зато стоит как скала!



Этьен, совершенно точно, выглядел во время интервью как «исправившийся 
навсегда». Не знаю, может, Валуев тогда его все-таки слишком сильно ударил, и с 
его некрепкой психикой что-то произошло. Иначе я просто не могу объяснить 
события, о которых речь пойдет в следующей статье.




Огнестрельный Балаганов (Клифф Этьен)


06.09.2005


Описанные здесь события произошли всего через три месяца после того, как я взял 
у Клиффа Этьена приведенное выше интервью. Когда я впервые прочитал в Интернете 
о том, что он устроил, я понял значение сразу двух устойчивых выражений, 
связанных с нашими органами зрения: «не поверил своим глазам» и «глаза на лоб 
полезли». Вот так и со мной было: мои глаза, которым я только что не поверил, 
полезли на лоб.



Наверное, все помнят душераздирающий эпизод из «Золотого теленка», в котором 
Шура Балаганов, только что получивший от Остапа Бендера пятьдесят тысяч, в 
трамвае по привычке залез в кошелек к какой-то тетеньке и был схвачен милицией. 
В свою защиту Балаганов только повторял, что сделал это машинально.


Вполне возможно, что известный американский тяжеловес Клифф Этьен по прозвищу 
Черный Носорог, недавно попавший в схожую ситуацию, тоже говорил нечто подобное.
 Только в отличие от миролюбивого Шуры он перед этим немного пострелял из 
пистолета в полицейских, точнее, попытался пострелять, и угнал машину с 
мужчиной и двумя детьми, правда, уехал на ней недалеко, до ближайшего столба. 
Так что вполне возможно, что теперь лет двадцать, а может быть и всю жизнь, он 
проведет в тюрьме, куда впервые попал, когда ему еще не было восемнадцати лет, 
и где провел следующие девять с половиной.
Когда несколько месяцев назад я разговаривал с Клиффом Этьеном, мне было 
непонятно, как такой добродушный приколист мог оказаться в тюрьме, да еще за 
вооруженное ограбление. А само предположение, что он вот-вот попадет туда снова,
 показалось бы мне тогда просто нелепым. У парня явно было все, что ему нужно 
для жизни. И тем не менее в один прекрасный день он снова пошел на дело.
История эта носит ярко выраженный безумный характер. За минуту боя с Тайсоном, 
который состоялся 22 марта 2003 года, Клифф Этьен заработал около миллиона 
долларов. Совсем неплохо для Носорога. В мае этого года Этьена тоже никак не 
обидели, когда он дрался с Николаем Валуевым в Германии. Во всяком случае, 
очухавшись от нокаута, он сказал, что с удовольствием приедет туда снова. В 
общем, зарабатывал Этьен, мягко говоря, неплохо. На шоколад и наркотики должно 
было хватать. Конечно, ему, как и всем, от бомжа до Абрамовича, хотелось больше 
денег, но он явно не бедствовал.
Тем более странным выглядит то, что произошло 9 августа. Надев маску, Этьен 
заявился в какую-то кассу, где обналичивались чеки, в городе Батон Руж, штат 
Луизиана. Там он для острастки пальнул в воздух, а потом наставил пистолет на 
кассира и забрал у него всю выручку, составлявшую аж 1978 долларов. Выбегая из 
здания, где была расположена касса, Носорог сразу же наткнулся на группу 
полицейских и дал от них деру. Он впрыгнул в машину, где сидели двое детей, 
видимо ожидавших возвращения родителей, но не смог завести машину. Полицейские 
тем временем приблизились почти вплотную. Тогда Этьен нажал на спусковой крючок,
 но пистолет дал осечку.
Не теряя времени, он выскочил из машины и бросился к другой, где тоже сидели 
двое детей, но уже вместе с отцом. Когда отец не проявил должного восторга по 
поводу появления столь знаменитого гостя, Этьен дважды попытался выстрелить в 
него, но оба раза пистолет снова дал осечку. Тогда он рванул машину, но 
впопыхах въехал в высокий бордюр. Здесь-то полицейские наконец его и сцапали. 
На этот раз Фемида случайно проходила мимо и потому опоздала совсем ненамного.
Непонятно только одно: неужели отнюдь не нищий Этьен заварил весь этот сыр-бор, 
из которого ему теперь не вылезти до конца жизни, ради 1978 долларов? Может 
быть, как Балаганов, он просто машинально ограбил кассу? То есть сначала 
машинально взял с собой на прогулку маску и пистолет, а потом, не менее 
машинально, зашел в кассу и уж совсем машинально начал стрелять? Во всяком 
случае, на месте его адвоката я бы, пожалуй, взял именно эту линию за неимением 
ничего лучшего и, учитывая суровость американских законов, почитал бы за благо, 
если бы моему подзащитному влепили только двадцать лет.
Как бы там ни было, но вся эта история заставила меня совершенно иначе 
взглянуть на то, как я три месяца назад брал у Этьена интервью. Он тогда не дал 
мне задать ни одного вопроса, а сам предугадывал их по каким-то междометиям. 
Временами довольно точно. Ну а началась эта игра со слов: «Так, почему ты встал 
здесь? Ты, видимо, хочешь сказать, что ты преграждаешь мне дорогу. А ты знаешь, 
что я делаю с теми, кто преграждает мне дорогу? Нет, ты даже представить не 
можешь, что я делаю с теми, кто преграждает мне дорогу». А я-то думал, что 
ближе всего к тому свету был, когда попал под машину! Конечно, бьет автомобиль 
все-таки посильнее любого человекообразного носорога, но у автомобиля, а точнее,
 у водителя, обычно все-таки имеются хоть какие-то мозги, а потому он может 
остановиться. У Носорога же при ближайшем рассмотрении мозгов не оказалось. 
Вообще.


В настоящий момент Клифф Этьен пребывает в каком-то исправительном учреждении. 
Вполне возможно, что он там останется навсегда.




Руис, которого мы полюбим (Джон Руис)


25.07.2008


Наверно, об этом трудно догадаться, но я испытываю глубокое сочувствие к герою 
этой истории, тем более что много раз встречался с ним, и он неизменно 
производил на меня впечатление очень порядочного человека. Надеюсь, мне удастся 
внушить это сочувствие и вам. Честное слово, Джон Руис по кличке Тихоня его 
заслуживает и, вполне возможно, нуждается в нем.



Есть такие несчастные люди, которых никто не любит, хотя никому никакого зла 
они не делают. Их никуда не зовут. А если вдруг куда-то случайно пригласили до 
кучи, то в один прекрасный момент кто-то, встретив в коридоре такого бедолагу 
выходящим из туалета, обязательно с явным разочарованием скажет: «Ой, ты здесь? 
А мы думали, что ты ушел».


Если такой человек вдруг случайно услышит разговор о себе, то до его ушей 
обязательно донесется что-то вроде: «А-а, этот, хоть бы он куда-нибудь делся». 
И даже если какая-нибудь замученная жизнью женщина после долгих уговоров, 
наконец, отдается такому красавцу, то делает это в точном соответствии с 
известным выражением, потому что отдаться такому легче, чем объяснять, почему 
она этого не хочет.
Они положительные люди, они вовремя приходят на работу и последними с нее 
уходят, но даже начальники их не любят и не спешат повышать. Они бывают 
сильными людьми, способными идти через тернии к звездам. Но никакие звезды их 
нигде не ждут, а ждут новые тернии, через которые они идут с тем же скучным 
упорством.
И все это потому, что они зануды. Невыносимые.
Самое страшное, что может быть, это застрять с таким человеком в лифте. Он там 
обязательно начнет что-то рассказывать, чтобы скрасить это неприятное время, а 
тебе очень скоро захочется сунуть кляп или, за неимением оного, кулак 
куда-нибудь в темноту в надежде попасть прямо в открытый рот и тем самым 
заставить его замолчать.
Вот к этой несчастной категории относится и американский тяжеловес Джон Руис. 
Он дважды был чемпионом мира, но не добился даже десятой доли того уважения, 
которое заслужил. И все потому, что он невыносимо скучен. На дуэль улиток и то 
интереснее смотреть, чем на его бои.
Как-то раз во время предматчевых мероприятий Руис вырядился в костюм сутенера. 
Интересным захотел стать. Но на сутенера был при этом похож так же, как 
маленький мальчик, вырядившийся серым волком на детском утреннике, на волка 
настоящего. «Какой из тебя сутенер, Джонни, – хотелось ему сказать, – у тебя 
девочки отобрали бы все деньги, не только свои, но и твои, а ты бы так и стоял, 
потому что нельзя же грубо обращаться с женщиной». Ведь наш зануда – он еще и 
джентльмен к тому же.
Но вот случилось чудо. Руис явился народу – правда, не своему собственному, – и 
ему обрадовались. Но Джонни и тут не повезло: он этого не увидел и не узнал, 
потому что обрадовались ему в России, а он в это время был у себя дома за 
океаном. Случилось это в связи с тем, что чемпиона мира по версии WBA в тяжелом 
весе Руслана Чагаева, разорвавшего на тренировке ахиллесово сухожилие, из-за 
чего он, как минимум, год не сможет выступать на ринге, перевели в категорию 
чемпиона в отпуске (champion in recess). А простой титул WBA объявили вакантным,
 и за него назначили бой между Николаем Валуевым, чей запланированный поединок 
с Чагаевым сначала перенесли, а затем отменили, с Джоном Руисом. В Америке на 
это особого внимания не обратили, а в России обрадовались. Наконец-то 
экс-чемпион мира Валуев получит давно заслуженный шанс попытаться вернуть себе 
титул, а Джон Руис ему в этом поможет! Вот и вся любовь.
Но Руис-то настоящий зануда. В декабре 2005 года именно у него Валуев отобрал 
пояс WBA, и Джонни тогда повел себя на удивление некрасиво. Он сопротивлялся до 
последнего, эффективно и как-то липко, защищался, специально для этого боя 
выучился куда приличнее, чем раньше, бить справа, хотя до этого действовал 
больше левой рукой. В общем, не оправдал нашего доверия, а после боя еще 
твердил, что выиграл. Ну, выиграть-то он тогда, пожалуй, не выиграл, но, 
проходи тот поединок в Америке, судьи могли бы счесть и иначе. А все дело в том,
 что Руис, на самом деле, очень неплохой боксер, хотя и невообразимо скучный.
Однако теперь Джонни получил еще один шанс завоевать нашу любовь. Для этого ему 
надо 30 августа в Берлине, где состоится его встреча с Валуевым, быть не таким 
занудно-настойчивым, как в прошлый раз. А Николай Валуев, сильно прибавивший с 
тех пор в технике под руководством тренера Александра Зимина, ему в этом 
поможет. Руис может завоевать даже ускользавшее от него в течение всей карьеры 
звание зрелищного бойца. Для этого ему надо только красиво лечь.


Джон Руис все тот же. И, думаю, останется таким же лет до ста, до которых он, 
вне всяких сомнений, доживет.





Часть третья
Репортажи



А вот здесь все материалы написаны «на выезде», как правило, глубокой ночью в 
номере отеля, когда очень хочется спать, очень не хочется писать и очень жалко 
себя. Проблема в том, что бои обычно заканчиваются где-то в двенадцать – в час 
ночи. Потом еще пресс-конференция и дорога в отель. В общем, повезет, если 
сядешь за статью где-то в половине третьего. При этом разница во времени всегда 
работает против тебя. Хорошо еще, если ты в Германии, там ты «опаздываешь» по 
сравнению с Москвой всего на два часа. А если в Нью-Йорке – то на восемь, а в 
Финиксе или Лос-Анджелесе – на все одиннадцать. Но даже если любимая редакция 
сжалится над тобой, то администрация отеля – вряд ли. Лишнее время не 
оплачивается, и из номера тебе надо выметаться не позже двенадцати. Иначе 
говоря, написав, ты не можешь даже отоспаться. Тем не менее такие экстремальные 
условия мне всегда нравились, и иногда получалось написать что-то стоящее.


Может быть, кого-то удивит подбор репортажей, но я ведь не ставил себе задачу 
описать здесь лучшие бои, которые видел. Лучшие бои говорят сами за себя, и 
репортажи с них часто ходят узкими кругами вокруг того, что происходило на 
ринге: левый снизу – правый сбоку – нокдаун и т. д. Правда, это плохие 
репортажи, так как в лучших боях, разумеется, есть место драме и много чему еще.
 Однако бывают и совсем незрелищные поединки, после которых удается написать 
что-то стоящее. Может, была интересная обстановка, какие-то потрясающие люди у 
ринга и мало ли что еще…




Чавес кончился. Начался Цзю!


31.07.2000, из Финикса


Мне было уже тридцать семь лет, из которых почти девять я проработал в «СЭ», но 
это был мой первый репортаж с места событий, если не считать двух-трех турниров,
 которые проходили в Москве. Но их масштаб был абсолютно несопоставим с тем, 
что я увидел в Финиксе. Мне трудно судить, но, наверно, в этом материале 
чувствуются какая-то избыточная взбудораженность автора и его непомерная 
радость от того, что он там находится. Но так было, и я не хочу ничего 
исправлять.

Суета вокруг весов

Начну этот репортаж с рассказа о том, что происходило за сутки до боя – в 
пятницу. Вот что я записал в своем дневнике в тот вечер.


… На улице вновь чудовищная жара. В отеле от нее спасают кондиционеры, но и они 
не могут снять напряжение, которое ощутимо висит в воздухе. Все ждут. В два 
часа в здешнем танцевальном зале состоится взвешивание. А значит, подготовка к 
матчу между чемпионом мира в первом полусреднем весе по версии WBC Константином 
Цзю и экс-чемпионом мира в трех весовых категориях, мексиканским национальным 
героем Хулио Сесаром Чавесом выходит на финишную прямую.
До взвешивания еще полтора часа, а в холле не протолкнуться. Едва выхожу из 
лифта, как у меня что-то свистит над ухом. Это молодой негр в черных джинсах с 
ширинкой до колен бросил своему другу, такому же красавцу, фотоаппарат-мыльницу.
 Перелетев через головы двух десятков людей, мыльница, слава богу, попала тому 
точно в руки. Оказывается, его приятель хотел сфотографироваться с кем-то из 
многочисленных боксеров, которые здесь сегодня собрались.
Сразу бросается в глаза обилие мексиканцев. Все взбудоражены до предела. Ждут: 
Чавес приедет! Чем дальше, тем все становятся нервознее. Напряжение передается 
от одного к другому и от этого все возрастает и возрастает. Думал выйти на 
улицу, но там уже сильно за сорок, и находиться под открытым небом почти 
невозможно, так что приходится ждать вместе со всеми.
Только решил отойти в одно из ответвлений холла, как за спиной раздался дикий 
вопль. Приехал, родимый. Мексиканцы мгновенно строятся в колонны и следуют за 
своим кумиром, как императорская свита. У всех глаза блестят, как фонари, и 
светят все в одну сторону. Звуки, которыми это свечение сопровождается, 
потихоньку становятся совсем уж истеричными. Тем не менее этот религиозный 
экстаз вызывает почтение, как, наверное, всякое искреннее и сильное чувство.
Сам великий мексиканец на редкость мрачен и выглядит довольно усталым. Он 
проходит в зал, и вся толпа переливается из холла туда. Я сажусь на один из 
стульев, но тут ко мне подлетает рослый негр с видеокамерой. Говорит он, к 
моему удивлению, по-испански, но, к еще большему своему удивлению, я его 
понимаю: «Послушай, амиго, мне позарез нужно встать на этот стул». С видом 
человека, который своего не отдаст, отвечаю по-английски: «Сорри, но этот стул 
мне самому нужен». Парень в ответ смеется и уже тоже по-английски объясняет: 
«Нет, мне, правда, нужно. Если ты хочешь снимать, то вспышка твоей мыльницы все 
равно это расстояние не пробьет. Так что, может быть, все-таки уступишь стул, 
а?»
Ну как тут откажешь? Тем более есть шанс подойти поближе. Чавес то появляется, 
то исчезает за плотным кольцом телохранителей, каждый из которых габаритами 
поспорит с Ленноксом Льюисом. Смотрит Чавес все время прямо перед собой. 
Никаких эмоций. Взгляд мрачного одержимого. Время от времени он начинает нервно 
ходить. Проходит мимо меня – на расстоянии всего-то двадцать сантиметров. Такое 
ощущение, что ты в море, а мимо проплыла акула, которая, несмотря на скромные 
размеры, вполне может перекусить тебя пополам.
У Чавеса большая группа поддержки – молодые мексиканцы в одинаковой форме. На 
майках надпись: «Команда Чавеса». Среди людей в зале много женщин. Одна из них, 
умопомрачительно красивая мексиканка, стоит рядом со мной. На нее никто не 
смотрит. Только какой-то странный субъект лет шестидесяти с пятью или шестью 
перстнями-печатками на пальцах вдруг при виде нее масляно заблестел глазами. 
Честное слово, эта женщина заслуживает большего!
Время медленно подбирается к двумя часам. И тут происходит нечто странное. 
Примерно без трех минут два под истошные вопли группы поддержки и прочих 
мексиканцев, от чего у меня, как и у остальных, давно заложило уши, Чавес 
забирается на весы. Это – двойное нарушение: первым на весы должен вставать 
чемпион, то есть Цзю, а кроме того, взвешивание должно начаться ровно в 14.00 – 
можно чуть позже, но никак не раньше!
Тем не менее Чавес встает на весы, и они регистрируют предельно допустимый вес 
– 140 фунтов (63,5 кг). У многих даже возникают сомнения, нет ли у мексиканца 
перевеса. Влад Уортон, промоутер матча и менеджер Цзю, внимательно изучает 
шкалу: нет, вроде бы лимит не перейден. Чавес мгновенно соскакивает с весов и 
хватает бутылку из рук кого-то из членов своей команды. Не сомневаюсь, что его 
мучит жажда, но, кроме того, он явно опасается, что его снова попросят встать 
на весы, а выпитая вода – это верный способ заблокировать решение организаторов 
матча. Так или иначе, но уже ясно, что все разговоры о том, что Чавес давно и 
легко «сделал вес», как говорят боксеры, – чистейший блеф.
Среди тех, кто стоит совсем рядом, мое внимание почему-то привлекает молодая 
семья: муж с крохотным ребенком на руках и жена. На всех троих им где-то лет 
сорок. У папаши до боли знакомая и, извините, невероятно наглая физиономия. 
Через минуту они скрываются в толпе, и тут я понимаю, кто это был, – один из 
самых ярких боксеров на современном ринге, чемпион мира в первом среднем весе 
Фернандо Варгас.
Когда на весы встает Костя, группа поддержки Чавеса в едином порыве издает 
некий громкий хамский звук, что-то вроде: «Бу-у-у-у!!!» Но и у Цзю есть свои 
почитатели, которые, надрывая глотки, пытаются перекричать многочисленных и 
агрессивных болельщиков его соперника. Все в порядке – 139,5 фунта. До лимита 
не хватает более 200 граммов. Вспоминаю, как вчера Костя просил налить ему воды 
на донышко чашки: больше пить было нельзя. Наверное, он, как и Чавес, сразу же 
схватится за бутылку с водой. Но нет – Костя держит чемпионскую паузу.
Ну вот и все. Я чувствую себя так, как будто сам сгонял вес. У большинства 
присутствующих вид похожий. Хотя, конечно, не у всех. Взвешивание продолжается, 
на весы по очереди становятся участники предварительных боев. Среди них узнаю 
Василия Жирова, нашего чемпиона мира из Казахстана в первом тяжелом весе по 
версии IBF, который обосновался здесь же рядом – в пригороде Финикса Скотсдейле.
 У него завтра нетитульный десятираундовый бой.
После взвешивания мы уходим с Жировым в бар, где за минеральной водой долго 
говорим о том, как сложилась его жизнь в Америке. Но это уже совершенно 
отдельная история. Вот вернусь в Москву, тогда и напишу.
Страсти по Чавесу
Только не спрашивайте меня, что и в каком раунде произошло: быть в этом 
водовороте страстей и одновременно считать удары невозможно.
Все, что было до боя Цзю с Чавесом, слилось в какой-то единый калейдоскоп. 
Отчетливо помню только бой Жирова с неким Батлером. Расслабленный и подвижный 
американец сразу попался на коронный удар Жирова левой по корпусу, но через 
некоторое время к таким ударам вроде бы приспособился. Его явно не смущало, что 
Василий левша, и действовал он против казахстанца абсолютно правильно: начинал 
атаки справа. Правда, продолжить их ему было особенно нечем.
Первый раунд – за Василием, хотя один раз и ему весьма ощутимо досталось. Но во 
втором все встало на свои места. Батлер очень опасался удара по корпусу и, как 
положено в таких случаях, получил по голове. Великолепной комбинацией 
левой-правой-левой Жиров закончил этот бой. Чистый нокаут.
Страсти в зале накалялись с каждой минутой. Временами это напоминало приступы 
массовой истерии. Вдруг кто-то ни к селу ни к городу начинал орать или визжать, 
и через минуту орал и визжал уже весь зал. Очень популярный здесь боксер Эктор 
Камачо-младший (один из, наверное, сотни детей многократного чемпиона мира 
Эктора Камачо) выехал на ринг на чучеле лошади, которую катили на колесиках, а 
потом лошадь увезли обратно крупом вперед, а Камачо остался на ринге, где 
победил техническим нокаутом в шестом раунде экс-чемпиона мира Филиппа Холидея. 
В другой раз все выходки Камачо привлекли бы больше внимания, но сейчас ни он, 
ни его лошадь были здесь не особенно нужны.
Вокруг ринга все время носилась какая-то телевизионщица с колоссальным бюстом. 
Как-то раз она всей его мощью задела за стойку ринга. Все замерли, ожидая, 
какой же из двух этих прочных предметов сломается. Уцелело и то и другое. Умеют 
делать вещи в Америке – что стойки, что силиконовые бюсты.
Тем временем зал заводился все больше и больше. В одном из первых рядов 
бесновался, болея за мексиканцев, Фернандо Варгас. Где-то недалеко сидел Рэй 
Леонард. Присутствовал и Дон Кинг. Но всем было не до них. Не обращали внимания 
даже на девушек, которые выносили таблички с номерами раундов. Начинали в 
длинных вечерних платьях, потом продолжили в мини-юбках, а затем скинули и их, 
оставив абсолютный минимум одежды. Все впустую.
И вот, наконец, по поведению охранников кто-то смекнул, что сейчас на ринг 
выйдет Чавес. Что тут началось! Я-то думал, что зал выжимал из себя максимум 
децибелов. Нет, раньше он молчал! Мне показалось, что вот-вот порвутся 
барабанные перепонки. Пожалуй, нечто подобное испытал в армии, когда нас 
впервые привезли на стрельбище. Но и там все-таки было тише.
…Я стою совсем рядом с проходом, по которому ведут Чавеса. В десяти сантиметрах 
от меня Варгас забрался на стул, на котором только что сидел популярный 
тяжеловес шестидесятых годов Эрни Террелл. Тот укоризненно смотрит на молодого 
чемпиона, но Варгасу это до лампочки: он орет вместе со всем залом.
Вскоре наступает черед и Кости Цзю. Его выводит наша группа поддержки, 
состоящая из членов его команды и бывших российских боксеров, которые приехали 
на матч. Костя поднимается на ринг. Зал неодобрительно гудит. Скорее, даже с 
ненавистью. Что же будет, если Чавес проиграет? Уму непостижимо!
Страсти по Цзю
Ну вот, наконец, бой начался. Костя опережает, наносит больше ударов, но нет 
того огромного превосходства, которого накануне ожидали многие обозреватели. Да 
его, пожалуй, и не может быть. Ведь Цзю дерется с великим бойцом, который долго 
и напряженно готовился к бою.
Любой удар Чавеса, даже если он не достигает цели (а так оно обычно и бывает), 
вызывает бешеный восторг. Костя атакует чаще и успешнее, но его действия 
никаких восторгов не вызывают. На Чавеса увесистые удары Цзю пока что действуют 
как красная тряпка на быка. Он приходит в бешенство, бросается в еще более 
яростную атаку. Как же много он все-таки умеет! Какой же это великий боец! 
Другой бы на его месте уже десять раз лежал. На лице у Чавеса все чаще 
появляется выражение боли и муки, которые он больше не может скрыть. Удары Цзю 
доходят, доходят, доходят, что бы там ни думали болельщики. А силы Чавеса тают, 
тают, тают.
Накануне в команде Цзю только и было разговоров о том, что, когда Чавес 
почувствует, что Костя его одолевает, он начнет работать очень грязно. Так все 
и выходит. Мексиканец явно старается боднуть Костю головой. Все время бьет ниже 
пояса. Рефери делает ему одно замечание, затем другое. Ноль внимания. Когда же, 
черт возьми, дело дойдет до предупреждения, и тем самым будет снято одно очко, 
ведь Чавес давно это заслужил?! В конце концов рефери делает и это.
Как томительны паузы между раундами. Так хочется, чтобы все это поскорее 
закончилось. Девушки с табличками тщетно пытаются вызвать к себе хоть какой-то 
интерес – верный признак того, что бой удался. Сейчас начнется еще один раунд, 
может быть, последний. Как хочется, чтобы последний, чтобы Чавес что-то 
пропустил, и рефери остановил встречу…
Только тут замечаю, что ору во всю глотку. Всего несколько минут назад я 
свысока смотрел на мексиканцев, не контролирующих свои эмоции, а оказывается, 
сам ничем не лучше. Я ору так, что уже сорвал голос. Какой раунд закончился? 
Кажется, четвертый. Рядом со мной сидит какой-то пожилой американец. Не знаю, 
кто это, но, судя по тому, как к нему обращаются, какой-то видный деятель 
профессионального бокса. С ним рядом молодая девушка, которой он объясняет, что 
происходит на ринге. Надо сказать, блестяще объясняет. Вот он говорит: «Все. 
Чавес кончился. Его хватит на один или два раунда». Мне тоже так кажется, но я 
боюсь сам себе поверить.
Преимущество Кости нарастает. Хоть Чавес держит все удары, конец неотвратим. И 
очень близок. В пятом раунде рефери, наконец, дает мексиканцу предупреждение, 
но ни один судья, как потом выяснится, не снимет у него за это очко. Перерыв 
перед шестым раундом. Господи, когда же эта девица с табличкой перестанет 
мелькать перед глазами?
Гонг. Дальше все помню только отрывками. Костя наконец посылает Чавеса в 
нокдаун. Я каким-то образом перелетаю из второго ряда через стулья и ору что-то,
 зависнув в воздухе. Чавес встает и продолжает бой. Ну и мужик! Костя атакует, 
мексиканец больше не сопротивляется, и рефери останавливает бой!!! Все!!!
Дальше – несколько мгновений провала в памяти. А потом – как будто пошел дождь. 
Откуда дождь в этой пустыне? Я даже забыл, что нахожусь в помещении. 
Оказывается, верхние ряды поливали нас из бутылок, а потом эти бутылки в нас же 
и полетели. Опять провал в памяти. Следующее, что помню, – это я уже на ринге 
вместе со всей Костиной группой поддержки. Мы берем Цзю в кольцо. В нас летит 
всякая гадость, но нам все равно. Мы стоим на ринге, как на острове. Не знаем, 
что делать. Идти? А что нас там ждет? Кругом перекошенные мексиканские лица. 
Поколебавшись, мы все же решаем слезть с ринга. Один за другим пролезаем между 
канатами и идем по проходу. В нас летят пластиковые бутылки и… плевки. Со всех 
сторон. Но служба безопасности, на наше счастье, свое дело знает хорошо. Только 
одному пластиковая бутылка попала в плечо и рикошетом в голову.
Но все это – мелочь. Господи, какая это мелочь! Костя выиграл! Он побил Чавеса! 
Мы выходим из толпы и попадаем на относительно открытое место под вторым ярусом.
 Поднимаю глаза и вижу совсем осатаневшие лица. В нас летит очередная порция 
бутылок. Хорошо, что ярость сбивает прицел. Кто-то кричит: «А теперь бежим!» И 
мы бежим – к Косте в раздевалку. Охрана смыкается сразу же за нами. Через 
полчаса я выхожу на улицу. Если не считать ручки «Паркер», подарка жены, 
обошлось без потерь. Стою под открытым небом, и, – говорю это не для красного 
словца, – в первый раз с тех пор, как сюда приехал, раскаленный воздух Аризоны 
не кажется мне жарким и обжигающим. Все познается в сравнении.


Что было непосредственно после матча, описано в следующем материале, а Костю 
Цзю ждало еще пять с лишним лет одних побед.




После бури в пустыне (Костя Цзю)


01.08.2000, из Финикса


В тот раз мне не пришлось бежать из отеля в аэропорт, едва я закончил статью. Я 
оставался в Финиксе еще на день или даже на два, поэтому у меня была 
возможность посмотреть на поле боя после самого боя.



Под градом бутылок команда Цзю (в ее составе неожиданно для себя оказался и 
специальный корреспондент «СЭ») пробивается к раздевалке. А вот как развивались 
события дальше.


Наконец мы в раздевалке Кости Цзю, и можно перевести дух. Оглядываю себя. Вроде 
бы все в порядке – но что это на рубашке? Кровь? Оказывается, кетчуп. Кто-то из 
не страдающих из-за отсутствия аппетита мексиканцев разрядил в нас свою 
пластиковую бутылку. Правда, вышел недолет. Только несколько капель попало, да 
и то не на Костю, а на меня.
Мы выходим на улицу и вдыхаем раскаленный аризонский воздух. Основная масса 
зрителей уже разъехалась, так что стало поспокойнее. Правда, неподалеку от нас 
происходит какое-то волнение: в центре толпы – две рослые фотомодельного типа 
мексиканки в трико. В течение всего матча они ходили по залу с какими-то 
лентами через плечо, видимо, что-то рекламировали. А сейчас рекламируют 
непосредственно себя. Желающие сфотографироваться с ними встали в очередь. 
Девицы никому не отказывают. Для всех находится чарующая улыбка, которая никак 
не кажется дежурной. Вокруг девиц вьется поджарый негр, явно боксер. 
Приглядевшись, узнаю в нем Винса Филлипса, того самого, который три года назад 
одолел измученного аминокислотами Цзю. Почему-то мне кажется, что сегодня ночью 
Винс в одиночестве не останется.
Неожиданно как-то бочком выходит Дон Кинг и быстро садится в здоровенный 
«Кадиллак», который тут же срывается с места. Наконец отправляемся в отель и мы.

Русский праздник с австралийским акцентом
У Кости в номере царит атмосфера расслабленного веселья. Сегодня здесь все друг 
друга любят, как никогда раньше. Все готовы смеяться над чем угодно. Сам Костя 
распустил свою косичку и стал похож на вождя индейского племени. Он и есть 
вождь, а кто же еще? Костя сидит немного отдельно от остальных, погрузив руки в 
стоящие рядом ведерки со льдом. Поза необычайно царственная. Кстати, он, 
по-моему, здесь самый трезвый. Впрочем, никто и не напивается. Просто все такие 
счастливые, что легко сойдут за пьяных в стельку.
Я выхожу позвонить и натыкаюсь на Винса Филлипса, который, скромно потупившись, 
ведет к себе в номер одну из тех двух мексиканок. Девушка поверх трико обвязала 
себя каким-то черным платком, и получилась сверхкороткая мини-юбка. Проходя по 
коридору, мексиканка, как и в зале, где проходил бой, бескорыстно одаривает 
своей улыбкой каждого встречного. Щедрая женщина.
Возвращаюсь к Косте в номер и вижу, что уровень всеобщего счастья поднялся уже 
до каких-то предельных высот. Звучат как русская речь, так и английская – с 
австралийским акцентом. Все прекрасно понимают друг друга и очень друг другом 
довольны. Присутствующие произносят до трех тостов одновременно. Но вот слово 
берет здоровенный темноволосый парень, и тут всем остается только замолкнуть. Я 
никогда не сталкивался с такой луженой глоткой. Знаменитый ведущий боксерских 
поединков Джимми Леннон, который и сегодня был на ринге, по децибелам тут и 
рядом не стоял.
Парень провозглашает жутко длинный, но достаточно вразумительный тост, в ходе 
которого рассказывает, как блестяще умеет Костя работать с детьми, а затем, 
обращаясь в далекое будущее, представляет себе некий бой с участием Кости Цзю 
через много лет. Бой, который закончится тем, что новый Джимми Леннон 
провозгласит: «Победитель и по-прежнему чемпион мира Костя Цзю!!!»
Отель содрогается от нашей бурной поддержки. Через некоторое время переходим в 
номер к Владу Уортону. Конечно, мы все сегодня переволновались, но дрался 
все-таки один Костя, и надо дать ему отдохнуть. Я ухожу писать репортаж, а 
когда возвращаюсь, обнаруживаю в одном из кресел крохотного старичка лет 
девяноста в черных очках и с огромной сигарой, который изо всех сил пытается 
чтото сказать, но у него не очень получается. Мне объясняют, что это какая-то 
легендарная в Америке боксерская личность, но, кто же это, так и остается 
загадкой. Сам он, знакомясь со мной, называет свое имя, но это у него не очень 
хорошо получается. Дедушка пьян вдрабадан и абсолютно счастлив, как и все здесь.
 Когда он на секунду снимает свои очки, обнаруживаю, что у него глаза, как у 
хамелеона, живут каждый сам по себе и смотрят в разные стороны.
На следующий день
… Сегодня Костя улетает в Австралию. Мы ждем его внизу, в холле гостиницы. 
Здесь встречаем усталого и счастливого Винса Филлипса. Вчера мы с ним немного 
познакомились, а теперь он подходит ко мне и доверительно говорит: «Эта леди 
вчера… Она была потрясающая!» «И во сколько это тебе обошлось?» – задаю я 
первый пришедший на ум вопрос. «Я не платил!» – гордо восклицает Филлипс. Ну 
вылитый поручик Ржевский! Только цвет лица немного подкачал.
«Как тебе вчерашний бой Кости? Невероятно! – опять же восклицает Филлипс. – 
Костя – фантастический боец. Да, я его когда-то победил, но, по-моему, он тогда 
просто толком не тренировался перед боем. Отнесся ко мне как к легкому 
сопернику».
В ответ на это я вкратце рассказываю Винсу о том, как Костя неправильно 
принимал аминокислоты с целью контролировать свой вес. Американец относится к 
моим словам с полным доверием. Ничего не поставив под сомнение, понимающе 
кивает. Он по себе хорошо знает, что такое – сгонка веса.
Вскоре спускается Костя. Они с Филлипсом обнимаются на прощание, как родные 
братья. Наконец все вещи уложены, и мы отправляемся в аэропорт. Последнее, что 
я слышу, выходя из отеля, это то, как Винс Филлипс говорит какому-то очередному 
знакомому: «Эта леди вчера… Она была потрясающая!..»
В аэропорту Костю тут же узнают и, кажется, прощают ему значительный перевес. 
Более того, стараются во всем помочь. Все понимают, сколько всего боксеру 
такого уровня приходится таскать с собой. Вокруг собирается народ, кто-то 
просит дать автограф, что Костя тут же и делает.
Ну вот и все. Прощаемся, и Костя со своей командой уходит на посадку. Мой рейс 
через несколько часов, и я выхожу под палящее аризонское солнце. Буря 
пронеслась над пустыней, и осталась только жара.


Там была еще одна буря в пустыне, в самом прямом смысле слова. В последнюю ночь 
Финикс накрыла ужасная гроза. Наш отель стоял в чистом поле, и всполохи молний 
все время выхватывали из темноты раскорячившиеся во все стороны огромные 
кактусы. Зрелище было завораживающее, и даже сейчас, десять лет спустя, когда я 
вспоминаю бой Цзю – Чавес, я обязательно вспоминаю и эту грозу, которая слилась 
с ним.




Белого волка завалили (Сергей Ляхович и Шэннон Бриггс)


06.11.2006, из Финикса


Наверно, ни одну мою статью так много не ругали и так долго не читали, как эту. 
Обычно репортаж живет в Интернете несколько дней, потом о нем забывают, а к 
этому читатели возвращались не один месяц. Причем, думаю, возвращались в том 
числе и те, кто больше всех его ругали. Это обычное лицемерие: строить из себя 
поклонника чистого искусства или, в данном случае, чистого бокса, а самому, 
пуская слюни, читать совсем о другом.


В этом репортаже действительно не так много бокса, но в этом нет моей вины. Бой 
Бриггс – Ляхович был очень однообразен, и расписать его на полполосы было 
невозможно, а сама поездка получилась интересной. Вот и вышло какое-то эссе на 
тему, как стоит и как не стоит жить.



В субботу в Финиксе Сергей Ляхович проиграл бой и титул чемпиона мира в тяжелом 
весе по версии WBO американцу Шэннону Бриггсу.


Поединок складывался в целом как надо целых одиннадцать раундов и еще две с 
половиной минуты. А потом произошло то, что бывает в боксе, – последние 
тридцать секунд изменили все.


Устраивать горький плач по поводу произошедшего не хочу. Шэннон Бриггс не лил 
слезы, когда оказывался в таком положении. Он за… – даже не знаю, как это 
сказать о мужике: заплакал – как-то неудобно, зарыдал – слишком высокопарно, – 
ну, в общем, пустил слезу только на пресс-конференции, где его чествовали как 
победителя. Он стал чемпионом, потому что в трудные моменты не давал слабину, а 
если давал, то быстро приходил в себя. Я видел Сергея Ляховича на 
пресс-конференции после боя. Этот парень не станет, как в русском шансоне, 
суровым голосом распевать рулады о себе несчастном и о судьбе-злодейке. Не 
стоит этого делать и нам.
Кроме того, как это ни странно, в его поражении есть и хорошая сторона. Если бы 
он победил, то это не прибавило бы ему славы в Америке, потому что это была бы 
очень скромная победа. Он победил бы соперника, которого почти ни во что не 
ставили, в трудном и равном бою. За это очков не дают. А так в общественном 
сознании произойдет известный психологический трюк. Уже завтра никто не 
вспомнит, как Ляхович выигрывал, будут помнить только о том, что выигрывал, а 
потом нарвался на удар и оказался в нокауте. То есть в определенной мере стал 
жертвой случайности. Ну а к жертвам случайностей всегда относятся с куда 
большей теплотой, чем к тем, кто одерживает скромные победы.
В общем, расскажу о том времени, которое провел в Финиксе, как оно мне 
запомнилось, со всем смешным и печальным, что в нем было.
Теплые дни в Аризоне. День первый
До сих пор в моих загранкомандировках мне всегда везло на какие-то боксерские 
встречи еще в дороге. Завязывались интересные разговоры о предстоящих матчах и 
всем таком прочем. На этот раз ничего подобного не было. Парень на паспортном 
контроле вяло поинтересовался, на какой бой я приехал. На имя Бриггса он еще 
хоть как-то среагировал, но вот фамилия Ляховича, хоть тот и чемпион мира в 
тяжелом весе, говорила ему, по-моему, так же мало, как имя, скажем, Аполлона 
Григорьева с его двумя гитарами за стеной, которые жалобно заныли.
Я еще подумал, что всем нашим чемпионам-тяжам еще придется побороться за 
признание в Америке, а то здесь, как мне показалось еще в прошлый раз, когда я 
приезжал на бой Николая Валуева с Монте Барреттом, реакция на постсоветскую 
гегемонию в тяжелом весе вылилась в то, что королевская категория как-то 
исчезла из общественного сознания, и о ней почти забыли.
Американцы не склонны к мазохизму; если они перестают доминировать в каком-то 
виде спорта или, как в данном случае, составной части этого вида спорта, он 
просто перестает для них существовать. В общем, начало получилось довольно 
тусклым.
Зато дальше было весело. Посреди ночи ко мне в номер стали ломиться. Я открыл 
дверь, собираясь без лишних разговоров въехать в челюсть какому-нибудь 
перебравшему в баре товарищу, но за порогом стояла Прекрасная Летчица в форме, 
которая напоминала брючные костюмы Марлен Дитрих. Меня аж пробрало от таких 
разворотов. В мгновение ока появилась фантазия в духе этакого Ремарка 
Хемингуэевича или какого-нибудь еще взбаломученного и помешавшегося на 
революциях романтика тридцатых годов. Прекрасная Летчица по ошибке попадает к 
Военному Корреспонденту. Он открывает дверь, сжимая за спиной армейский кольт 
со взведенным курком. Он думал, что это фалангисты, фашисты или еще 
какие-нибудь анашисты, и решил не прятаться, а Умереть Как Мужчина С Оружием В 
Руках. Но это оказалась Прекрасная Летчица. У нее бездонные синие глаза и 
большой бюст, а у него пронзительные зеленые и лицо в шрамах. Ну а потом, 
конечно, бурная ночь под звуки отдаленных выстрелов, а утром они расходятся в 
разные стороны. Она на «Харлее» уезжает в туманную даль к своему Самолету, на 
котором улетит в еще более туманную высь, а он уходит с колонной Борцов За 
Свободу, потому что он давно уже не просто корреспондент, а сам Встал На Защиту 
Правого Дела.
В реальности все было несколько проще. Прекрасная Летчица, по ошибке ломившаяся 
в мой номер, оказалась при ближайшем рассмотрении стюардессой очень средних лет,
 да и корреспондент, м-да, прямо скажем, продукт уже не самой первой свежести. 
И унеслась она не верхом на «Харлее», а верхом на чемодане на свой одиннадцатый 
этаж, да и мысли корреспондента на самом деле были далеки от романтических: 
сколько с него по приезде в Москву возьмут в автосервисе за побитую по причине 
его собственного идиотизма машину.

Однако сон уже был перебит, и почему-то разыгрался аппетит, а потому я пошел в 
бар, где ко мне отчаянно приставала одна дама, разительно похожая на столь же 
нетрезвую женщину-математика, которая не давала Штирлицу встретиться с агентом. 
Кокетничала она оригинально: пыталась оттяпать у меня кусок мяса. Ну, этого я 
допустить не мог. Ваш обозреватель, хоть он и не военный корреспондент, и 
кольта у него не было, сумел отстоять и свое мясо, и свою девичью честь.
Теплые дни в Аризоне. День второй
Чем дальше, тем здесь становилось веселее. В четверг прошло взвешивание 
участников главного боя, Ляховича и Бриггса, на которое я не по своей вине 
опоздал, а в пятницу проводилось взвешивание боксеров, выступающих в 
предварительных поединках. Жалеть о том, что я посетил сие мероприятие, мне не 
пришлось.
Все шло ни шатко ни валко ровно до тех пор, пока не появился Дон Кинг. Он вышел 
на сцену и толкнул речь о том, как он всех здесь любит, американцев, 
мексиканцев, которых в Аризоне очень много, и вообще все человечество, и какой 
потрясающий день завтра здесь будет, и какие прекрасные бои все увидят. И вдруг 
стало абсолютно ясно, как мало значит, что говорит оратор, и как важна личность 
самого оратора. Люди постепенно просыпались, а проснувшись, начали заводиться. 
К десятой минуте речи Дона в огромном зале не было ни одного скучающего лица. 
Попробовал бы кто-нибудь из нас выступить с подобной речью, его бы согнали с 
трибуны поганой метлой, а тут, поди ж ты, все счастливы.
Взвешивание прошло на ура. Дон тем временем комментировал все происходящее, 
иногда переходя на стихи. Аудитория уже ела из его рук. Ну а, покорив всех 
здесь, Кинг отправился в огромный мексиканский ресторан, куда пригласили и меня.
 Поначалу я считал людей, которые подошли к Кингу, чтобы сфотографироваться с 
ним, но после тридцати перестал. Дон не отказывал никому, отвлекаясь от еды и 
ни разу не состроив недовольной мины. Вот бы у кого поучиться нашим 
отечественным звезденкам и звездунчикам, которые начинают ощущать себя 
небожителями, едва высунув нос из лужи, в которой до сих пор обитали. Кинг 
быстро со всеми поладил, и вот уже метрдотель, красивая и разбитная мексиканка 
средних лет, стала называть его Донни. Он не возражал.
У Кинга много поразительных талантов. Один из них – умение поднимать настроение 
окружающим, и они ему за это благодарны. Надо было видеть, с какими лицами к 
нему подходили официантки. Только не говорите, что они улыбались в надежде на 
чаевые. За чаевые так не улыбаются. Трапеза наша уже подошла к концу, и тут 
веселая девушка, внешне похожая на несколько упрощенный вариант Сальмы Хайек, 
может быть, просто без тонны косметики, спросила его: «Чего хочешь на десерт, 
Дон?» – и тот ответил в ту же секунду: «Тебя, солнце мое».
Но на этом Кинг не закончил программу по осчастливливанию местного населения. 
Вся наша компания повалила в огромный супермаркет. Кто не видел американского 
супермаркета, тот понятия не имеет о том, что такое настоящее изобилие еды. Дон 
ходил среди всего этого богатства и, как ярморочный зазывала, рекламировал 
завтрашний матч: «Все приходите завтра на бой. Вы даже представить себе не 
можете, что это будет. Белый Волк Сергей Ляхович против Шэннона Бриггса. Зубы 
полетят во все стороны, когда эти гиганты сойдутся на ринге. Вы увидите кровь, 
пот и слезы. И еще море страстей. Приходите посмотреть на настоящую драму, 
нечего пялиться в ящик, так можно прожить жизнь, не заметив жизни…»
И все раздавал и раздавал автографы и со всеми фотографировался. Где он в 
семьдесят пять лет берет силы на все это?! Через десять минут весь магазин, 
забыв про еду, этакой сороконожкой топал за ним следом, как вагоны за паровозом.
 Сколько билетов Дон продал таким образом? Думаю, что немало.
Потом мы расселись по машинам и поехали в отель. Первым со старта ушел «Форд 
Мустанг». Шофер у него был еще тот. Сначала он, как на автогонках Индии-500, 
сделал несколько кругов по овальному двору, временами наезжая на бордюры 
(хорошо, что не на людей), а потом, словно набрав обороты, вылетел на улицу. 
Парень, который сидел рядом с шофером в нашей машине, сказал ему: «Только не 
надо ехать как этот „Мустанг“». «Ну что ты! – ответил шофер. – И не подумаю!» В 
ту же секунду он вдавил педаль газа в пол, мгновенно набрал скорость и тоже 
сделал несколько кругов по овальному двору. «Тебе же сказали, не надо ехать, 
как тот „Мустанг“», – застонал один из моих попутчиков. «А разве я так еду? – 
ответил шофер, заламывая очередной вираж. – Я же на бордюры не наезжаю!» После 
этого автомобиль, наконец, вырвался на оперативный простор. Мы находились уже в 
пригороде Финикса, и пейзаж здесь был абсолютно сельский. Мимо нас толпой 
пролетали пальмы и кактусы. Один из попутчиков тем временем углядел совершенно 
потрясшее его рекламное объявление и все никак не мог успокоиться: «Нет, ты 
видел, ты видел? Фильмы для взрослых по двадцать пять центов за штуку! Двадцать 
пять центов!» А машина тем временем все неслась и неслась. Как ведет, сукин 
кот! Я бы уже давно своим бампером пересчитал задницы всем машинам. «Двадцать 
пять центов! Да за такие деньги даже позвонить никуда теперь нельзя. А тут кино 
с бабами за двадцать пять центов! Еще бы живьем их за двадцать пять центов, и 
совсем была бы не жизнь, а малина!»
Мама дорогая, какие бабы за двадцать пять центов! Какое кино! Доехать бы живым!
А может, так и надо жить, пока в руках и в штанах есть силы, а? Может, Ремарк с 
Хемингуэем были не так уж неправы? И не так уж важно, выиграл ты или проиграл. 
Ты дрался и не давал спуску ни себе, ни другим. И, может быть, это мы, на чьих 
задницах навсегда отпечатались стулья и кресла, а в душе засели неизбывные 
мысли о том, как заработать завтра больше, чем сегодня, чего-то в жизни не 
понимаем?
Теплые дни в Аризоне. День третий
Финикс, хоть здесь и живет несколько миллионов человек, – место удивительно 
тихое. По виду – это один из тех городов, о которых Бродский писал: «Здесь, 
утром видя скисшим молоко, молочник узнает о вашей смерти». Правда, может быть, 
дело в том, что сейчас выходные. Во всяком случае, когда идешь по городу, до 
ближайшего человека обычно метров тридцать. Машин мало, и они едва плетутся. 
Даже не знаю, может, у них тут такое ограничение. Как-то трудно представить, 
что только вчера совсем недалеко отсюда мы с таким воодушевлением рассекали это 
сонное пространство. И погода под стать – в начале ноября днем было прилично за 
двадцать. Что здесь делать, как не радоваться жизни и никуда не спешить?
Времени до матча еще было много, и я пошел на стадион окружными путями. По 
дороге нарвался на вполне американское явление – воинствующего проповедника, 
которому не хватило места на телевидении. Тощий дядечка, весь в черном и с 
сияющими светло-голубыми глазами, держа в руках засаленную Библию и надрываясь, 
как наемный плакальщик, орал: «Вы все живете в грехе. Я, я, я наставлю вас на 
путь истинный. Я, я, я укажу вам путь. Без меня вы все пропадете, – тут его 
бешеный глаз упал на меня, и он показал на меня пальцем всей улице, на которой, 
впрочем, было человек пять помимо группы рабочих-мексиканцев, которые с 
каменными лицами укладывали асфальт и по сторонам не смотрели. – Вот этот 
человек живет в грехе! – заорал проповедник. – Он грешит много и постоянно. Он 
упорствует в своем грехе. Он грешит всегда. Когда он не грешит на деле, он 
грешит в мыслях». Ну надо же какой экстрасенс! А проповедник все заливался: «Он 
усердствует в грехе, а ведь и в нем есть искра Божья, и его можно наставить на 
путь истинный. Приди, грешник, и я укажу тебе путь к жизни чистой!»
Мимо проходила крепкая мулатка, и ответ выскочил у меня сам собой: «Да мне в 
общем-то и в грехе живется зашибись».
Боже, что тут началось! Неожиданно заржавшие мексиканцы еще поддали ему жару, а 
я, от греха подальше, завернул в закусочную. Когда я через полчаса оттуда вышел,
 проповедник уже молчал. Он посмотрел на меня совершенно изможденными глазами, 
и я понял, что бороться с грехом сил у него больше не было. И я пошел на бокс.
Теплые дни в Аризоне. Печальный вечер
Зал неожиданно взвыл – это Бриггс направился к рингу. Он был в сферических 
черных очках, за которыми мерещился такой же непроницаемый и уверенный в себе 
взгляд. Так оно и оказалось. Когда он вышел на ринг и снял очки, в глазах у 
него не было и тени сомнения. Ляхович вышел куда скромнее, почему-то в 
зеленоватой шапке-менингитке, но его спокойная уверенность в себе тоже 
производила впечатление. Они почти одинаковых габаритов, по крайней мере, 
ростом Ляхович не ниже, но по внешнему виду казалось, что белорус годится 
американцу в сыновья. Если не по цвету кожи, так по возрасту.
Первый раунд. Начиналось все забавно. После неизбежной разведки Бриггс стал 
наезжать на Ляховича, как перепуганный грузовик, который включает передачу то 
вперед, то назад, а потом все чуть не кончилось печально. Американец вдруг 
проснулся и пошел ломить стеной. Два левых боковых и мощный справа дошли до 
цели. Но этого мало – Бриггс пробил еще левый по печени, а затем последовали 
мощнейший удар справа в челюсть и левый боковой. Ляхович был явно потрясен. Но 
под конец первой трехминутки Бриггс чуть сбросил обороты.
Второй раунд долго шел весьма пассивно. Интересным было только то, что стала 
прорисовываться одна домашняя заготовка Бриггса – внезапный, хлесткий и 
довольно быстрый удар слева снизу-сбоку. Но в целом американец явно вымотался в 
предыдущем раунде и теперь взял паузу. Ляхович воспользовался этим и всадил ему 
несколько неплохих ударов, и все же я не уверен, что он выиграл этот раунд.
В третьем раунде Ляхович понемногу оклемался и наконец-то стал более или менее 
чисто попадать хоть иногда. Но и Бриггс пришел в себя и снова начал потихонечку 
наезжать на белоруса. Так они и обменивались комплиментами; Ляхович преподносил 
свои чуть убедительнее. Честно скажу: тогда казалось, что все, что Сергею надо 
сделать, это продержаться еще несколько раундов, а дальше Бриггс сам надломится.

В четвертом раунде упорная борьба продолжилась. Ляхович провел пару джебов, 
попытался атаковать с дистанции и засадил хороший правый боковой, от которого 
Бриггс тут же озверел. Но, к счастью, его скорость не поспевала за его яростью, 
и попадал он в основном по воздуху. Но все же иногда удары доходили до цели, и 
тогда Ляховича всего сотрясало, но по-настоящему потрясен он не был. Выждав, 
Ляхович начал контратаковать. Пока джебами, но джебами такой бой не выиграешь. 
В самом конце белорус провел два боковых слева и справа.
В пятом раунде запомнилось то, что Ляхович вдруг один за другим стал забивать 
левые боковые в голову противника. Но в целом боксеры работали не слишком 
активно. Иногда просто останавливались и смотрели друг на друга. Вот тогда-то 
примерно и появилась мысль, что хотя белорус в целом и выигрывает, но такая 
победа ему славы не прибавит.
В шестом раунде у Бриггса снова стали проходить левые удары снизу-сбоку, к 
которым, казалось, Ляхович уже приноровился. Оказалось, не совсем. Впрочем, 
белорус тут же провел комбинацию, которую уже несколько раз показывал: два 
резких боковых, слева и справа, а затем пробил еще левый боковой. Потом минуты 
на полторы оба взяли паузу, а Ляхович в конце провел двойку. Раунд за ним, и 
снова создается впечатление, что Бриггс сдает, и Сергею осталось перетерпеть 
чуть-чуть, а потом победа вроде сама должна была прийти в руки.
В седьмом раунде Ляхович какое-то время просто легко передвигался на ногах, а 
Бриггс стоял как вкопанный. Со стороны казалось, что один танцует, а другой 
смотрит. Однако местная публика не оценила красоты движений и бурно забузила. 
Помню, что в тот момент я еще раз подумал о том, что, если Ляхович и победит 
сегодня, публику он все равно не завоюет. Бриггс уже в который раз выглядел 
совершенно измотанным: его рот был открыт, он тяжело дышал. В какой-то момент 
ему удалось запереть Ляховича в углу, но тот довольно легко оттуда вынырнул. Ну 
кто в тот момент мог предположить, чем все закончится?
Начало восьмого раунда тоже было за Ляховичем. Казалось, что Бриггс никак не 
мог подкрепить свой героический вид и героическое сложение хоть сколько-нибудь 
героическими действиями. Казалось. А потом американец вдруг активизировался, 
стал сыпать удары с обеих рук, прямые, боковые и один очень увесистый апперкот 
справа, и сделал то, чего он давно не делал, – выиграл раунд. И это тогда, 
когда по прогнозам, да и по тому, как он недавно выглядел, давно уже должен был 
если и не лежать, то едва стоять.
Девятый раунд и начался для Ляховича неудачно, и проходил плохо. Кто это 
говорил, что у Бриггса неважно с выносливостью? Ах, да – я говорил. Ну так все 
говорили. А американец взял и несколько раз засадил свой левый снизу-сбоку. 
Ляхович тоже в долгу не оставался. Как-то правым боковым он поставил Бриггса на 
одну ногу – вторая оторвалась от пола, но в целом в разменах, а теперь они 
стали довольно частыми, Бриггс выглядел лучше. Ну ничего, это уже, наверно, 
просто прощальный аккорд.
В десятом раунде Ляхович вернул себе инициативу. Белорус много попадал с обеих 
рук, бил сериями. В углу Бриггса неистовствовал его тренер. В какой-то момент 
он так треснул по настилу ринга, что это услышал весь зал.
В перерыве досталось уже не полу, а самому Шэннону, зато только на словах. 
Тренер орал, как главная скандалистка на коммунальной кухне, у которой 
спионерили примус. Было смешно. Пока смешно. Секунданты все не уходили, а когда 
ушли, замешкались и не засунули Бриггсу в рот капу, он так и начал одиннадцатый 
раунд без нее. Слишком увлеклись морально-психологической подготовкой и забыли 
о других немаловажных вещах. Потом Бриггса вернули в угол и водворили капу на 
место. Этот момент совсем расслабил тех, кто болел за Ляховича. И тут Бриггс 
удивил всех снова. Он провел хороший апперкот и еще несколько ударов и слева, и 
справа. Ляхович тут же контратаковал, но не слишком удачно. Завязался довольно 
живописный размен ударами, к сожалению, не в пользу Ляховича. До конца раунда 
он так и не смог расквитаться с Бриггсом. Американца временами просто шатало от 
усталости, но Ляхович почему-то был откровенно пассивен.
И вот наступил двенадцатый раунд. Ляхович, наверно, решил закончить бой красиво.
 Если не нокаутом, то хоть в атаке. Он пошел вперед, и сначала у него что-то 
даже получилось: пара джебов, затем левый боковой, но тут свой левый хук 
засадил Бриггс. И дальше опять все было хорошо, Ляхович провел два-три удара, 
пусть несильных, но он остановил Бриггса, и в какой-то момент показалось, что 
тот совсем устал, что баки пусты, и дальше эта машина никуда не поедет. Но 
оказалось, что, на нашу беду, там еще оставалось чуть-чуть бензина. Ляхович 
продолжил атаку, и тут Бриггс в контратаке провел правый боковой. Усталый такой,
 толчковый удар. В этот момент Бриггс выглядел как человек, которому тяжело 
таскать собственную мускулатуру. Этакий груженный мышцами гигант на глиняных 
ногах, который делает последние шаги на пути к поражению. Эх, если бы.
Вдруг Бриггс неожиданно хорошо, резко так, встретил справа рванувшегося вперед 
Ляховича. Потом Ляхович поскользнулся, но американец не успел его догнать. 
Собственно, и не пытался. Бензину было так мало, что его приходилось экономить. 
Но он подобрался к Ляховичу и провел сначала неплохой удар справа, потом 
сдвоенный левый боковой в голову и еще левый джеб.
Это был какой-то парад нефтепродуктов. Бензин у Бриггса все не кончался, а для 
Ляховича дело запахло керосином. И все-таки пока казалось, что он всего лишь 
проиграет раунд. Ну не мог дышавший как паровоз Бриггс никого нокаутировать. Не 
мог.
Нет, мог. Бриггс в очередной раунд попал справа и болтанул Ляховича. Еще удар 
справа Бриггса – и Ляхович падает! Нокдаун! Тяжелый. В сущности, это нокаут. Но,
 может быть, Ляхович дотянет до конца? И тогда, скорее всего, победа по очкам 
будет за ним. Пусть какая угодно некрасивая, но все же победа.
Сергей встал. Встал, но было видно, что стоит он на ногах как ребенок, который 
только что научился ходить. Тем не менее рефери дал команду продолжить бой. 
Бриггс был тут как тут. Он набросился на Ляховича, прижал к канатам и стал 
околачивать, как мешок. И Ляхович вдруг так медленно осел, а потом, тоже 
медленно, вывалился за канаты ринга на стоявший там столик. Рефери остановил 
бой, не открывая счета. И правильно сделал: Ляхович пришел в себя далеко не 
через десять секунд.
Видел все это своими глазами. Все произошло у меня прямо под носом, метрах в 
трех, но я не мог в это поверить, хотя картина, как Ляхович вываливается с 
ринга, снова и снова прокручивается у меня перед глазами и сейчас, и я никак не 
могу выключить этот телевизор. И еще помню, как кто-то мне сказал, что после 
одиннадцати раундов белорус вел на всех трех судейских записках: 106–103, 
106–103 и 105–104. Это означало, что, даже проиграв раунд с одним нокдауном, он 
одержал бы победу, а с двумя нокдаунами – все равно сохранил бы титул, так как 
была бы ничья. Тем не менее тот, кто станет в такой ситуации предъявлять 
претензии к рефери, будет выглядеть жалко и к тому же окажется абсолютно неправ.
 Впрочем, таковых пока не нашлось.
Ну а потом была пресс-конференция. Очень достойная, надо сказать. Бриггс вел 
себя как джентльмен. Говорок только, на котором общаются в трущобной части 
Бруклина, подкачал. Впрочем, я придираюсь от досады. Какая разница, как звучит 
речь, если говорящий произносит достойные слова? Никакого бахвальства, одни 
благодарности Дону Кингу, тренеру, жене. Она, кстати, сидела рядом. Абсолютно 
сногсшибательная и даже слегка стервозная внешне, но, когда ее благоверного 
прошибла слеза, она вдруг посмотрела на него так, как женщины смотрят на 
любимого мужчину, когда рядом никого нет. И стало ясно, что, кроме тела, от 
которого потекли бы слюни даже у моего проповедника, ей было что еще предложить 
мужу в трудные моменты.
Неожиданно Дон Кинг обратился ко мне и попросил сказать несколько слов. Я 
почувствовал себя как в школе, когда меня вызывали, а я не знал урока. Сказал 
что-то, как во сне. Но народу понравилось. Даже хлопали. Кажется, я говорил, 
что приехал сюда, чтобы увидеть победу Ляховича, что страшно огорчен, но 
поздравляю Бриггса, потому что он заслужил свою победу – и всей своей нелегкой 
жизнью (все-таки не всякий бывший бездомный становится чемпионом мира), и в 
данном конкретном бою, так как дрался до конца. Точнее не помню.
Я был так расстроен, что потом никак не мог найти выход и в какой-то момент 
оказался заперт в огромном стеклянном холле. Чувствовал себя как рыба в 
аквариуме. Потом кто-то откликнулся на мой американский мат, и меня оттуда 
выпустили.
Я вышел на улицу. Возвращался в отель на велорикше, которых здесь больше, чем 
такси. Настроение было такое, что хотелось от души кому-нибудь врезать, хотя 
меня и принимали тут очень здорово. Не знаю, почему, но вдруг, глядя в спину 
крутившему педали негру, я запел: «Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой». Он 
оглянулся, как и положено, оскалив белейшие зубы, и неожиданно подхватил. 
Мелодию в отличие от слов он выводил очень точно, да еще с ходу аранжировал ее, 
гад, в стиле диксиленд, но вот с русским у него была настоящая беда. Тем не 
менее, когда мы добрались до отеля, я научил его почти узнаваемо выпевать: «А 
если я усну, шмонать меня не надо». Мир много потерял от того, что не слышал 
нашего хора. Ну что, время в Финиксе я провел знатно. Концовочка только 
подкачала. А теперь, дамы и господа, до встречи в Нью-Йорке, где Владимир 
Кличко будет защищать свой чемпионский титул IBF в тяжелом весе против другого 
американца – Кэлвина Брока. Надеюсь, хоть там все будет в порядке.


Это была одна из моих самых долгих поездок в Америку. Из Финикса я отправился в 
Нью-Йорк на бой Владимира Кличко с Кэлвином Броком, о чем речь пойдет ниже.


Что касается участников этого боя, то они выступают до сих пор, хотя и с не 
очень большим успехом, причем на пути у обоих встали россияне. Бриггс в 
следующем бою проиграл титул Султану Ибрагимову, а Ляхович через некоторое 
время проиграл Николаю Валуеву.




Кличко покоряет Америку


13.11.2006, из Нью-Йорка


Мое большое американское приключение шестого года продолжалось. Я провел в 
Нью-Йорке замечательную неделю, полную самых разных событий, которые, однако, я 
по большей части в статью не включил. Я понимал, что два таких репортажа подряд,
 как «Белого Волка завалили», редакторы «СЭ» могут и не выдержать, и старался 
себя сдерживать, но эпизод о том, как меня обобрали в Маленькой Италии, 
все-таки включил.



В субботу в знаменитом и заполненном почти до отказа дворце 
Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке украинец Владимир Кличко не только 
нокаутировал в седьмом раунде сильного американца Кэлвина Брока, не только 
отстоял свой титул IBF в тяжелом весе, но и сделал очень важный шаг к 
завоеванию заокеанской аудитории, что до сих пор удавалось считаным иностранцам.


Итальянский пролог
Теперь, когда уже все позади, могу честно признаться, что у меня вопреки всякой 
логике все-таки были какие-то опасения насчет исхода матча. И я специально 
делал совершенно безапелляционные прогнозы, чтобы избавиться от этих сомнений, 
так как понимал, что вызваны они никаким не предчувствием, а исключительно тем, 
как неделю назад в Финиксе закончился бой теперь уже бывшего обладателя титула 
WBO Сергея Ляховича и Шэннона Бриггса.
Тогда, в Аризоне, в преддверии матча все у меня складывалось просто великолепно,
 и настрой был отличный, а матч закончился плохо. То есть далеко не так, как 
предполагал ваш корреспондент. Зато в Нью-Йорке все получилось с точностью до 
наоборот. И приехал я сюда на ночь глядя, и поселился у черта на куличиках, и 
шаттл из отеля опоздал на час, притом что никаких такси в том месте не было и в 
помине, и один день с утра до вечера лил дождь, а я пошел смотреть на 
небоскребы в тумане, что закончилось гриппом…
Наконец, непосредственно после взвешивания Кличко и Брока меня ограбили.
Нет, не надо представлять себе буйных головорезов, ставших таковыми от того, 
что их с детства не любили злобные мамы, а пап у них отродясь не было. Никто не 
набрасывался на меня в темном переулке. Дело было так.
После взвешивания я отправился в район под названием Маленькая Италия, которая 
оказалась совсем маленькой и зажатой со всех сторон, как железными челюстями, 
местным Чайна-тауном. Когда я это увидел, мне даже пришло в голову, что 
подобная участь ожидает очень многие районы и регионы, а некоторые из них ее 
уже дождались.
В Маленькой Италии меня быстро зазвали в один ресторан, где очень вкусно и 
обильно накормили, называя при этом исключительно боссом. Ну а я весь растаял и 
поплыл от такой благодати. И даже на радостях заговорил по-итальянски, хотя 
сказать, что знаю этот язык, было бы преувеличением. Правда, я разобрал, что 
все здесь говорили на неаполитанском диалекте, да еще деревенском его варианте, 
который отличается от классического итальянского примерно так же, как 
закарпатский украинский от русского, и поделился своими наблюдениями с 
персоналом. На меня посмотрели пристально и поинтересовались, откуда у босса 
такие познания, кто из его родственников был итальянцем и откуда родом. Я по 
сохранившейся со школы привычке врать, не задумываясь, ответил, что моя бабушка 
была из Флоренции. В ответ мне вежливо улыбнулись.
В общем, все было классно, пока не принесли счет. И вот тогда я сказал отнюдь 
не mamma mia, как положено бы внуку флорентийской бабушки, а очень даже русское 
универсальное восклицание из трех слов, последнее из которых с некоторой 
натяжкой можно перевести на итальянский как mamma. Все было сделано очень 
квалифицированно: с меня просто содрали очень отдельную плату за сервис и за 
накрытие стола. Или, точнее было бы сказать, за обутие лоха? Впрочем, я не знаю.
 Вполне возможно, что сам напросился. Дело в том, что отношения между 
северянами и южанами в Италии очень сложные, а у американских итальянцев они до 
сих пор остаются такими же, как в старину, то есть весьма неприязненными. Так 
что, вполне возможно, меня обули не как обычного лоха, а как лоха 
флорентийского, что, согласитесь, все-таки не так обидно. Но все равно, если бы 
я попал в этот ресторан сейчас, то сказал бы, что моим итальянским 
родственником был дедушка с Сицилии, и звали его Дон Корлеоне, а еще лучше 
Гамбино, и, хотя глава этого клана вроде бы сидит в тюрьме, грабить меня, думаю,
 на всякий случай не стали бы. Если бы, конечно, сразу не убили.
Как ни странно, но именно это веселое происшествие окончательно настроило меня 
на оптимистичный лад, и я решил, что раз теперь все складывается так неважно, 
то закончится непременно хорошо.
К нам приехал наш любимый…
Предварительные бои шли своим ходом, и вот в ходе очередного поединка по залу 
прокатился вопль. Это пришел Мохаммед Али, точнее, его сюда привезли. Весь 
Мэдисон-сквер-гарден встал. Людей как будто мгновенно смыло волной с насиженных 
мест. Все забыли о Кевине Келли и Мануэле Медине, которые в тот момент 
сражались на ринге. АЛИ ПРИШЕЛ! То, что это только его живые останки или 
прижизненный, но уже обветшавший надгробный памятник великому бойцу, ничего не 
меняло. Для американцев этот человек такой же символ их непобедимости, как отцы 
нации XVIII века Джордж Вашингтон и Томас Джефферсон.
Али приехал посмотреть на бой своей дочери Лейлы, чемпионки мира среди женщин 
по версии WBC в категории до 76,2 кг, и дочка не подкачала. Она славно 
отмутузила свою соперницу Шелли Бертон. Уже после второго раунда та шла в свой 
угол как будто на ней были рыцарские доспехи весом килограммов шестьдесят. А в 
четвертом раунде Лейла окончательно забила свою соперницу.
Главное, что я могу сказать по поводу этого поединка, так это то, что Лейла Али 
удачно сменила форму одежды. Раньше она выходила в каких-то бездонных трусах, 
которые с успехом поганили ее почти безупречную фигуру и даже непонятным 
образом отбрасывали какую-то тень на ее красивое лицо.
Вообще, я знаю множество женщин, которые по складу характера вполне могли бы 
пойти на ринг, но их остановила бы необходимость надевать бандаж и боксерские 
трусы, которые, особенно вместе, фигуру, мягко говоря, не украшают. Так 
уродовать себя они бы не согласились ни за какие деньги. Лейле это до поры до 
времени не мешало, но сейчас то ли она сама вспомнила, то ли ей напомнили, что 
она не только боец, но еще и красивая женщина. В результате в Мэдисоне она 
выступала во вполне изящных шортиках. На пресс-конференции в вельветовых 
джинсах в облипочку она была, конечно, еще лучше, но и так ничего. Что же 
касается техники, то Лейла прибавляет и здесь. Нет, нокаутирующего удара у нее 
так и не появилось. У женщин он вообще, по-моему, бывает очень редко. Я знал 
только одну такую: незабвенную Мамулю из Харькова, которую я уже не раз 
вспоминал в своих статьях. Двадцать два года назад в Коктебеле она у меня на 
глазах вырубила одним ударом немаленького и почти трезвого мужчину, проявившего 
интерес к ее анатомии, когда самой Мамуле по причине жестокого похмелья было не 
до мужчин.
Народ собрался
Зал набился почти полностью. Очень много было русских и украинцев, которых 
почти всегда легко узнать из-за склонности советских и постсоветских людей к 
униформе. Например, если вы видите бритого наголо мужика в черной кожаной 
куртке, и при этом не негра, смело обращайтесь к нему по-русски. Больше здесь 
никто так не ходит. Негр в таком прикиде тоже может быть нашим, но это все-таки 
вряд ли. Кроме легкоузнаваемых соотечественников было еще много колоритного 
народу. Запомнилась немка в интересной кепке, которая наглядно демонстрировала, 
что крышку под этой кепкой давно снесло, да и вообще много женщин одетых в 
стиле «шизофрения на марше».
Ну и еще, разумеется, присутствовало множество фантастических красавиц, в 
основном черных и мулаток. Нет, если бы я жил в Америке в середине XIX века, я 
бы точно стал борцом за освобождение рабов. И особенно рабынь. Потому что 
покупать любовь: а) аморально, б) унизительно и в) накладно, никаких денег не 
хватит. Но это так, к слову.
Еще было довольно много знаменитостей, в основном из боксерского мира. Пришел и 
сел в двух шагах от меня старейшина боксерского журналистского цеха Берт Шугар, 
фигура в Америке почти легендарная. Чуть позже мимо меня к одному из 
комментаторских мест проследовал Леннокс Льюис.
В общем, все были в сборе. И тогда начался главный бой.
День чемпиона
Причем начался именно так, как и должен был. Владимир Кличко действовал 
практически исключительно левой рукой и удерживал Кэлвина Брока на дистанции, 
попутно нанося ему урон. Американец поначалу никак не мог освоиться и, 
маневрируя, почему-то все время цеплялся за ногу Кличко. Два раза он покачнулся,
 а в третий – упал. Но на рисунке боя это никак не сказалось: когда он встал, 
Кличко по-прежнему засаживал ему в голову один джеб за другим.
В какой-то момент Брок сделал нечто вроде борцовского прохода в ноги. По-моему, 
он просто понятия не имел, что ему делать. Хотелось спросить: где ваш план, о 
котором вы столько говорили, мистер Брок? По первому раунду, честно говоря, 
могло показаться, что дальше третьего-четвертого дело не пойдет.
Но во втором раунде Брок немного активизировался. Для начала это вылилось в 
удары по почкам во время клинчей – правда, Владимир нечасто предоставлял ему 
такую возможность. Он по-прежнему контролировал дистанцию левым джебом. Брок в 
ответ чуть подсогнулся и провел хороший плотный удар правой по корпусу. За 
полтора раунда это был, пожалуй, первый серьезный удар, который ему удался, но 
впечатления он не произвел. Тем не менее Брока, кажется, и этот маленький успех 
окрылил, он стал бросаться на Кличко.
Главная опасность в этих бросках крылась не в кулаках американца, а в его 
голове, которая то и дело не долетала считаных миллиметров до челюсти Владимира.
 Попади Брок, и такой таранный удар еще бог знает чем мог закончиться. Конечно, 
бить головой запрещено. Но, как известно, если нельзя, но очень хочется, то 
можно. Не думаю, что Брок делал это преднамеренно, хотя кто знает.
Между тем Кличко стало уже не так удобно с ним работать. Брок провел еще один 
правый по корпусу, и два обозревателя журнала «The Ring», которые сидели рядом 
со мной, наперебой заговорили о том, что в этом и заключается план Брока – 
измотать Кличко ударами по корпусу. Мне так не показалось. По-моему, американец 
просто бил туда, куда мог достать. Что совершенно точно, однако, так это то, 
что Брок потихоньку выравнивал бой. Кличко по-прежнему держал его на джебе, но 
американец понемногу к этому приспособился, то есть перестал пропускать два 
джеба из трех.
Симпатии зала между тем явно переходили на сторону Кличко. В зале было много 
женщин, и, повторяю, каких женщин! И уж они-то точно в большинстве своем были 
за Владимира. Одна из них, совершенно немыслимая красавица, этакая черная 
Мэрилин Монро, аж запрыгала, когда дела у Кличко пошли хуже. Мой сосед сзади 
прокомментировал это дважды. Сначала он сказал: «Нет, это точно не силикон». А 
через несколько секунд уже совсем сдавленным голосом сказал: «Солнышко, ну 
попрыгай еще».
И в третьем раунде ей пришлось попрыгать всем на радость. Брок еще немного 
прибавил, несколько раз пробил правый по корпусу. Кличко время от времени 
всаживал свои джебы, но начало казаться, что это уже не перевешивает 
более-менее удачных атак Брока. Особенно хорош был один удар справа, поднявший 
в воздух американскую часть зала, которая, конечно, значительно превышала 
украинскую, российскую и немецкую вместе взятые. Зал стал скандировать: 
«Ю-Эс-Эй, Ю-Эс-Эй».
Парадокс заключался в том, что как раз в третьем раунде – пожалуй, лучшем для 
Брока – произошла первая репетиция финала. То есть того, чем все в итоге 
закончилось. Брок бросился в атаку и нарвался на встречную двойку. К сожалению, 
правый кросс Кличко пришелся чуть вскользь, а то претенденту стало бы совсем 
плохо. Он и так слегка загрустил. И все же это был лишь эпизод. Нельзя сказать, 
чтобы Брок был лучше Кличко в этом раунде, но он впервые не был хуже, и все 
американцы, которые сидели рядом со мной, отдали третий раунд ему.
Мне показалось, что этот относительный успех Брока стоил ему очень дорого, так 
как в четвертом раунде он выглядел усталым. Кличко несколько раз удачно 
встретил его левым джебом. В ответ Брок снова стал бросаться головой вперед, 
стартуя как ракета. Но Владимир хладнокровно встретил его несколькими джебами и 
как минимум одним точным ударом справа.
Дело налаживалось. Украинец стал разнообразнее в атаках и контратаках. Неплохо 
пробил левый боковой и нашел противоядие от ударов Брока по почкам в клинчах: 
он стал проталкивать сквозь защиту американца правый апперкот, и тому сразу 
стало не до почек противника. Плюс к этому Кличко варьировал удары. Некоторые 
его джебы были, по сути, полубоковыми и достигали цели, потому что шли под 
неудобным для противника углом. Ну а закончил он раунд правым боковым. Меня 
только поразило, что один из обозревателей «The Ring» сказал, что у него пока 
по раундам была ничья: 2–2. А что, если и судьи так считают?
В пятом раунде бой принял более яростный характер. Брок стал действовать более 
прямолинейно, и Кличко тут же вознаградил его за это. Раз за разом он снова 
стал всаживать ему левый джеб. Уже за первые секунды раунда Брок пропустил их 
штук пять, причем многие из них были усилены его собственным встречным 
движением вперед. Владимир просто втыкал в него свои джебы один за другим, и 
претендент выглядел совсем потерянным.
В какой-то момент я стал считать эти джебы, но на двадцать каком-то сбился со 
счета, потому что Кличко неожиданно разрядил двойку. Правый, который шел за 
джебом, был просто великолепен, а чемпион тут же провел еще одну двойку на бис. 
Брок был потрясен, но его еще ждал левый боковой. Гонг прозвучал для американца 
вовремя.
Честно говоря, перед боем я почему-то был уверен, что Кличко нокаутирует Брока 
именно в шестом раунде, но здесь меня ждало разочарование. Владимир провел 
несколько неплохих ударов, в том числе и справа, но они, похоже, только придали 
Броку сил. Он стал все больше атаковать и несколько раз достал Кличко. В 
какой-то момент оба летели на встречных курсах, запутались друг у друга в ногах 
как неопытные танцоры и упали. Встав, Брок вскоре шальным ударом справа попал в 
Кличко. Владимир тут же ответил. И все же бой в целом опять несколько 
выравнялся, и я не сомневаюсь, что едва ли не все американцы отдали этот раунд 
Броку.
Ну а дальше наступил седьмой раунд, который все расставил по своим местам. 
Броку до сих пор удавалось избегать многих неприятностей благодаря тому, что он,
 как и многие американские бойцы, прекрасно защищался корпусом. Но теперь его 
защита стала все чаще сбоить. Уже в начале раунда он пропустил мощнейшую двойку 
Кличко, а потом еще одну и еще одну. Пусть они чуть смазались в конце, но 
американца повело. И тут чемпион по-настоящему потряс претендента очередным 
правым кроссом.
Потом последовали еще удары и, наконец, жуткий правый прямой вразрез. Брок 
попятился, и Кличко какое-то время просто забивал его у канатов. А потом, после 
небольшой паузы, последовала еще одна серия, закончившаяся двойкой, лучшей за 
весь бой, и Брок тяжело упал. Он успел встать до окончания счета, но на ногах 
стоял нетвердо, и рефери принял единственно верное решение: остановил поединок.
Журналистский корпус от такой концовки поронял банки с пивом, колой и другими 
напитками, и к рингу я пробирался, форсируя разноцветные липкие лужи. Туда 
стоило стремиться. Там стоял Леннокс Льюис, но к нему не подпускали, потому что 
он готовился давать интервью для телевидения. На ринге тем временем разгоралось 
торжество. Там уже был и Виталий Кличко, который, увидев Леннокса, ринулся к 
нему и, перегнувшись через канаты, стал, как я понимаю, вызывать его на бой. 
Из-за безумного шума разобрать, что они там говорили, было совершенно 
невозможно. Могу только сказать, что Леннокс что-то ответил, после чего оба 
засмеялись.
Не думаю, что Льюис когда-нибудь еще выйдет на ринг. По-моему, он сейчас занят 
совершенно другим. Выходя из зала, Леннокс вдруг, как возбужденный носорог, 
прямо-таки рванул к очень красивой мулатке, стоявшей в первом ряду, поцеловал 
ее взасос и буквально выхватил оттуда. Кто-то сказал, что это его жена. Если 
так, то какие бои? И главное: зачем бои?
Бои после победы
На пресс-конференции Владимир Кличко одержал еще одну победу. Вообще-то он 
одержал там несколько побед, но начал с того, что легко одолел в перепалке 
заявившегося туда чемпиона мира в тяжелом весе по версии WBO Шэннона Бриггса. 
Тот находился в том веселом настроении, в котором первоклашки начинают дергать 
девчонок за косички, и выглядел в свои тридцать с лишним лет и при своих ста с 
лишним килограммах как шкодливый школяр. Свои крашеные косички он перевязал 
какой-то ленточкой или чем-то в этом роде, отчего они торчали у него из головы 
почти вертикально вверх, а потом волнами опускались до шеи. Больше всего он был 
похож на ананас.
Едва Бриггс увидел Кличко, как лицо его приняло выражение характерное для 
веселых скандалистов, вроде гоголевского Ноздрева из «Мертвых душ», которые 
тащатся от своего собственного бузотерства. «Это я должен был драться сейчас с 
Кличко! Я!!! Я самый лучший и самый настоящий чемпион!..» – начал он. И дальше 
все в таком же роде.
«Послушай, Шэннон, – совершенно спокойно сказал Владимир, – я очень тебя 
уважаю…» Бриггс растерялся и пролепетал: «Я тоже тебя уважаю…» – его явно сбили 
с куража. «Так вот, я напомню тебе, как все было, – продолжил Владимир. – Мои 
адвокаты связались с твоими адвокатами, и те им сказали, что бой с Кличко тебя 
не интересует». «Это неправда!» – заорал Бриггс, но сам он при этом смеялся, и 
выражение лица у него было точно такое, как у все того же шкодливого 
первоклашки, который, разбив учительницину вазу, говорит, что «это не он, что 
она сама». В зале ему не поверил ни один человек. И вскоре после этого Бриггс 
удалился. В таком же хорошем настроении, как и пришел.
Владимир ответил на много вопросов, в основном вертевшихся вокруг прошедшего 
поединка и будущих боев. Главное сводилось к тому, что в тяжелом весе должен 
быть один чемпион, и он готов встретиться со всеми. Еще Владимир сказал, что 
если бы это зависело только от него, то следующий бой он, скорее всего, провел 
бы с обладателем титула WBA Николаем Валуевым.
Кличко совершенно покорил американскую аудиторию своей интеллигентной манерой 
общения, и под конец весь американский журналистский корпус просто ел из его 
рук. Если так пойдет и дальше, он станет тем, кого здесь называют media darling 
(любимцем прессы), и сделает главный шаг к завоеванию Америки. Так когда-то у 
него с братом все начиналось и в Германии.
Ну а вообще эту пресс-конференцию я не скоро забуду. До Кличко перед публикой 
выступала Лейла Али. Из зала в это время удаляли одну очень прилично одетую 
афроамериканку, у которой не было журналистской аккредитации. Но после первых 
же поползновений в ее сторону она заорала, что всех засудит, если ее пальцем 
тронут, и что она просто обязана задать свой вопрос Лейле Али, потому что она 
корреспондент журнала то ли «Женское равноправие», то ли еще что-то в этом роде.
 Визжала тетенька так, что разобрать что-нибудь, кроме грязных ругательств, 
было невозможно. Вдобавок она еще чем-то задела Лейлу, после чего заорала уже 
та. Показалось даже, что у нее сегодня будет еще один бой.
Потом визгливую тетеньку вывели, но из-за перегородки еще какое-то время 
доносились звуки борьбы. По-моему, ее прикладывали к стене, но, судя по все тем 
же звукам, не головой, а более интимным и менее болезненным местом.
Ну а Лейла Али мгновенно расцвела и стала такой милашкой, что так и тянуло 
потрепать ее по щечке. Могу себе представить, какие последствия имела бы такая 
попытка. Но испытания для нее еще не кончились. Вдруг в зале встала огромная, 
как лошадь, мрачная женщина (ну вылитая Мамуля, только черная) в красном 
свитере и принялась вызывать ее на бой. Лейла явно знала, кто это такая, и 
стала объяснять ей, что их бой трудно организовать, потому что он не слишком 
интересен телевидению, и все в таком роде. Разговор не получился, потому что 
женщине в красном свитере стали помогать разные горячие личности, и скоро дело 
опять чуть не дошло до скандала.
Уже после пресс-конференции ко мне и еще нескольким журналистам бросился 
пожилой негр с красными то ли от недосыпа, то ли от перепоя глазами и стал 
гневно вопрошать нас, почему мы не спрашивали Лейлу Али, по какой причине она 
не хочет встречаться с сильными соперницами. Как я понял, это был тренер 
женщины в красном свитере. Я попытался объяснить ему, что вообще-то приехал из 
России, где Лейла Али со всеми ее соперницами мало кого интересует. Тут глаза 
моего неожиданного собеседника приняли уже совсем пурпурный оттенок, и он 
заорал, что какой-то честный журналист из Канады задавал Лейле правильные 
вопросы, а мы все не посмели. И что вся Россия должна спросить с Лейлы Али, 
почему та избегает сильных соперниц. Я уже стал готовиться к тому, что сейчас 
пойдут в ход кулаки, но тут наш ясноглазый собеседник, сказав напоследок, что 
мы все ни в чем не разбираемся, и грош нам цена, каким-то параболическим 
зигзагом рванул за угол.
К счастью, это была не последняя встреча в тот день. Вскоре мне буквально на 
секунду удалось поймать Леннокса Льюиса. Я представился, и он в ответ сказал, 
что в скором времени обязательно будет в России. Я пожал ему на прощание руку. 
Это было хорошее завершение для такого безумного, но счастливого дня. Если 
успею, завтра опять пойду в Маленькую Италию. И пусть меня там ограбят еще раз.


Не знаю почему, но эта статья очень сильно задела чувства некоторых наших 
эмигрантов. Один из них, проживающий в Чикаго, потом рассказывал на форуме в 
Интернете, что такого происшествия, как со мной в Маленькой Италии, просто быть 
не могло. Интересно, что мои друзья из Нью-Йорка, когда я им эту историю 
рассказал, в один голос спрашивали: ты что, не знал, куда идешь? А в свою 
следующую поездку в Нью-Йорк я в Маленькой Италии натолкнулся на группу молодых 
ребят и девчонок, судя по акценту, точно американцев, но не из Нью-Йорка, 
которые вяло переругивались между собой, споря, кто из них больше виноват в том,
 что их нагрели в ресторане – по той же самой схеме, что и меня.


Другой наш эмигрант, скорее всего журналист из местной русскоязычной газеты, 
после опубликования этой статьи в Интернете писал, что Бриггс в своей перепалке 
с Кличко на пресс-конференции ничего не лепетал, а просто говорил. Это, кстати, 
было правдой. Кто-то из редакторов зачем-то поставил слово «пролепетал», хотя у 
меня было то ли просто «сказал», то ли «смущенно сказал».




Кармазин выиграл билет в будущее


26.11.2007, из Лос-Анджелеса


Это была та самая поездка, о которой шла речь в статье «Последний шанс Романа 
Кармазина», когда после боя мы поехали в рыбный ресторан на море, смотрели, как 
догорал лесной пожар, и все остальное.


Очень хорошо помню, как твердо тогда верилось в то, что все худшее в жизни 
Романа уже позади, а будущее воздаст ему по заслугам. К сожалению, этого не 
произошло.



В пятницу в Лос-Анджелесе экс-чемпионы мира Роман Кармазин и Рикардо Майорга, 
победив других экс-чемпионов – соответственно, Алехандро Гарсию и Фернандо 
Варгаса, – проложили себе дорогу к боям за новые чемпионские титулы.


При этом все четверо находились в таком положении, что поражение фактически 
означало конец их карьеры. И вот теперь россиянин, возможно, уже в следующем 
бою будет драться за титул по одной из основных версий в категории до 69,9 кг, 
а Майорга, размявшийся после перерыва в категории до 76,2 кг, решил перейти в 
категорию до 66,7 кг и бросить вызов всему созвездию, которое там собралось. 
Однако при схожести ситуаций, в которых оказались действующие лица, между этими 
боями была очень большая разница. Если поединок Кармазина и Гарсии был чисто 
спортивным, то люто ненавидящие друг друга Варгас и Майорга дрались не столько 
за перспективу, сколько лично друг с другом.
Завидуй, доктор Фрейд!
На взвешивание я чуть не опоздал. То ли оно началось раньше, чем предполагалось,
 то ли меня неправильно проинформировали, но, когда я, никуда не торопясь, 
вошел в зал, Фернандо Варгас уже выполнял пластическую композицию, которую на 
Украине назвали бы «ну який же я гарный хлопец!». Он, как культурист, вставал 
то в одну роскошную позу, то в другую, играл мышцами, вращал глазами – короче 
говоря, экстазировал и тащился от себя любимого. На его фоне Рикардо Майорга 
выглядел куда скромнее. При этом он уже много месяцев назад начал кампанию, 
которую в Америке называют shouting match (кто кого переорет): один из раундов 
этой кампании даже закончился дракой, в которой Майорге досталось больше.
Отмечу, что последние полгода оба соперника вели разговоры на одну и ту же 
тему: кто кого изнасилует – я тебя так, так и так; нет, это я тебя так, так и 
так, а потом еще двадцать пять раз вот так, понял? Причем познания о половой 
жизни у обоих оказались более обширными, чем у самого доктора Фрейда и всей 
школы психоаналитиков, так что все это время оппоненты почти не повторялись.
Во время последней пресс-конференции их посадили по разные стороны 
пуленепробиваемой стеклянной перегородки. Точно так же сделали и на взвешивании,
 и несколько человек внимательно следили за тем, чтобы они не обежали ее и не 
устроили драку раньше времени. После того как оба взвесились, показав равный 
вес – 164 фунта (74,3 кг), они встали по разные стороны перегородки и принялись 
– уже, наверное, в сотый раз – рассказывать и показывать, что друг с другом 
сделают.
Зал (а на взвешивание собралось несколько сот человек) рыдал от хохота и 
подзуживал обоих, а женщины, коих тоже хватало (причем многие пробрались сюда 
незнамо как), так просто завелись. Все-таки любят они грубых мужиков, ох, любят.
 Впрочем, я это понял очень давно, раз и навсегда отказавшись при обольщении от 
имиджа Разочарованного и Непонятого Юноши.
А Варгас с Майоргой тем временем наяривали вовсю. Под определенным углом 
перегородку не было видно, и тогда они разительно напоминали двух 
детсадовцев-переростков, которые строят друг другу рожи. Помню, года в 
три-четыре мы занимались подобным спортом. Заканчивалось это обычно дракой. Тем 
же самым все закончилось и здесь, только с некоторой задержкой.
Как мы с Кармазиным худели
Однако все забавы кончились после того, как на весы встал Роман Кармазин. Его 
соперник, мексиканец Алехандро Гарсия, взвесился до этого и точно показал 
предельно допустимый вес – 154 фунта (69,9 кг), а Роман, простояв на весах не 
больше секунды, соскочил с них, отошел в сторону и стал одеваться. Все ясно: 
перевес – и, как тут же объявили, немалый: 1,2 фунта (550 г). Неужели 
изнурительной голодовки, конец которой я видел, оказалось недостаточно?
Кармазина срочно отвезли в находящуюся неподалеку баню, а мы остались 
нервничать. От нечего делать я сам периодически вставал на весы и, к своему 
удивлению, обнаружил, что за час, ничего не делая, сбросил 150 г. Это меня 
как-то успокоило. Я подумал: «Не может быть, чтобы Роман не сделал вес, если 
даже я без всякой бани от одной нервотрепки его делаю!»
Роман его и сделал – показал всего 152,8 фунта (69,3 кг). Оказалось, что весы, 
на которых он взвешивался в тренировочном зале, были неважно откалиброваны. На 
них он еще утром показал 154 фунта и не стал особо перенапрягаться. Да и сейчас 
ему все это удалось без больших проблем. В общем, мы все перенервничали больше, 
чем сам боксер.
Оправдавшееся предчувствие
На ринге, слава богу, события развивались в обратном порядке. Сначала было 
волнение, а потом удовольствие. Впрочем, волнения было не так много.
Когда на ринг вышел Кармазин и его лицо показали крупным планом, я почувствовал,
 что он сегодня не может проиграть. Не знаю, как это объяснить. Бывают такие 
случаи, когда будущее как будто бросает проекцию на настоящее, и тогда 
возникает то загадочное ощущение, которое называют предчувствием. Думаю, многие 
меня обвинят в крепком заднем уме, но у меня остались кое-какие вещественные 
доказательства своих предположений, так что потребуют – предъявлю.
С первых секунд стало ясно, кто сегодня на ринге хозяин. Кармазин боксировал 
вольготно, опустив левую руку и явно выманивая Гарсию на атаку, но тот не 
очень-то выманивался. И тогда Роман ударил его в обвод локтя правой по корпусу, 
а затем левой в голову. И буквально через несколько секунд Гарсия вдруг 
опустился на колено – совсем просто и неожиданно, как будто ему очень 
захотелось встать на колено, и он, не в силах бороться с этим желанием, так и 
сделал, а рефери открыл ему счет.
В ложе прессы все спрашивали друг друга, как это случилось. Большинство 
заметило удар левой по корпусу (хотя как раз с наших мест он плохо 
просматривался), но он не казался таким уж сильным. Впрочем, такое часто 
случается. Бывает даже, что самому боксеру, который нанес этот удар, он не 
кажется сильным.
Короче говоря, Гарсия оказался в нокдауне. Он встал и довольно сносно продолжил 
бой, хотя очень много мазал, но дело уже было сделано, первый раунд он проиграл 
со счетом 10-8. Роман еще несколько раз неплохо воткнул ему ряд одиночных 
ударов справа и слева, но на самых последних секундах Гарсии наконец-то удался 
один-единственный, да и то не слишком сильный удар справа.
Над рингом висел здоровенный экран, и все ждали, что там покажут повтор 
нокдауна, чтобы окончательно уяснить себе, отчего же все-таки Гарсия упал, но 
вместо этого несколько раз показали его единственный удачный удар за раунд. 
Пустячок, но неприятно. Сразу закрались сомнения, а не будут ли и судьи здесь 
баловать так же, как операторы. Однако была и уверенность, что судьи вообще 
могут хоть белочек и зайчиков рисовать: от их решения в этом бою ничего не 
зависит. Поскольку все зависит от Кармазина.
Только вот в первой половине второго раунда эта уверенность не то чтобы 
поколебалась, а как бы слегка испугалась сама себя: Гарсия перестал так уж 
сильно мазать и даже несколько раз ощутимо попал справа. Но уже во второй 
половине раунда беспокойство улеглось. Кармазин хорошо держал соперника на 
левой руке, несколько раз сильно попал. В общем, рассчитался за все, хотя 
местные судьи и могли подумать иначе, но это уже ничего не меняло. Гарсия снова 
стал мазать, не дотягиваясь до Романа своими ударами, и быстро терял силы.
В начале третьего раунда Кармазин хорошо через руку ударил Гарсию справа, потом 
пробил пару джебов, а потом все кончилось: Роман провел четырехударную серию из 
двух левых по печени и двух правых в голову. Гарсия упал, и было совершенно 
ясно, что он не встанет, несмотря на честные попытки это сделать. Ну, слава 
богу, теперь все волнения кончились.
Минус перепонка
На ринге начался очередной бой – между Кермитом Синтроном, чемпионом мира в 
категории до 66,7 кг по версии IBF, и претендентом Джесси Филичиано, ну а я 
направился к Роману в раздевалку, причем нацепил на себя промоутерскую 
аккредитацию жены Стива Бэша, менеджера Кармазина, так как с журналистской туда 
не пускали. Бэш встретил меня словами: «Моя жена выглядит ГОРАЗДО лучше» и 
забрал аккредитацию, а первые слова Кармазина оказались для меня совершенно 
неожиданными:
– Представляешь (мы с Романом давно на «ты»), этот Гарсия мне барабанную 
перепонку порвал во втором раунде, я левым ухом ничего не слышу. Нет, 
драться-то с этим можно сколько угодно, но сейчас ощущение неприятное. И удар 
был несильный, просто там как бы вакуум образовался, и вот результат.
– Роман, расскажи, пожалуйста, про первый нокдаун: что там все-таки произошло?
– Я просто увидел, что в ответ на каждый мой удар Гарсия пытается меня справа 
стукнуть. Обычная мексиканская фишка. Твой удар справа он принимает на защиту – 
и тут же как бы накладывает на него свой удар справа. Меня еще мой покойный 
первый и главный тренер Игорь Михайлович Лебедев учил в таких ситуациях бить по 
печени. Я дернул его, показал, что сейчас ударю справа, он пошел вперед, а я 
ударил левой снизу. Не сильно, но точно. И он упал. К тому времени я уже не 
сомневался, что одержу досрочную победу, но хотел сделать это красиво.
– Второй раунд получился потяжелее?
– Да ничего особенного. Как я уже говорил, я точно знал, что положу его, но 
просто хотел разыграть до верного. Пропустил несколько ударов – несильных, но 
как без этого? Все-таки боксом занимаемся. А после второго раунда Фредди 
(знаменитый американский тренер Фредди Роуч, который помогает Кармазину) сказал 
мне: «Чего ты все время бьешь одиночные удары, пробей комбинацию». В третьем 
раунде я так и сделал.
– От какого именно удара Гарсия упал?
– Затрудняюсь сказать. Я попал и по корпусу, и в голову. Лебедев нам говорил: 
«Некоторые так хорошо держат удар, что одиночными их просто не пробьешь. Надо 
наслаивать удары, бить по тем же точкам повторно». Вот это я и сделал. Ушел под 
руку, ударил левой по корпусу, правой по бороде – и еще раз левой по корпусу, 
правой по бороде.
– Когда ты вышел на ринг, у тебя на лице не было ни страхов, ни сомнений.
– А у меня просто другого пути нет. Любое поражение означает, что нужно уходить 
из спорта. Лебедеву еще раз надо спасибо сказать и еще одному человеку – 
Зыканову Борису Ивановичу, у которого я всегда останавливался, жил и который 
был мне как бы вторым отцом. Он умер месяца четыре назад. Лег – и не проснулся, 
а здоровый мужик был. Вот этим двум людям я как боксер больше всего обязан. 
Лебедев мне дал то, что, кроме него, никто не мог дать, а Зыканов был очень 
близким человеком, практически отцом, как я уже сказал. Золотой человек был.
– А что ты сказал журналистам, когда стоял перед ними? Я просто к тому моменту 
не успел перебраться в твой угол…
– Я как бы обратился через прессу к Дону Кингу с просьбой, чтобы он мне почаще 
давал бои. Хочу радовать своих болельщиков.
…На этом разговор пришлось прервать. Роману все время звонили родные и друзья, 
а мне пора было возвращаться в зал. У Кармазина в раздевалке работал телевизор, 
который мы вполглаза смотрели, а там, на экране, развивались интересные события.

Поединок был безбашенный и беспощадный. Настоящая рубка, и претендент Филичиано 
стал явно брать в ней верх над чемпионом. Наконец, Синтрон, хоть и с большой 
задержкой (было это где-то раунде в восьмом), вспомнил, что он выше ростом, и 
стал пытаться удержать Филичиано на дистанции. Иногда получалось. Тем не менее 
почти никаких сомнений в том, что Филичиано доведет дело до победы, не было.
И тут вдруг (вдруг – вообще одно из ключевых слов в боксе) в десятом раунде 
случилось то, что делает этот вид спорта абсолютно непредсказуемым. Синтрон 
нанес удар левой снизу-сбоку (кажется, еще усиленный встречным движением 
Филичиано, который уходил вниз), и претендента перетряхнуло с ног до головы. 
Синтрон понял, что получил свой единственный шанс, – и ринулся на противника. 
Он бил без перерыва. Что делалось в этот момент в голове у Филичиано, который 
терял уже почти добытую победу? Ох, не знаю. В какой-то момент он перестал 
отвечать, и рефери остановил встречу. Гордый Синтрон отошел от него, но через 
несколько секунд… рухнул на пол, как будто сраженный пулей, и долго не мог 
встать. На полу Синтрона крючило во все стороны, как после точного удара по 
печени, и если бы вы не видели боя перед этим, то подумали бы, что это именно 
он – проигравший, а пришедший в себя в углу Филичиано – победитель. Только вот 
почему у победителя такое грустное лицо? Потому что никакой он не победитель. 
Филичиано мне, не скрою, было очень жаль, потому что по ходу боя я стал болеть 
за него.
Не оправдавшееся предчувствие
Мама еще в детстве научила меня быть честным мальчиком. По сей момент у меня 
нет ответа на вопрос, стоило ли это делать. Наверно, все-таки стоило, хотя 
большой пользы мне это не принесло.
Так или иначе, по-прежнему будучи честным человеком, я вынужден признать, что 
был уверен в победе Фернандо Варгаса над Рикардо Майоргой. Уж не знаю, то ли на 
этот раз предчувствие меня все-таки обмануло, то ли я просто болел за Варгаса 
как обычный болельщик. И, по-моему, я был не так уж неправ. Он вел дело к 
победе, но все изменилось в одну неудачную секунду.
Однако по порядку.
Первым на ринг вышел Майорга. Помню, он по пути несколько раз перекрестился. Я 
еще подумал, почему люди, которым впору бы просить помощи у сатаны, все-таки 
просят ее у Бога? Затем раздались заводные мексиканские мотивы, на которые я 
тут, в Лос-Анджелесе, крепко подсел, и к рингу направился Варгас.
Выходя на ринг, он сжег за собой все мосты. Надел самое большое сомбреро, 
которое уже самими своими размерами обязывало его победить. Взял на ринг своих 
сыновей. Всячески подчеркивал, что даже не рассматривает вариант поражения. 
Наконец, он почти победил, но почти не считается. В боксе особенно. Вообще, 
насколько все было весело для стороннего зрителя до боя, настолько же 
драматично все сложилось на ринге.
Первый раунд начался довольно осторожно. Даже Майорга не пытался работать в 
стиле ведущей воздушный бой Бабы-яги. Первый более или менее убедительный удар, 
левый боковой, был за Варгасом, а потом он ударил низковато и, кажется, уже 
после остановки. Панамец повернулся к рефери и пожаловался ему. Выглядело это 
странно, как если бы во время драки двух носорогов один из них стал 
апеллировать к стоящему неподалеку слону в связи с тем, что соперник слишком 
грубо пользуется своим рогом. Не имеет носорог права жаловаться.
Рефери обратил на это мало внимания, и раунд продолжился. Майорга постепенно 
завладел инициативой. После его левого бокового Варгас слегка загрустил. Вот 
тут носорожья тактика Майорги была как раз очень кстати. Он набросился на 
Варгаса с затяжной серией ударов и бил, пока тот не упал. Отмечу, что Варгас 
был скорее ошеломлен, чем потрясен. Хотя, возможно, от очень больших 
неприятностей его спас так кстати прозвучавший гонг.
Многие в тот момент поверили в то, что конец близок. В перерыве Майорга, вместо 
того чтобы сесть на табуретку, полез на канаты, призывая публику любить его как 
можно сильнее. Пусть в начале второго раунда Варгасу удалось несколькими 
встречным ударами чуть притормозить Майоргу, но все равно он безоговорочно 
проигрывал. Пару раз его болтануло, в какой-то момент панамец запер его в углу, 
но он сумел оттуда выйти. В любом случае было ясно, что до нокаута здесь еще 
далеко.
В третьем раунде стало очевидно, насколько далеко. Варгас чуть прибавил 
скорость, и у Майорги сразу начались проблемы. Варгас стал чаще бить справа, не 
забывая ни о джебах, ни о левых боковых. Майорга взбесился. Он вообще-то в этом 
бою работал более технично, чем раньше, но тут стал временами срываться на 
прежнюю технику в стиле зашибу-у-у!!! Но не зашиб. Это был первый раунд, 
выигранный Варгасом.
Следующие три он тоже выиграл. Бой принял тактический характер. Даже Майорга не 
изображал из себя супермачо, которому море по колено, а соперники – максимум по 
пояс, Варгас же и подавно. А какие были обещания!
После шестого раунда я поднялся со своего места, чтобы рассмотреть все поближе, 
и оказался рядом с одним несчастным мужиком. Бедный! Как же ему повезло – и как 
тяжело ему приходилось. Рядом с ним сидела грудастая тростинканегритянка лет 
восемнадцати неописуемой красоты, а ему хотелось еще и бокс посмотреть. В 
результате он (как обезьяна из анекдота, которая не знала, присоединиться ей к 
умным или к красивым) то бросал взгляд на ринг, то косил на красотку. Судя по 
часам, денег у него было много, но на девушку, которая сидела на месте долларов 
за пятьсот, а то и больше, это впечатления не производило. Надо было ему бокс 
смотреть. В другой области шансов у бедолаги все равно не было.
А на ринге тем временем все опять изменилось. В седьмом раунде Варгас как будто 
специально взял паузу. Он мало что делал, и именно из-за его пассивности раунд 
пошел в актив Майорге. Это была ошибка Варгаса. На этой полупобедной волне 
Майорга провел и следующий раунд. У него, правда, мало что получилось, отчего 
завершил он его просто безобразно: двумя явно преднамеренными и сильными 
ударами после гонга. Однако, что с ними, что без них, раунд он, по-моему, 
проиграл. Рефери просто обязан был снять с Майорги очко, но ограничился 
нравоучениями в пользу бедных. Это, кстати, тоже сыграло роль в итоговом 
результате.
В девятом и десятом раундах Варгас пришел в себя. Он выиграл их с небольшим, но 
явным преимуществом. И вот наступил роковой одиннадцатый раунд. Варгас 
выигрывал его примерно в том же ключе, что и предыдущий. Он не пытался 
нокаутировать Майоргу. Он вел дело к победе по очкам, и, как показали потом 
судейские записки, его расчет был абсолютно верным. Варгас просто расслабился 
на секунду раньше, чем следовало, и именно за секунду до гонга, когда мысленно 
он уже выиграл раунд и шел в угол, утратил бдительность и пропустил удар.
Этот пропущенный удар был не слишком сильным, Варгас пропустил много таких же 
без всяких видимых проблем для себя, но именно потому, что в его мозгу раунд 
уже закончился, его ноги оказались на одной линии. Устоять в таком положении 
было невозможно, и Варгас упал. В результате, вместо того чтобы выиграть раунд 
со счетом 10-9, проиграл его 8-10.
В двенадцатом раунде Варгас выглядел каким-то обреченным, а Майорга, который 
сначала явно работал на удержание счета, оживился, достаточно осторожно пошел 
вперед и выиграл и этот раунд.
Майорга на коленях
Судьи быстро вынесли свой вердикт. Двое отдали победу Майорге со счетом 114–112 
и 115–111 (последний арбитр явно перестарался), а третий дал ничью: 113–113. У 
меня по очкам тоже получилась ничья. Но если бы меня попросили назвать 
победителя без всяких очков, я был бы вынужден признать, что победил все-таки 
Майорга.
Ну а потом была самая странная пресс-конференция, какую я только видел. Народу 
собралось так много, что ее пришлось проводить прямо в зале, возле ринга, 
причем основу составляли здесь довольно специфические представители прессы: 
красивые толстые женщины с кучей детей (просто детский утренник какой-то!). Мы 
с Кармазиным сидели сбоку от этого бедлама. Майорга извинился перед Варгасом за 
все прежде сказанное. (Наутро я с удивлением прочел, что он даже встал перед 
ним на колени, извиняясь. Честно говорю: не видел. Может, так и было, а может 
быть, он встал на колени не слишком заметно.) Роман тоже сказал несколько слов, 
после чего все, наконец, разъехались.
Я вышел на улицу. Было тепло, градусов под двадцать, и поздняя калифорнийская 
осень пахла весной.
Утром, выйдя на завтрак, я обнаружил, что в отель заехали участницы какого-то 
конкурса красоты, в результате чего темпераментное, но очень воспитанное 
мужское население отеля пробил столбняк. Худенькие и красивые девочки мало 
кушали и много (и, как они считали, незаметно) смотрели по сторонам, 
интересуясь, какое впечатление производят. Производили. Сразу захотелось стать 
молодым и красивым. Однако при ближайшем рассмотрении должен признать, что 
давешние журналистки с пресс-конференции произвели более сильное впечатление. 
Господи, прости мою очень грешную душу.
Ладно, бог с ними со всеми – и со мной тоже. Сейчас поедем с Романом гулять по 
Лос-Анджелесу, а то я тут так ничего до сих пор и не видел.


Кармазину срочно нужны были деньги, и меньше чем через два месяца он вышел на 
ринг больным и проиграл сопернику, у которого должен был легко выиграть. 
Рассказ об этом можно найти в главе «Последний шанс Романа Кармазина».




Печальный триумф Николая Валуева


18.02.2008, из Нюрнберга


Думаю, многие знают, что мы дружим с Николаем Ваулевым, но я очень хорошо 
отношусь и к Сергею Ляховичу. Именно поэтому их поединок не доставил мне особой 
радости, и я знал, что многие в России чувствуют то же самое. Наверно, по этой 
причине я тянулся к каким-то веселым моментам той поездки, но не все мою тягу 
разделяли. Привожу эту статью в авторской редакции. Из той, что была 
опубликована в газете, слишком многое было изъято, в частности эпизод на улице 
красных фонарей в Нюрнберге и кое-что еще.



Николай Валуев победил белоруса Сергея Ляховича и завоевал право на бой с 
чемпионом мира по версии WBA Русланом Чагаевым из Узбекистана, которому 
проиграл этот самый титул в апреле прошлого года.


Если двум плохим парням нужно что-то такое, чего на двоих не хватает, они из-за 
этого дерутся, и победитель забирает все. Если двум хорошим парням нужно что-то 
такое, чем поделиться категорически невозможно, они делают то же самое, и 
победитель опять-таки забирает все. Разница между добром и злом, как видим, 
здесь сужается до минимума, а в некоторых случаях, как это ни прискорбно, 
вообще стирается.
На двух хороших парней, Николая Валуева и Сергея Ляховича, был только один 
билет на право драться с чемпионом мира по версии WBA Русланом Чагаевым, и 
поделить его на двоих было невозможно, поэтому они и выколачивали друг из друга 
душу весь вечер. Точнее, Валуев выколачивал, а Ляхович до последнего старался 
хоть что-то ему противопоставить.
Нюрнбергские встречи
Проблемы убить время до боя, чтобы не слишком психовать, в Нюрнберге не 
существует. Город очень красив, и здесь есть куда пойти. Поэтому, проснувшись, 
я отправился обследовать местные улицы и церкви. Впечатлений набрался надолго и,
 уже свернув к отелю, чтобы оттуда поехать на бой, вдруг услышал развеселенькие 
старые южно-немецкие мотивчики, которые кто-то очень хорошо играл на гармошке. 
Я решил послушать эту оптимистическую музыку, так как остро нуждался в чем-то 
взбадривающем. Все-таки сегодня человек, которого я считаю своим другом, должен 
был провести бой, в котором решалось все его будущее, все будущее его семьи, 
вся их жизнь. И чем ближе к бою, тем больше я психовал. Я свернул в переулок и 
встал как вкопанный. Эти веселенькие песенки играла безногая нищая гармонистка. 
Нечего сказать, взбодрился. Под впечатлением от увиденного я подумал о том, что,
 как бы ни закончился этот день, он все равно будет по-своему грустным. Сергей 
Ляхович тоже нам человек не чужой, и в его жизни тоже все зависело от этого боя.

Настроение совсем испортилось, но помощь пришла, откуда я ее никак не ждал. 
Отель, откуда нас должны были отвезти на стадион, уже был виден, а у меня было 
еще минут пять – десять времени. Поэтому я сделал маленький крюк и пошел по 
очень живописной улице, с одной стороны которой была крепостная стена, а с 
другой – ряд домиков. Из одного окна на первом этаже торчала тетенька крашеных 
шестидесяти, а то и семидесяти лет, которая неожиданно окликнула меня. Не могу 
сказать, что ее лицо было порочным. Добро не может быть добрым, зло – злым, 
масло – масляным, а порок, соответственно, порочным. Это просто он и был, порок 
собственной персоной, только крайне неаппетитный.
Тетенька обратилась ко мне с самым прямым вопросом из всех, которые я только 
слышал: «Мужчина, не желаете перепихнуться?» Когда я ответил отрицательно, она 
поспешила меня утешить: «Да не со мной!» Я опять ответил отрицательно. «Знал бы 
ты, от чего отказываешься», – донеслось мне вслед. Впрочем, я это уже и сам 
видел: в следующем окне, два метра на метр, здоровая негритянка чем-то 
полировала ноги, длинные как весла. Увидев меня, она стала долбиться в окно 
всеми своими конечностями. Почти тут же раздался стук и в нескольких соседних 
окнах. Час для ночных забав был ранний, и я здесь был в полном одиночестве, а 
потому имел полный аншлаг. Женщины наперебой долбились в окна, сгорая от 
желания меня обнять, но я повел себя как настоящий руссо туристо, облико морале.
 Меня ждал его величество бокс, и я побыстрее ретировался оттуда, действительно 
как редкий советский турист брежневских времен, который боялся не только жены, 
но еще и партии и правительства. Причем жены он боялся только тогда, когда она 
была близко, а партии и правительства и тогда, когда они были очень далеко.
Эта история резко подняла настроение, причем не только мне, но и всем, кому я 
по дороге ее рассказал. Не знаю почему, но никаких сомнений в победе Валуева у 
меня после этого не осталось. Надеюсь, он не обидится на меня, узнав, кто 
именно их развеял.
Рожденный в СССР
Еще больше меня приободрил Александр Френкель, родившийся в СССР, а теперь 
проживающий в Германии, очень талантливый молодой боксер, выступающий в первом 
тяжелом весе, который проводил здесь свой четырнадцатый бой. Все предыдущие 
тринадцать он выиграл, из них девять нокаутом. Френкель приятный и красивый 
парень, и, судя по тому, как на его появление реагировали многочисленные 
женщины в зале, на той улице, где мне готовы были отдаться за хорошие деньги, 
ему бы отдались бесплатно.
Александр показал очень хороший бокс, хотя его соперник, экс-чемпион мира Артур 
Уильямс, активно пытался ему в этом помешать. Впрочем, получилось у него, прямо 
скажем, не очень; хотя он и возвышался над Френкелем, как нюрнбергская крепость 
над остальным городом, но Александр все время умудрялся установить выгодную для 
себя дистанцию и много атаковал.
Уже в первом раунде его преимущество стало подавляющим, а закончил он его 
блестящей комбинацией из апперкота и двух прямых с обеих рук. Лицо Уильямса 
после этого приняло какое-то плаксивое выражение, которое с него больше не 
сходило.
Френкель много атаковал и во втором раунде. Он нанес, наверно, пару десятков 
увесистых ударов, в том числе левых апперкотов, которые все время заставали 
Уильямса врасплох, а тот ответил парой неточных левых боковых и одним 
действительно хорошим правым по корпусу. Но даже этот лучший его удар не 
остановил Френкеля, который на последних секундах левым боковым послал Уильямса 
в нокдаун. Спас его только гонг.
В третьем и четвертом раундах Френкель уже откровенно выцеливал Уильямса. Это у 
него не очень получалось, может быть, от некоторого избытка старания и желания, 
хотя преимущество его по-прежнему было подавляющим.
Ну а в пятом раунде Френкель наконец-то достиг желаемого. Он провел затяжную 
серию с обеих рук и забил экс-чемпиона мира в углу. Тот качался, как дерево под 
последними ударами топора, и, наконец, упал. Уильямс успел встать до того, как 
рефери закончил счет, но, вместо того чтобы принять стойку и показать, что он к 
бою готов, даже очень готов, почему-то взял и отправился в угол. Здесь мне 
вспомнилось, как один из соперников великого чемпиона мира в тяжелом весе Джо 
Луиса, встав после нокдауна, сказал рефери: «Пойдем, погуляем по крыше». 
Уильямс, если бы мог говорить, тоже сказал бы что-нибудь в этом роде, но все 
его мышцы, в том числе и челюстно-лицевые, служили сейчас тому, чтобы удержать 
его на ногах, хотя им и это удавалось с видимым трудом. Рефери принял 
единственно верное решение остановить поединок.
Теперь уже от боя Валуева нас отделяло только исполнение гимнов, и ожидание 
стало совершенно невыносимым.
Бой без оправданий
Все последние дни перед боем Ляхович проходил с каким-то очень агрессивным, 
вообще-то совершенно не свойственным ему выражением лица, которое прилипло к 
нему, как маска. Казалось, что он и спал с ним. Такое же лицо у него было и 
когда он вышел на ринг. Мне кажется, что постоянное напряжение должно было 
прилично измотать Ляховича. Не могу утверждать, конечно, но думаю, оно повлияло 
на то, как сложился поединок, и отчасти спровоцировало ту неприятную 
неожиданность, что поджидала Ляховича во время боя.
Уже в первом раунде стало ясно, что все разговоры о том, что Ляхович стал 
совершенно другим, которые без устали вел его менеджер Ивайло Гоцев, обычный 
блеф. На ринг вышел тот самый Ляхович, к которому мы привыкли, но это было 
совсем неплохо, так как он хороший, обученный боксер. Из новшеств могу только 
отметить, что он стал значительно больше работать по корпусу, и это иногда 
доставляло Валуеву неудобства, но и только. Еще у белоруса порой получались 
левые боковые, совсем редко – удары справа, однако сам он пропускал гораздо 
больше.
Наибольшие неприятности, как в первом раунде, так и во всех последующих, 
приносил Ляховичу джеб Валуева, очень тяжелый и при этом достаточно точный и 
быстрый. Кроме того, белоруса часто заставал врасплох правый апперкот Николая. 
Вообще, похоже, что в своей подготовке Ляхович исходил из того, что Валуев 
будет мало бить справа, но Николай именно это и принялся делать уже в первом 
раунде, поэтому вскоре вся левая сторона лица Ляховича была в крови. Мне 
показалось, что Сергей был ошарашен тем, какой оборот приняло дело. Он 
мужественный человек и ломаться не собирался, но то, что в нас ломается, делает 
это обычно без спросу. Вот и Ляхович как-то растерялся, а его близкие, кажется, 
все уже поняли.
Недалеко от меня сидели жена Сергея и его менеджер Ивайло Гоцев. Последний мог 
бы стать прекрасным капитаном тонущего корабля. Думаю, он сумел бы сохранить 
такое вот невозмутимое выражение лица до самого последнего момента, когда 
корабль, зарывшись носом, окончательно ушел бы на дно. Он что-то говорил. 
Наверно, что все сейчас переменится. Но жена Сергея его не слушала… Бедная 
женщина. По-моему, она была готова отдать и ноги, и руки, чтобы ее мужу стало 
хоть чуть-чуть полегче, но она могла только смотреть. Даже не на ринг, туда 
смотреть сил у нее не было, а просто перед собой. А когда она все-таки 
пересиливала себя и переводила взгляд на ринг, глаза у нее становились точно 
такими, как у безногой гармонистки. В них была боль, которую нельзя передать. 
Ее можно только увидеть или, не дай бог, почувствовать.
При виде первых неудач Ляховича зрачки его жены расширились так, как будто ей 
закапали атропин, и оставались такими до самого конца. Потом, по-моему, она 
стала молиться. Но молитва не помогла. Во втором раунде ее муж выглядел ничуть 
не лучше, чем в первом, даже хуже. Никакого противоядия от джебов Валуева 
Ляхович найти не мог, как и от его апперкотов. Он честно утапливал челюсть в 
плече, но и удары, пришедшиеся по скулам, приносили ему совсем мало радости. Он 
отвечал, он что-то делал, он иногда попадал, но не было ни одного момента, 
когда возникали бы какие-то серьезные опасения за Николая. В самом конце раунда 
Валуев совсем забил Ляховича серией ударов с обеих рук. Наверно, он слышал 
сигнал, говорящий о том, что до гонга оставалось десять секунд, и это помогло 
ему продержаться.
До боя много говорили о том, какой у Ляховича замечательный тренер, Томми Брукс.
 Не знаю, я сидел рядом с его углом и ничего толкового так от Брукса и не 
услышал. Все те же старые песни про джеб. «Бей джеб!» да «бей джеб!». Это все 
равно что больному тяжелым гриппом все время орать под ухом: «Пей аспирин! Пей 
аспирин!» Да не помогает ему аспирин. Не панацея он, как и джеб. Сам пей, если 
тебе надо, и сам бей, если так хочешь.
И еще я никак не мог понять, чего мне-то сейчас не хватает. Валуев побеждал. 
По-моему, мало кто так же, как я, болел за него на протяжении всей его карьеры. 
А вот сейчас, когда все вроде бы складывалось наилучшим образом, почему-то все 
равно было грустно. Нет, нет, я хотел в этом бою только его победы, но было 
ясно, что и такой исход совсем уж веселым не станет. И почему пути Николая 
пересеклись именно с Ляховичем? Неисповедимы пути господни. Ох, неисповедимы.
Третий раунд прошел более-менее в том же ключе, что и предыдущие два. Разве что 
Валуев стал меньше работать правой, но с лихвой хватало и левой. А вот 
четвертый и пятый получились поинтереснее. То ли градус отчаяния у Ляховича 
поднялся до какой-то уж совсем запредельной высоты, то ли еще что-то повлияло. 
Так или иначе, но белорус стал сопротивляться. Нет, никаких сомнений в общем 
итоге не возникло, но появилась хоть какая-то интрига.
В четвертом раунде Валуев снова стал чаще пускать в дело отдохнувшую правую 
руку. После двух кроссов Ляховича слегка зашатало, но он как-то не дрогнул и 
вскоре пробил неплохой левый боковой и еще несколько ударов. Какое-то время 
белорус даже выигрывал дуэль на джебах. Полезной работы он, строго говоря, 
сделал немного, но он старался и создавал Валуеву хоть какие-то проблемы.
В начале пятого раунда Ляхович еще несколько раз попал, в основном слева. 
Валуев ответил, в том числе и несколько раз неплохо справа. Потом все 
более-менее выровнялось, хотя, если дотошно считать очки, Николай опять очень 
прилично выиграл, но эмоционально и Ляхович эти два раунда не проиграл. Что-то 
у него все-таки периодически получалось.
До боя мне казалось, что симпатии зала будут на стороне Ляховича, но я, похоже, 
ошибся. На его стороне было только сочувствие зала, который в двух последних 
раундах обрадовался, что у него получается хоть что-то. Болели же в основном за 
Валуева. В любом случае, он вызывал куда больший интерес. Его фотографировали 
даже девушки, выносящие карточки с номерами раундов, а уж более равнодушную к 
боксу публику трудно найти.
В шестом раунде преимущество Валуева еще возросло. Его джеб безостановочно 
терзал Ляховича, и несколько раз он неплохо ударил справа. Стало совершенно 
очевидно, что новый Валуев, о котором много говорили перед боем, в отличие от 
нового Ляховича – это не миф. Александр Зимин, готовивший Николая к двум 
последним боям, действительно провел большую работу. Валуев прибавил 
практически в каждом компоненте. Его джеб стал острее, удары справа – точнее и 
быстрее, вообще, в скорости он очень здорово прибавил. Ну а Томми Брукс не 
привнес в работу Ляховича ничего нового. В первых раундах он еще кричал из 
своего угла, чтобы Сергей заманил Валуева в какую-то ловушку. Что именно он 
имел в виду, никто так и не понял, так как Ляхович работал предельно 
бесхитростно. Ну а потом его указания сводились к «давай-давай». Полбоя было 
уже позади, и никаких сюрпризов от Ляховича ждать не приходилось. Вопрос стоял 
совершенно иначе: достоит ли он бой до конца или нет. Для победы же белорусу 
уже сейчас нужен был только нокаут, к которому никак не смог бы привести ни 
один его даже самый сильный удар.
В седьмом раунде Валуев поначалу перемежал джебы и кроссы, а потом стал бить 
боковые с обеих рук. Потом снова вернулся к джебам и кроссам. Бой явно принял 
совершенно односторонний характер. Брукс каким-то безнадежным бабушкинским 
голосом требовал от Ляховича, чтобы тот показал, что у него есть. В восьмом и 
девятом раундах картина особенно не изменилась. Никаких претензий к Валуеву не 
было, правда, в последних раундах он почему-то почти перестал бить апперкоты, 
которые до этого ему очень хорошо удавались, да и сейчас, когда он их бил, 
например, в начале девятого раунда, доходили до цели.
В последний раз Ляхович попытался дать бой в десятом раунде. На первой минуте 
он провел несколько джебов и левый боковой. Валуев скоро восстановил равновесие.
 Особенно неожиданным для соперника оказался его короткий правый боковой, а 
потом еще и правый навстречу, и апперкот, и правый кросс… Но Ляхович огрызался. 
Стоило Валуеву чуть зависнуть в атаке, тут же следовала его контратака, обычно 
левым боковым.
К этому моменту уже все заметили, что Ляхович крайне мало бьет справа, а между 
раундами ему все время прикладывали лед к правому плечу. После боя Гоцев 
говорил, что Сергей получил травму еще во втором раунде. Мне показалось, что 
несколько позже, но настаивать не буду. Так или иначе, но травма действительно 
была. Другое дело, что она возникла не сама собой. Ее нанес, причем абсолютно 
законными методами, Валуев.
В одиннадцатом раунде Валуев остановил порыв Ляховича мощным правым по корпусу 
и последовавшей за ним серией. Белорус попытался что-то предпринять с помощью 
все того же левого бокового, но получилось, прямо скажем, не очень, хотя 
отдельные удары и достигали цели. Однако Валуев попадал гораздо чаще, и все 
размены остались за ним. Ближе к концу он провел хороший апперкот. Двенадцатый 
раунд не принес Ляховичу никаких чудес. Валуев несколько раз хорошо встретил 
его справа. Очередной его апперкот прошил защиту Сергея. Тот сопротивлялся до 
конца, за что честь ему и хвала. Валуев же наращивал обороты. После его левого 
бокового Ляхович чуть дрогнул. Не морально, а физически, а к нему прилетели еще 
несколько ударов, и слева, и справа, и сбоку, и снизу, и прямо по фронту. Жена 
Сергея давно не смотрела на происходящее, а сидела, уронив голову на руки. И 
только Гоцев все продолжал играть роль несгибаемого адмирала. Только белой 
фуражки с мариманскими прибамбасами не хватало. Валуев провел еще немало ударов,
 а Ляхович дрался до самого конца, до самой последней секунды. Судьи очень 
скоро вынесли свой вердикт: 120–108 (двое) и 120–107. То есть они не отдали 
Ляховичу ни одного раунда. Я бы все-таки один отдал, на выбор четвертый, пятый 
или десятый. Не потому, что Сергей выиграл какой-то из них, а просто за 
мужество. Жена Ляховича как будто в полусне подошла к углу и взяла халат мужа, 
в котором тот вышел на ринг, а потом обняла его самого, когда он спустился с 
ринга. По крайней мере его будет кому утешить, а хорошая женщина рядом, это 
поважнее и побед, и даже поражений.
Приговор Дона
Пресс-конференция получилась пустоватой. Все было сказано на ринге, как это ни 
банально звучит. Ляхович не пришел, он прямиком отправился в больницу. Был 
только Гоцев, скорбный капитан затонувшего корабля, который и на корабле-то не 
был. Командовал с берега. Он сказал о травме Ляховича, но все эти рассуждения 
жестко пресек Дон Кинг, который сказал: «Раньше Николай бил так, что у его 
противника вылетало колено (это ссылка на годичной давности поединок с Джамилем 
Макклайном, который подвернул ногу и не смог продолжить бой), а теперь он бьет 
так, что у противника вылетает плечо. Оно что – само вылетело? Ляхович 
закрывался плечом, а Валуев бил в открытое место, раз уж не мог добраться до 
челюсти». Все засмеялись. Говорить о травме после этого стало неудобно. Все, от 
самого Валуева до его промоутеров Вилфрида Зауэрланда и Дона Кинга, много и 
справедливо хвалили Александра Зимина за проделанную работу. Зимин же 
поблагодарил представителей фирмы Sauerland Event за предоставление хороших 
условий для тренировок. Сам Валуев скромно сказал, что со слов друзей знает, 
что выглядел в этом бою лучше, чем в предыдущем, но свое окончательное суждение 
по этому вопросу вынесет, когда посмотрит видеозапись. Зная, как он любит к 
себе придираться, боюсь, что сам себе он понравится меньше, чем нам.
У меня же, если что и останется в памяти от этой прессконференции через 
несколько дней, так это то, как Валуев на ней появился. Я в этот момент стоял и 
разговаривал с кем-то у дверей, как вдруг вошел Валуев и, несильно хлопнув меня 
по плечу, сказал: «А ты беспокоился!» Из меня от неожиданности чуть не вылетел 
бутерброд, которым я как раз в этот момент заедал пережитое волнение.
Окончательно заесть его мне не удавалось долго. Наутро после боя, не 
насытившись завтраком в отеле, я отправился в старый город перехватить еще 
какую-нибудь сардельку. Нехорошую улицу я на этот раз обошел стороной. Впрочем, 
там вряд ли встретили бы меня с таким восторгом, как вчера. Думаю, ночью 
девочки хорошо поработали, так как гостей в город на бой приехало очень немало. 
Наверно, сейчас их грешные тела отдыхали. Ну а я по пути за сарделькой 
наткнулся на двух хулиганистых стариканов, эти сардельки уже вкушавших. Стоя 
перед магазином женского белья и пялясь на особо симпатичный манекен, старички 
с жаром обсуждали то, что на живых ногах чулки смотрятся гораздо лучше, чем на 
пластиковых. Это когда же они в последний раз видели чулки на таких ногах, 
бедолаги? Увидев меня, они тут же потребовали, чтобы я вынес по этому 
животрепещущему вопросу свое квалифицированное мнение. Видок у этих кренделей 
был такой, что я, как ни старался сдержаться, все-таки засмеялся, но они не 
обиделись, а расхохотались вместе со мной веселым смехом людей, которым есть 
что вспомнить на старости лет. Я сказал, что да, конечно, никакого сравнения 
нет, на живых ногах чулки смотрятся гораздо лучше, и уже в совсем приподнятом 
настроении отправился за искомой сарделькой. Да, Нюрнберг – хороший город.


Сергей Ляхович не сломался после того поражения и одержал с тех пор две победы. 
От души желаю ему всяческих удач. Ну а себе пожелаю почаще попадать в Нюрнберг. 
Нет, не из-за той улицы, таких везде хватает, а просто потому, что мне очень 
нравится этот город. В частности, там фантастическая скульптура в церквях.




Ибрагимов проиграл, Кличко не выиграл


25.02.2008, из Нью-Йорка


Второй раз подряд мне пришлось с боя Ляховича лететь на бой Владимира Кличко, 
но если в первый раз я летел из Америки в Америку, из Финикса в Нью-Йорк, то 
теперь – из Германии в Америку, из Нюрнберга все в тот же Нью-Йорк. В 
промежутке у меня были потрясающие, хотя и короткие, европейские каникулы, 
когда я, как в молодости, болтался из одной страны в другую, из одного города в 
другой, часто утром даже не зная, где буду через несколько часов, и между делом 
писал для себя короткие эссе о Боге и архитектуре. Может быть, когда-нибудь 
опубликую и их.



В субботу в Нью-Йорке в невероятно скучном бою украинец Владимир Кличко одержал 
убедительную победу по очкам над Султаном Ибрагимовым и прибавил к своему 
чемпионскому поясу IBF в тяжелом весе еще и пояс WBO, ранее принадлежавший 
россиянину.

Немного брюзжа
Да-да, я знаю: победителей не судят. Тем более когда победили твоего 
соотечественника, за которого ты болел. Как когда-то говорили в Одессе, или как 
никогда не говорили в Одессе, так можно приобрести жалкий вид. А можно и не 
приобрести: если скажешь то, что все и без тебя знают.
Прежде всего хочу сказать, что никаких претензий к Султану Ибрагимову у меня 
нет. Он сделал все, что мог. Он пытался, он старался до самого конца, но не 
получилось. А вот что касается всех громких заявлений, которые делались перед 
боем, так надо признать, что за ними стояло так же мало, как за заявлениями 
промоутера Сергея Ляховича Ивайло Гоцева перед боем его подопечного с Николаем 
Валуевым. Точнее, ничего просто не стояло.
Какая подготовка к бою? Какая тренерская работа? Где она? Чему Султана научили? 
Одной атаке разовым ударом левой по корпусу? Кличко хватило одного раунда, 
чтобы с этой атакой разобраться, а дальше что?
А дальше остались только мужество Султана и его крепкая челюсть.
Смотря по сторонам
Никаких надежд на победу Ибрагимова у меня не осталось еще после взвешивания. 
Даже некоторые из тех, кто в нее глубоко верил, возлагали надежды на то, что 
Владимир Кличко повторит ту же ошибку, которую совершил перед боем с Корри 
Сандерсом. То есть не воспримет соперника всерьез и выйдет на ринг с мыслями 
непонятно о чем. Если такие иллюзии были, то они быстро развеялись. Владимир 
явно находился в лучшей за многие годы форме. Он весил всего 108 кг. Кто угодно 
мог сказать, что этот человек в спортзале на матах не спал.
Ну а что касается психологического настроя Кличко, то я получил достоверное 
подтверждение тому, что и с этим полный порядок, непосредственно перед 
взвешиванием. Владимир стоял за каким-то занавесом. Потом кто-то прошел, задев 
край занавеса, тот задрался, и стало возможно под определенным углом увидеть 
Владимира. Я поспешил под этот самый угол, и то, что я там увидел, произвело на 
меня впечатление. Кличко был идеально спокоен. Когда человек уверен, что за ним 
не наблюдают, он не играет. Владимир в этот момент не знал, что его кто-то 
видит, но был точно таким же, каким предстал перед всеми через несколько минут.
Что мог противопоставить этому Ибрагимов? Его вес был 99,3 кг, оптимальный для 
него. Он тоже был хорошо натренирован, хотя из-за особенностей его телосложения 
это и не так бросалось в глаза. У него было отличное настроение, и он все время 
улыбался, даже когда будущих противников поставили лицом к лицу, чтобы они 
поласкали друг друга взглядами. Кличко смотрел на него с уверенностью палача, а 
Ибрагимов улыбался. Совершенно искренне. Он воин, и воевать – его работа. Он 
улыбался так же, как улыбался бы перед двести тридцать второй дуэлью д’Артаньян.
 Можно представить себе испуганного д’Артаньяна? Вот и испуганного Султана 
представить себе так же сложно. Он тоже своего рода д’Артаньян – или, если 
можно так сказать, д’Ибрагимов.
А испугаться, строго говоря, было чего. Разница в росте была огромной, и, даже 
если у Султана было небольшое преимущество в скорости, вряд ли оно могло ее 
компенсировать. Да и было ли оно? Команда Ибрагимова все время говорила о том, 
что сделает ставку именно на преимущество Султана в скорости, но мне он не 
казался намного быстрее Владимира.
В общем, настроение утром перед боем было откровенно неважным, и его не подняла 
даже одна из самых забавных и трогательных сцен, которые я только видел в жизни.

По ряду причин мне сначала пришлось остановиться в отеле неподалеку от 
аэропорта Ньюарка, и только на последнюю ночь я переехал на Манхэттен, поближе 
к месту событий. Место уютное и, прямо скажем, недорогое. Когда я спустился 
вниз со своим чемоданом, то увидел там двух птенцов, мальчика и девочку, лет 
пятнадцати-шестнадцати, явно, что называется, из хороших семей. Вид у них был 
какой-то торжествующе-испуганный, как будто оба предыдущей ночью потеряли 
невинность. По-моему, так оно и было. А я и не знал, какие судьбоносные события 
происходили у нас в отеле прошлой ночью.
Свежеиспеченный мужчина был слишком потрясен случившимся, и поэтому переговоры 
на себя взяла девочка. Она спросила в рисепшене, нельзя ли им остаться еще на 
день. Разухабистый, весь на понтах, пуэрториканец, который там работал, окинул 
их взглядом горного орла и сказал, что, конечно, можно. Только за эту ночь 
придется заплатить больше. Когда дети узнали, насколько больше (кажется, 
долларов на тридцать), они испугались. Потом переглянулись, кивнули друг другу 
и согласились. Я понял, что только что присутствовал при самой бескорыстной 
торговой операции, которую только видел в жизни: у меня на глазах еду обменяли 
на любовь. Я не предложил им оплатить еще одну ночь в отеле только потому, что 
боялся обидеть. Такие подарки можно принимать только от Деда Мороза.
Однако, как я уже сказал, даже эта милая история не подняла настроения. 
Хотелось только, чтобы этот бой скорее начался и закончился, и чтобы там не 
произошло чего-то совсем уж неприятного для Султана.
Поглядывая на ринг
Попробуйте интересно рассказать о том, как у вас на глазах сохнет хлеб. 
Примерно так же легко интересно рассказать о бое Кличко с Ибрагимовым. Я 
понимаю, что такие рассуждения звучат небезупречно, как, например, если бы 
человек, отсидевший в кустах во время кровопролитной рукопашной битвы, потом 
сказал бы выжившим: как-то вы скучно, ребята, дрались. Штыками не дорабатывали, 
о саперных лопатках вообще забыли… Боюсь, что после второй-третьей фразы на 
поле стало бы одним трупом больше.
Но все же на профессиональном ринге люди дерутся не за родину, а за деньги. 
Опять-таки подчеркну, что у меня нет претензий к Ибрагимову. Все, что мог, он 
сделал. А вот Кличко был прагматичен до того, что у зрителей сводило челюсти.
А как все начиналось! Набитый до отказа Мэдисон-сквергарден просто колотило от 
напряжения. Когда ведущий голос Америки Майкл Баффер призвал собравшихся 
приготовиться к др-р-раке, зал ответил ему единодушным воплем. К чему к чему, а 
к драке здесь все давно были готовы.
Первый раунд начался осторожно с обеих сторон, но вот это как раз было 
совершенно естественно и никакого неодобрения у зрителей не вызвало. Всем нужно 
время на раскачку.
Через некоторое время Ибрагимов попытался нанести правый боковой (напомню, что 
он левша). Неудачно, и почти тут же Кличко показал одну из своих домашних 
заготовок: стоило правой руке Султана хоть чуть-чуть зависнуть, как Владимир 
наносил по ней короткие рубящие удары сверху вниз своей левой рукой.
До поры до времени хорошие джебы удавались Кличко нечасто. Ибрагимов был все 
время в движении. Кроме того, и он вскоре показал свою первую домашнюю 
заготовку. О том, что она же последняя, мы тогда еще не знали. В ответ на атаки 
Кличко Ибрагимов уходил вниз и контратаковал левой по корпусу. Кажется, в 
первый или во второй раз Кличко хотя бы вскользь этот удар пропустил. После 
этого он стал прикрываться от него локтем, а сам почти все свои ударные 
действия свел к джебам, которых пока проходило не очень много. Но все же они 
проходили, и Султан, как и все предыдущие соперники Кличко, смог убедиться, что 
этот удар у Владимира вполне силовой.
Дальше – больше. В смысле джебов, и пока ничего больше. Кличко четко 
контролировал дистанцию и время от времени увесисто тыкал в противника левой 
рукой. Ибрагимов в ответ несколько раз попытался атаковать, но категорически не 
доставал. В общем, Кличко вел, но зал, спокойно съевший его манеру ведения боя 
в первом раунде, во втором дружно загудел. Люди видели большое преимущество 
Кличко и хотели, чтобы он его развивал, а он развивать категорически не хотел. 
Ему и так было неплохо. Очки набираются, дело к победе движется.
Третий раунд: джеб, джеб, джеб Кличко. Ибрагимов пытался достать и не доставал, 
а Кличко продолжал рубить его по передней руке, когда она зависала после атаки. 
Зал, поначалу настроенный прокличковски, начал временами поддерживать 
Ибрагимова.
В начале четвертого раунда случилось чудо: Кличко впервые ударил справа, причем 
в комбинации. Хорошо ударил, но Ибрагимов тоже контратаковал сначала слева, 
потом справа, и все равно эпизод остался за украинцем. Однако очень скоро 
Владимир снова взялся за старое. В общем, да здравствует джеб, только джеб, и 
ничего, кроме джеба.
Пятый раунд прошел примерно в том же увлекательном ключе. Расчехлив один раз 
правую руку в начале раунда, Кличко опять перестал ею пользоваться.
В шестом раунде Ибрагимов активно пытался сопротивляться. Его правый боковой и 
левый вразрез почти дошли до цели. Это был тоже своего рода успех. Несколько 
раз ему даже удавалось чуть потревожить Кличко, который в ответ нанес множество 
джебов, а в самом конце провел неплохую комбинацию с обеих рук. Впервые после 
первого раунда бойцы сражались более или менее на равных, однако было ясно, что 
это ненадолго.
Это ощущение оказалось совершенно верным. В седьмом раунде все вернулось на 
круги своя. Кличко почти сразу попал справа. Потом нанес джеб и опять попал 
справа вразрез. И через некоторое время снова, правда, уже вскользь. Тем не 
менее три удара за раунд справа – да нас просто, кажется, баловали. Потом было 
еще много джебов, и показалось, что Ибрагимов растерян. Он совершенно не знал, 
что ему делать.
Скажу еще раз: я так и не понял, какая у него была тренерская установка, и была 
ли она вообще. Перед боем я слышал из лагеря Ибрагимова, что там вроде была 
мысль поатаковать Владимира и воспользоваться тем, что он от атак уходит назад 
по прямой. Однако атаковать у Султана, как правило, не получалось. Вообще, бой 
пока складывался по формуле «один не может, другой не хочет».
В начале восьмого раунда Кличко вроде бы захотел: он провел отличную комбинацию,
 сильно попав справа. В какую-то секунду даже показалось, что Ибрагимов сейчас 
упадет, но этого, слава богу, не произошло. Он сумел удержаться на ногах, но 
весь этот раунд вышел для него очень тяжелым. Кличко еще несколько раз попал 
справа, пробил немало джебов. Ибрагимов сопротивлялся изо всех сил. Ему удалось 
провести один свой левый по корпусу, но это и было почти все. Кличко же был в 
этом раунде действительно хорош. Особенно сильное впечатление произвело то, как 
при его росте он умудрялся подныривать под удар.
Девятый раунд начался как логичное продолжение восьмого. Кличко провел, 
наверное, свою лучшую серию за весь бой – две спаренные двойки у канатов, но 
дальше он немного сбросил обороты, и раунд закончился на куда более тихой волне,
 чем начался.
На первых секундах десятого раунда Кличко провел несколько джебов, даже, можно 
сказать, полубоковых слева, но дело закончилось клинчем, а клинч – курьезом. 
Владимир навалился на Ибрагимова сверху, а Султан толкнул его всем корпусом 
вперед, и оба упали, причем Ибрагимов оказался сверху. К тому времени он 
завоевал симпатию публики, и она одобрила это не совсем легитимное действие 
добродушным гулом.
Однако Кличко встал, как ни в чем не бывало, и продолжил свой методичный 
разгром. Он провел несколько ударов с обеих рук, но Ибрагимов тоже сумел пару 
раз ответить. Особенно хорош был один из его немногих дошедших до цели ударов 
слева. Кличко чуть завис в атаке, и Султан этим тут же воспользовался. Потом он 
еще провел свой левый по корпусу. В общем и целом это был один из лучших его 
раундов, хотя трудно сказать, что он его выиграл.
В это время зал уже перестал ждать нокаута и выражал свое разочарование гулом 
на низкой ноте. Словно отвечая чаяниям публики, Кличко провел хорошую двойку с 
акцентом на ударе справа, но потом опять все снова вернулось в сонное русло, а 
пробуждение наступило только на последних секундах, когда Владимир потряс 
Султана мощным ударом справа. Здесь Ибрагимову, может быть, повезло, что 
прозвучал гонг.
Ну и, наконец, наступил последний раунд. Многие понадеялись, что сейчас-то 
будет: Султан пойдет на отчаянный штурм в попытке нокаутировать Кличко, а тот в 
ответ тоже что-то такое покажет. Но у Султана, кажется, не осталось сил ни на 
какой штурм, а Владимир демонстрировал то, что, по большей части, показывал 
весь вечер: джеб, снова джеб и еще раз джеб. Ибрагимов пытался несколько раз 
подраться, но не получилось. Кличко довел бой до конца, а Султан свою последнюю 
попытку что-то сделать осуществил одновременно с гонгом. Судьи поставили 
119–110, 118–112 и 117–111. То есть первый арбитр отдал Султану один раунд при 
одном ничейном, второй – два раунда, а третий – три. Последнего судью никак 
нельзя обвинить в скупости по отношению к Ибрагимову.
Послушивая мнения
Ну а потом была пресс-конференция, дорогу на которую нам указал один весьма 
своеобразный малый – высокий, могучего сложения, с раскосыми глазами и при этом 
довольно светлыми волосами, большая часть которых обрита под машинку, а из 
остальных сложен какой-то хитрый оселедец. В общем, Чингачгук и Чингисхан в 
одном флаконе. Каждый раз вижу его в Мэдисоне, он имеет какое-то отношение к 
работе с журналистами, но на вопросы всегда отвечает таким тоном, как будто 
после слов последует удар кнутом. Глядя на него, я почему-то вспомнил, как пару 
дней назад за обедом в большой компании один молодой американец сказал мне, что 
монголы завоевали Русь, потому что они были настоящие богатыри, и средний рост 
у них составлял шесть футов и четыре дюйма (192 см). Интересный взгляд на 
историю, ничего не скажешь.
Ну а о самой пресс-конференции сказать почти нечего. Обстановка была 
соответствующая. Кругом вздымалось несколько сильно оголенных и сильно 
волнующихся разноцветных бюстов. Какой-то колоритный дядечка, оформленный в 
стиле колдуна из сказки – в длинном черном пальто, черной шляпе, из-под которой 
свисал стянутый резинкой хвост седых волос, с шикарной тростью с золотым 
набалдашником и почему-то с каким-то чемпионским боксерским поясом, – все хотел 
сфотографироваться на фоне Кличко. От недостатка интересных персонажей Америка 
никогда не страдала.
Султан Ибрагимов и члены его команды говорили мало. Сказали только (не сам 
Султан), что у него была травма левой руки, полученная в последнем спарринге. А 
Владимир Кличко как минимум четыре раза изложил одно и то же, сначала 
по-английски, потом два раз по-немецки (сгрудившиеся вокруг него немецкие 
журналисты почему-то пошли со своими вопросами по второму кругу) и еще раз 
по-русски. Всеми языками он владеет очень хорошо. Что же касается 
содержательной части, то она, на мой взгляд, оставляла желать лучшего. Кличко 
говорил о том, что Ибрагимов очень неудобный соперник, который к тому же 
вопреки ожиданиям работал от обороны, а не шел в атаку, из-за чего и не 
состоялся нокаут. Объяснял, что мало работал справа, так как не хотел зависать, 
проваливаться и давать Ибрагимову возможности для контратаки. А вообще, главное,
 что он победил.
Все, конечно, так. Только вот человек, сидевший рядом со мною в зале, явно с 
Украины и очень болевший за Кличко, после боя сказал: «Да, не скоро теперь в 
Мэдисоне проведут бой с нашими боксерами». Не знаю, может быть, и скоро, но что 
точно, так это то, что Америку джебом не завоюешь. Кличко хочет стать 
американской звездой, играя по своим правилам, то есть без лишнего риска. Такое 
могло пройти в Германии, но не здесь; если уж даже славянсконегритянский по 
составу зал (причем славянская составляющая сильно перевешивала) был 
разочарован, то что говорить о телезрителях? Да, Кличко выиграл еще один 
чемпионский пояс, но через пару дней никто здесь не вспомнит, какой именно, и 
был ли вообще какой-то пояс. Запомнят, что было скучно.
Здесь есть определенные правила игры, за нарушение которых можно поплатиться. В 
1999 году Оскар Де Ла Хойа, находившийся тогда в зените популярности, проводил 
бой с Феликсом Тринидадом. Де Ла Хойа достаточно легко выигрывал, а в середине 
девятого раунда счел, что дело уже сделано, стал демонстративно уклоняться от 
продолжения боя и забегал. Нет, он, конечно, не испугался. Он просто посчитал, 
что бой уже выигран, решил чуть-чуть покуражиться; конечно, зачем рисковать, 
когда победа у тебя в кармане?
Самое интересное, что и эти раунды он не проиграл, но судьи озверели и отдали в 
них предпочтение Тринидаду. В результате и победителем был провозглашен 
Тринидад. Это было абсолютно несправедливо, но вместо криков протеста были 
слышны в основном крики в стиле: «Так ему (Де Ла Хойе) и надо». Или как сказал 
тогда не помню кто: «Если тебе платят в двадцать раз больше, чем другим, деньги 
надо отрабатывать».
Вот и с Владимира Кличко в один прекрасный день могут потребовать, чтобы он 
отрабатывал деньги, или, что еще хуже, ничего требовать не станут, а просто 
потеряют к нему интерес.
Прощаясь с Нью-Йорком
Перед отъездом из Нью-Йорка рано утром я, в соответствии с собственной 
традицией, отправился к старому небоскребу-«утюгу», который так любил О’Генри, 
которого я, в свою очередь, любил за то, что он показывал, что добро имеет 
против зла какой-то шанс. Так любовь к О’Генри перешла на «утюг».
Было совершенно пусто. Мимо моей ноги на расстоянии десяти сантиметров пробежал 
симпатичный и нахальный мышонок, похожий на Джерри из мультика. «Утюг» был 
хорош, но что-то резало глаз. Не сразу, но я сообразил, что именно. На здании 
слева, на колоссальном, как портреты вождей, рекламном плакате красавец 
хвастался перед всем миром своими новыми трусами. Вот взял, сволочь, и, как 
поручик Ржевский, все опошлил. И память О’Генри, и само это место.
Нет, что-то все не так в этот раз складывается в Нью-Йорке. Боюсь, когда я в 
будущем стану вспоминать эту поездку, на память мне прежде всего придет не 
«утюг» и точно не бой Кличко – Ибрагимов, а та парочка из пригородного отеля, 
которая на последние деньги покупала себе еще одну ночь любви.


Из Нью-Йорка я уезжал в твердой уверенности, что очень скоро туда вернусь еще 
на какой-нибудь бой, но кризис подкрался незаметно и накрыл нас всех с нашими 
планами медным тазом. В результате я не был в Нью-Йорке почти три года. Никак 
не могу сказать, что это одно из моих любимых мест. Более того, когда я туда 
регулярно ездил, у меня и в мыслях не было, что у меня возникнет желание 
вернуться. Но вот оно возникло, к моему собственному удивлению. И уже давно.




Красивая точка (Владимир Кличко и Эдди Чемберс)


22.03.2010, из Дюссельдорфа


Все мои знакомые помнят эту статью, но не очень помнят, кто дрался в бою, о 
котором она рассказывает. Обычно говоря: «Кличко с кем-то». Специально для них 
сообщаю: с Чемберсом. Зато никто не может забыть Даму с Костылями. Между прочим,
 я считаю это своей большой творческой удачей, так как только я ее ВИДЕЛ. 
Остальные знают о ней с моих слов. Значит, удалось что-то передать.



В субботу в Дюссельдорфе на забитой до отказа Эсприт-Арене (это домашний 
стадион футбольной Фортуны), вмещающей пятьдесят одну тысячу зрителей, Владимир 
Кличко за пять секунд до конца боя нокаутировал американца Эдди Чемберса и 
защитил свои титулы по версиям IBF и WBO в тяжелом весе.

Женский батальон перед атакой
Как бы ни была огромна Эсприт-Арена, но когда я к ней подъехал, то подумал: как 
же она вместит всех желающих? На ближних подступах к стадиону шумно толпился 
закусивший удила женский пол, сопровождаемый куда более миролюбиво настроенным 
полом мужским.
Что-то подобное я видел только на концерте Хулио Иглесиаса в Москве. Но там все 
закончилось неумелой, но необычайно злобной женской дракой с применением 
подручных средств, вроде сумочек и мужей, менее всего желавших драться за 
Иглесиаса, в которого были влюблены их жены. В результате мужья 
продемонстрировали что-то вроде бесконтактного карате, в то время как женщины 
дрались, хоть и не задирая ног (мешали надетые по такому случаю узкие юбки), 
зато всерьез.
Но здесь, в Германии, нравы помягче. Так что, забегая вперед, могу сказать, что 
обошлось без подобных эксцессов. Тем более, какие эксцессы, когда все 
завершилось ко всеобщему счастью?
Нокаут, которому помешали
А начиналось все ни шатко ни валко. Два быстрых нокаута в предварительных боях 
заставили преждевременно выйти на сцену мастеров искусства. Какая-то группа из 
четырех разномастных мужиков, одетых кто во что горазд, и одной немолодой дамы 
в мини-юбке и бархатных ботфортах долго услаждала наш слух веселыми песенками, 
исполненными на английском, но с сильным немецким акцентом. Причем если не 
зубоскалить, как ваш непокорный слуга, то спели весьма неплохо. Правда, даму 
было жалко. В ее возрасте надо не изображать девочку и неуклюже топать по сцене 
все еще красивыми ногами, а тихо лечить начинающуюся подагру.
После длительной музыкальной паузы, во время которой народ, кстати, веселился, 
а не злился и матерился, как часто бывает у нас, наступил черед довольно 
интересного боя. Уверенно поднимающийся в рейтинге белорусский тяжеловес 
Александр Устинов, на счету которого к тому моменту было уже девятнадцать побед,
 из них пятнадцать нокаутом, дрался с неплохим американским боксером Эдом 
Махоуном, в последнее время выполняющим роль так называемого привратника 
(швейцара). То есть если ты побил Махоуна, то выходишь как бы в другую лигу.
Преимущество Устинова было полным, но все равно бой получился каким-то странным.
 Устинов начал с того, что несколько раз сильно огрел соперника, после чего тот 
выполнил блистательный проход в ноги с захватом под колени обеими руками и 
упиранием головой в то место, куда ему не стоило упираться ни головой, ни 
чем-либо еще. В результате Устинов нетяжело упал, а ему на ноги, как кулек, 
свалился сам Махоун. Если бы они продолжили борьбу в партере, боюсь, куда более 
тяжелый Устинов просто оторвал бы Махоуну голову. Но рефери не доставил ему 
такой маленькой радости.
До конца раунда американец еще раз пять прошел в ноги, потому что в руках ему 
было делать категорически нечего: здесь он только получал. Даже когда Устинов 
попадал по защите, Махоуна качало, как утлую лодку во время шторма, которую 
непременно окончательно зальет и перевернет; это было только вопросом времени, 
причем небольшого.
Казалось, что во втором раунде все закончится, но не закончилось. Махоун 
выглядел как человек, попавший под кирпичный дождь, но каким-то образом все же 
державшийся на ногах. В третьем раунде бомбардировка продолжилась, но незадолго 
до гонга напропускавший кучу ударов, в том числе жутковатых на вид апперкотов 
справа и левых боковых, американец вдруг активизировался и нанес два боковых 
справа и слева. Устинов так ответил с обеих рук, что Махоуна отбросило на 
канаты. Четвертый раунд Махоун опять смело начал и не менее смело за это 
получил, но и сам, хоть вскользь, пару раз попал. Это довольно известный 
феномен в боксе. Боец, обрадованный тем, что он все еще жив, и приятно 
удивленный этим фактом, раскрепощается и прет вперед. Заканчивается это обычно 
нокаутом. Но секунданты не дали американцу реализовать свой самоубийственный 
замысел, и после того, как он пропустил еще несколько ударов, они совершенно 
неожиданно выбросили полотенце. Я их мотивы понимаю, но в зале таких было 
меньшинство. Рев стоял оглушительный. Дети так орут, когда у них отбирают 
игрушки. Взрослые – когда отбирают зрелище, особенно жестокое.
Нокаут, которому ничто не могло помешать
Если этот бой можно назвать странным, то поединок двух американцев – Джонатана 
Бэнкса и Трэвиса Уокера – закончился просто самым фантастическим образом. Со 
всей определенностью могу сказать, что никогда такого не видел и вряд ли увижу 
снова. Сам бой двух весьма средних тяжеловесов был не слишком захватывающим, но 
вот концовка…
В шестом раунде Бэнкс со всей дури нанес длинный удар справа, именно со всей 
дури, потому что Уокер, как тогда показалось, голову отвернул, и Бэнкс полетел 
вслед за своим кулаком – рыбкой на пол. Многие даже подумали, что Уокер еще 
как-то наподдал сопернику, всунув удар навстречу. Но думали они так недолго. 
Уокер постоял над упавшим Бэнксом в позе сожженного грозой могучего дерева пару 
секунд, а потом вдруг рухнул на пол сам. Это был нокаут. Мало пострадавший от 
своего полета с жесткой посадкой Бэнкс вскочил быстро, а Уокер поднимался долго 
и тяжело, а когда поднялся, выглядел так, как будто понимал, что зря это сделал.
 Рефери остановил бой.
Оказалось, что голова у Уокера отвернулась не в процессе ухода от удара, а 
просто от удара, пришедшегося точно в челюсть. Сила удара была чудовищной, а о 
равновесии Бэнкс думал мало, вот его и понесло в недолгий полет. Нокаут снова и 
снова показывали на больших экранах, к неослабевающему восторгу публики.
Дама без собачки, но с костылями
Однако дальше бои как-то не задались; они быстро заканчивались, и в программе 
опять появились пустоты. Во время одной из пауз в кромешной темноте, гремя 
кастрюлями, шаркая и ворча, цепляясь клюками за канаты, на ринг полезли 
привидения. Когда включили свет, выяснилось, что это три немолодых тощих 
мужика; тот, что у них был за главаря, оказался в круглых черных очках, как у 
кота Базилио. Что он в них мог увидеть в темноте, для меня загадка. Наверно, 
это он и въехал головой в одну из тарелок, издавших тот самый кастрюльный звук. 
То, что казалось клюками, оказалось гитарами, а кастрюли – ударной установкой.
Кто это такие, честно скажу, не знаю, но местная публика встретила их с большим 
энтузиазмом. Они спели что-то очень забойное, причем не по-английски, как их 
соратники по цеху искусств, а по-немецки. Видно, это были какие-то местные 
знаменитости, и фотографы выстроились в три ряда, чтобы их снять. Меня это не 
увлекло, и я пошел шляться по трибуне в поисках чего-то более интересного.
А интересного было много. Уверенные в себе господа в костюмах-мерседесах, то 
есть стоящих как хорошие автомобили. Плавающие косяками подиумные красотки, 
часто из-под опущенных ресниц с ревностью и ненавистью рассматривающие друг 
друга. Но во всем этом было мало необычного. И тут я увидел очень красивую и 
о-о-очень пьяную женщину на костылях, которая всем своим видом, и особенно 
глазами, требовала всеобщего сочувствия. Ее было страшно жалко, что, как мне 
кажется, и должно было выражать мое лицо, но, когда ее блуждающие очи 
остановились на мне, они выразили лишь безграничное возмущение человеческой 
черствостью.
Видимо, от меня ждали большего градуса сочувствия. Но не дождались. Мне 
пришлось не раз полежать в травматологии, и у этой дамочки я увидел только 
банальный перелом берцовой кости, на который указывал гипс, причем, судя по 
ряду признаков, перелом не тяжелый.
Однако потом я подумал, что все-таки недобрый я человек. Женщина явно пришла 
сюда не просто так, раз притащилась на костылях, а я тут смею рассуждать о 
нетяжести ее перелома. Скотина, да и только. А она вон надралась с горя. Вот 
это поклонница, я понимаю. Между прочим, с ней был явно преданный ей мужик, но, 
кажется, ее мысли были не о нем.
Некоторые журналисты придумывают детали для своих репортажей. А надо не 
придумывать, а смотреть по сторонам. Всегда найдешь что-нибудь такое, что 
придумать не сможешь. Ну вот никогда бы не смог придумать прекрасную и в 
стельку пьяную поклонницу Кличко на костылях. На какую-то из этих красочных 
составляющих фантазии бы точно не хватило.
Я приметил, где она сидит, и решил посматривать туда и во время боя.
Кличко с Чемберсом
А дело между тем явно приближалось к главному действу. Так и не опознанные мною 
рок-музыканты уже давно покинули ринг, и теперь вокруг него, как крейсер на 
рейде, плавал знаменитый ведущий Майкл Баффер. Патрулировал, как я понимаю.
Очень скоро его призвали на ринг. Мне показалось, что подготовительные 
процедуры к бою начали чуть раньше, чем планировали изначально. Может быть, 
просто хотели сократить ожидание, затянувшееся из-за нескольких быстрых 
нокаутов в предварительных боях. Так или иначе, но Баффер почти скороговоркой 
пропел все свои песни, отзвучали гимны – и началось.
С первых же минут, если не секунд, боя стало ясно то, о чем очень многие, в том 
числе и ваш покорный слуга, говорили перед поединком: вопрос о победителе здесь 
стоять не будет. Речь пойдет только о том, сумеет ли Чемберс хоть что-то 
противопоставить Кличко и дотянуть до финального гонга. Самым обеспокоенным 
человеком в зале, по-моему, выглядел старший брат Владимира, обладатель титула 
WBC в тяжелом весе Виталий Кличко. Он всегда переживает за брата раз в двадцать 
больше, чем за себя. Впрочем, за себя, по-моему, он вообще не переживает.
Если у Чемберса перед боем и просматривалось преимущество перед Кличко хоть в 
чем-то, что давало бы ему если не шансы, то надежду на победу, так это в 
скорости. Но Владимир был никак не медленнее соперника. Выражалось это в том, 
что его джеб постоянно упреждал все действия Чемберса, который практически не 
мог попасть.
Тем не менее у Чемберса проглядывало явное желание что-то сделать, как-то 
переломить ход не слишком удачно начавшегося для него боя. Вылилось это в 
довольно странные действия. Когда Чемберс уходил вниз, Владимир придавливал его 
сверху, и во втором раунде американец просто поднял его и бросил. Движение было 
неприятным и неожиданным. Кличко мог получить травму, но он, как мне показалось,
 был скорее весело озадачен, чем серьезно обескуражен. Такие тяжелоатлетические 
упражнения должны были здорово утомить самого Чемберса, а он не оставлял их и в 
дальнейшем, но скоро стало ясно, что поднимать Владимира, в котором было в тот 
вечер 111 кг веса против 95 у самого Эдди, ему уже не под силу.
Вообще, Чемберс действовал временами достаточно грязно, чего за ним раньше 
как-то не наблюдалось, но, на мой взгляд, это была грязь, порожденная не злобой,
 а отчаянием. Ну не мог он не понимать того, что понимали едва ли не все в 
зале: шансов на победу у него нет. И никогда не было. И никогда не будет. Тут 
не только соперника поднимать начнешь, чтобы хотя бы самому себе доказать, что 
ты что-то можешь. Тут и, как зверь, завоешь, и заплачешь, как дитя.
Уже в конце второго раунда Кличко познакомил Чемберса со своей правой рукой. До 
боя Чемберс говорил мне, что многие, кто дрался с Кличко, невольно слишком 
много внимания уделяли его потрясающему джебу и забывали о его ударе справа, 
который иногда из-за этого джеба выстреливает. Теперь пришла его очередь забыть,
 и дальше он тоже часто забывал об этом ударе.
Однако надо отдать должное Чемберсу. Он хотя бы видел, что пропускает, и 
успевал предпринять какие-то ответные действия: откинуть голову, хоть чуть-чуть 
пригасить удары мякотью перчаток и так далее, в таком же духе. Только это не 
слишком помогало. Иногда Кличко даже целенаправленно бил по защите, и тогда в 
измученное лицо Чемберса врезались его собственные кулаки. Много раз на 
протяжении всего боя американца перетряхивало с ног до головы от ударов, 
которые были нанесены по блокам. Что же говорить о тех, которые пришлись по 
голове? Там дело обстояло совсем печально. Уже к середине боя лицо Чемберса из 
черного стало каким-то малиновым. Дальше – больше.
Раунды были в целом похожи один на другой. Кличко работал по старому 
американскому принципу «зачем чинить, когда и так работает», бил в основном 
джебы и двойки. Где-то после шестого раунда стало казаться: поединок закончится 
тем, что один из ударов Кличко справа прошьет защиту Чемберса чуть лучше 
предыдущих, и он рухнет в нокдаун, а может быть, сразу и в нокаут. Раунды с 
седьмого по девятый были для Чемберса и вовсе ужасными. У него совсем села 
скорость, на которую он так рассчитывал, джебы и двойки Кличко все чаще 
доходили до цели, и американец все тяжелее принимал их на себя.
Стало очевидно, что бой не пройдет всю дистанцию, и вот здесь всех ждал сюрприз.
 По сей момент не могу уверенно сказать, была ли это домашняя заготовка или все 
просто на самом деле так получилось. Утверждать не берусь, но мне все-таки 
кажется, что секунданты Чемберса как-то подработали ситуацию.
После девятого раунда женщина, которая латала раны американца, вдруг стала 
разрезать ему перчатку. Все, кто сидел рядом со мной, подумали, что бой 
закончен, что секунданты решили, что с Эдди хватит. Такое мнение казалось 
единственно верным, так как никаких шансов на победу у Чемберса не оставалось, 
даже если они хоть когда-то были. Однако очень скоро выяснилось, что у Чемберса 
просто лопнула перчатка (как потом говорили на пресс-конференции, в районе 
мизинца), и ему ее меняли.
Пауза затягивалась, тем более что в углу Чемберса никто не собирался торопиться.
 Все делалось с чувством, с толком, с расстановкой, как на приеме у врача. В 
результате перерыв между раундами очень сильно удлинился. Было видно, что 
Чемберс быстро восстанавливается, и это очень скоро подтвердилось.
Во время паузы американец действительно успел если не поправить здоровье, то 
хотя бы продышаться, и на десятый раунд вышел крепко посвежевшим. Он 
восстановил скорость и даже несколько раз не то чтобы крепко попал во Владимира,
 но хотя бы зацепил его. В общем, хоть он его и далеко не выиграл, но, наверно, 
это был лучший раунд Чемберса за весь бой.
Но в одиннадцатом Кличко жестко разъяснил Эдди, что ему просто разрешили 
немного побаловаться, а папка попрежнему здесь и контролирует ситуацию. При 
этом в углу Кличко были крайне недовольны самим папкой. Дедка Эмануэль Стюард, 
знаменитый тренер Владимира, не церемонился в выражениях и прямо сказал, что 
такого дерьма нам больше в этом сезоне не надо. Под дерьмом, как я понял, он 
имел в виду победу по очкам. Кличко страшно разозлился и резко ответил 
по-английски: «Я пытаюсь! Я пытаюсь!»
Казнь началась прямо с ударом гонга. Кличко было не остановить. На второй 
минуте двенадцатого раунда стало казаться, что Эдди уже никак не уйти от 
нокаута. Он пропустил несколько великолепных ударов справа. Его шатало и 
болтало, но времени оставалось совсем мало. Владимир преследовал соперника, как 
говорит один мой крепко пьющий знакомый, с неумолимостью похмелья после хорошей 
выпивки. Но времени оставалось все меньше. И вот, когда его совсем не осталось, 
вдруг случилось то, чего все так долго ждали.
За пять секунд до конца Владимир запустил левый боковой удар, который достал 
Чемберса. Тот начал падать, Кличко попытался добраться до него еще и справа, но 
этот удар лишь чиркнул по голове и никакого воздействия уже не оказал. Чемберс 
тяжело рухнул на настил, вывалившись головой вперед за канаты, и долго, очень 
долго не мог не то что встать, а даже шевельнуться. Когда чуть позже он всетаки 
пришел на пресс-конференцию, чего никто не ожидал, то сказал, что не помнит 
момент нокаута.
Ничего удивительно в этом нет. Это, по-моему, был первый за весь бой 
пропущенный им удар, которого он не видел. Эдди сам сузил себе обзор правой 
перчаткой, прикрывая ею лицо, но удар ее обогнул, а что после этого увидел и 
почувствовал Чемберс, знает только он один. Впрочем, нет. Как следует из его 
собственных слов, не знает и он.
Я оглянулся на то место, где сидела примеченная мною нетрезвая дама, и увидел 
взмывший в воздух костыль. На лице у дамы было выражение эротической победы над 
жизнью.
Кличко с пивом
Ликование было бурным и даже буйным, как деревенский праздник, когда все 
набрались еще недостаточно для того, чтобы заснуть, но очень достаточно для 
того, чтобы подраться, как пел Высоцкий, не по злобе.
Маленькая толстенькая тетя – между прочим, немка, а не бывшая наша – жестко 
прокладывала себе путь к рингу без всяких там Entschuldigung (Извините). Какие 
там, к чертовой матери, Entschuldigung, когда рядом ОН, кумир всей ее жизни. Я 
оказался на ее пути и был, невзирая на свой немалый вес, легко отодвинут в 
сторону. Да, в немецких селеньях тоже есть женщины, которые и коня на скаку 
остановят, и в горящую избу войдут. Если только там будет кто-то из братьев 
Кличко, конечно.
Владимир тем временем выполнял данное перед боем обещание выпить местного пива. 
Он его не только выпил, но и, ко всеобщему восторгу, вылил себе на голову. В 
какой-то момент сверху полетели тысячи и тысячи лент из золотой фольги. Они 
опускались нам на головы и на плечи. Я снова посмотрел на Даму с Костылями. Она 
сидела неподвижно, костыли торчали в разные стороны, на редкость красивого лица 
не было видно, и сейчас, вся обсыпанная золотыми лентами, она напоминала 
какой-то безумный персонаж с картины Брейгеля. Ее муж или друг всеми силами 
пытался ее поднять; он был молод и весьма крепкого сложения, но у него мало что 
получалось. Видимо, хрупкая женщина отяжелела от нежелания уходить. Китайцы 
говорят, что такое бывает. Как я понимаю, это когда великая внутренняя энергия 
ци сосредотачивается в пятой точке. Особенно если эта точка красивая.
Однако когда в будущем я стану вспоминать об этом дне, то первой на ум мне 
придет не эта сцена, а взметнувшийся к небу костыль, неподвижно лежащий Чемберс,
 который вывалился головой за ринг, и Кличко, ко всеобщему восторгу поливающий 
голову дюссельдорфским пивом.


Вот и добрались мы до конца, то есть до красивой точки.