олее крупных представителей буржуазии и 
контрреволюционного генералитета, видных деятелей царского режима, активных 
членов антисоветских партий. Они подвергли высшей мере наказания главарей и 
многих рядовых участников контрреволюционных заговоров и мятежей. Репрессии 
коснулись и значительной части заложников.
 В последние годы в нашей печати часто стал подниматься вопрос о том, что 
наделение чрезвычайных комиссий исключительными полномочиями не может быть 
оправдано ни с нравственной, ни с правовой точек зрения. Некоторые авторы 
выражают отрицательное отношение к тому, что Советское государство предоставило 
чекистским органам право брать заложников, сосредоточило в руках ЧК и розыск, и 
следствие, и вынесение приговора, и приведение его в исполнение. Нравственные и 
правовые ценности современности они пытаются механически применять к явлениям, 
происходившим в специфической обстановке гражданской войны.
 Разумеется, институт заложничества не укладывается в рамки категорий 
нравственности и законности. Точно так же наделение чрезвычайных комиссий 
внесудебными полномочиями таило в себе угрозу нарушения ими законов, не давало 
возможности в должной мере гарантировать права граждан. Коммунистическая партия 
и Советское государство все это прекрасно понимали. В партийных организациях, в 
Советах, в печати проходили острые дискуссии по вопросу об изъятии у 
чрезвычайных комиссий права на непосредственную репрессию. Тем не менее 
обстоятельства неумолимо заставляли Советскую республику идти на эти крайние 
меры борьбы.
 Взятие заложников рассматривалось как гарантия того, что противник ради 
сохранения жизни того или иного видного деятеля прежнего режима, арестованного 
Чрезвычайной комиссией, воздержится от расстрела революционеров, попавших к ним 
в плен. Эта мера представлялась также одним из средств предотвращения 
белогвардейских восстаний и террористических актов. В, И. Ленин говорил: «Я 
рассуждаю трезво и категорически: что лучше – посадить в тюрьму несколько 
десятков или сотен подстрекателей, виновных или невиновных, сознательных или 
несознательных, или потерять тысячи красноармейцев и рабочих? – Первое лучше. И 
пусть меня обвинят в каких угодно смертных грехах и нарушениях свободы – я 
признаю себя виновным, а интересы рабочих выиграют». [5] Он резко критиковал 
мелкобуржуазных демократов, называвших себя социалистами, которые возмущались 
«варварским», по их мнению, приемом брать заложников. «Пусть себе возмущаются,
 – писал Ленин, – но войны без этого вести нельзя, и при обострении опасности 
употребление этого средства необходимо…» [6] 
 Рассматривая заложничество как временную и необходимую меру самообороны, 
партия вместе с тем стремилась ограничить его применение. В ноябре 1918 года VI 
Всероссийский чрезвычайный съезд Советов постановил: «Освободить от заключения 
всех заложников кроме тех из них, временное задержание которых необходимо как 
условие безопасности товарищей, попавших в руки врагов». Необходимость 
дальнейшего содержания под стражей каждого отдельного заложника могла быть 
установлена только Всероссийской чрезвычайной комиссией. Никакая другая 
организация, говорилось в постановлении съезда, не имеет права брать заложников.
 [7] 
 Точно так же ВЦИК и Совнарком рассматривали как исключительную меру наделение 
чрезвычайных комиссий внесудебными полномочиями. Всякий раз, как только 
ослабевала острота гражданской войны, упрочивалась внутриполитическая 
обстановка, эти высшие органы принимали решения об ограничении нрава ЧК на 
непосредственную репрессию или изъятии у них этого нрава. Так, в феврале 1919 
года после разгрома первых вооруженных выступлений контрреволюции и 
аннулирования Брестского мира ВЦИК передал ревтрибуналам право выносить 
приговоры по делам, возбужденным чрезвычайными комиссиями. Осуществлять 
непосредственную расправу для пресечения преступлений ЧК могли лишь при наличии 
контрреволюционных, бандитских и других вооруженных выступлений, а также при 
объявлении той или иной местности на военном положении.
 В середине января 1920 года ВЦИК и Совнарком отменили применение высшей меры 
наказания (расстрела) по приговорам ревтрибуналов и чрезвычайных комиссий. Этот 
гуманный акт был осуществлен в условиях еще не закончившейся гражданской войны 
и сохранявшейся угрозы нападения со стороны Польши.
 Однако в годы войны решения о сокращении чрезвычайных полномочий ЧК или их 
упразднении до конца провести в жизнь не удавалось. С каждым новым походом 
против Советской власти сил внутренней контрреволюции и интервентов приходилось 
снова и снова наделять чрезвычайные комиссии внесудебными полномочиями, каждый 
раз в качестве временной меры.
 В. И. Ленин, касаясь вопроса о причинах применения Советским государством 
чрезвычайных мер репрессии и условий отказа от них, говорил: «Террор навязан 
нам терроризмом Антанты, террором всемирно-могущественного капитализма, который 
душил, душит и осуждает на голодную смерть рабочих и крестьян за то, что они 
борются за свободу своей страны. И всякий шаг в наших победах над этой 
первопричиной и причиной террора будет неизбежно и неизменно сопровождаться тем,
 что мы будем обходиться в своем управлении без этого средства убеждения и 
воздействия». [8] 
 Окончание гражданской войны, введение новой экономической политики создавали 
необходимые предпосылки для стабилизации политической обстановки в стране, 
упрочения союза рабочего класса с трудовым крестьянством, укрепления законности,
 ликвидации чрезвычайных органов – ЧК и революционных трибуналов. В. И. Ленин 
предложил подвергнуть ВЧК реформе – сузить ее компетенцию, ограничив задачами 
борьбы с подрывной деятельностью политического противника, изъять у нее 
внесудебные полномочия, изменить название, установить строгий контроль органов 
Наркомюста за действиями ЧК. Обосновывая свое предложение, он говорил: «Перед 
нами се