адреса, просили писать и «дюже бить поганого гитлерюгу». А старики, осмотрев 
автоматы, довольно тянули:
     – Добре! Так вот яки вы стали, браты наши!
     И хотя все наперебой приглашали отдохнуть, мы не могли задерживаться.
     Иные думают, что в наступлении разведчику куда легче, чем в обороне. Те, 
кто так думает, не правы. Враг был коварен. Отступая, немцы всячески стремились 
ввэсти в заблуждение наши войска и тем самым обеспечить отход своим главным 
силам на выгодные позиции. А разведывание их каверз ложилось на плечи 
разведчиков. Мы преследовали гитлеровцев днем и ночью. А одна такая ночь 
запомнилась навсегда.
     Ветер, дующий в сторону немцев, заставлял идти осторожно, часто 
останавливаться и прислушиваться. Казалось бы, наши шаги беззвучны: под ногами 
почти не шуршала трава, не треснул ни один сучок. И всетаки, откуда ни 
возьмись, небо сразу прорезали несколько ракет и, описав в кромешной темноте 
ночи дуги, осветили местность.
     Мгновение – и справа взметнулся черный земляной столб, подсвеченный снизу 
огненными языками. Затем – второй, третий… Со свистом пронеслись осколки. В 
этот терзающий душу снарядный вой вплелись близкий истошный, захлебывающийся 
стук немецких автоматов и треск пулеметов.
     Мы прижались к земле и, выждав, пока погаснут ракеты, рывком бросились в 
овражек – нам казалось, что осколки и пули там нас не достанут. Над головой 
неприятно зашумела трава. Лежишь в ней и ловишь ухом каждый звук. Выстрел. 
Шумит снаряд. Вот он пролетел над головой, и на душе отлегло: перелет. Снова 
выстрел. Снаряд падает ближе, всех осыпает землей. И тут же третий взрыв, самый 
страшный. Он оказался нашим.
     Землю затрясло, как в лихорадке. Овражек заволокло дымом. Протирая от пыли 
глаза, я заметил человека с автоматом в руках. Он поднялся во весь рост, 
качнулся и, сделав дватри шага, упал. «Юсупов!» – подумал я, хотел вскочить, 
но рядом опять ударили снаряды.
     Очнулся я уже в воронке. Пахло гарью. Надо мной висел черный, как деготь, 
кусок неба. Гдето справа и слева погромыхивали орудия, заглушая автоматную и 
пулеметную трескотню, поднятую немцами впереди, метрах в трехстах.
     Шорох травы заставил вздрогнуть, мобилизовать себя. Рядом ктото полз. 
Преодолевая боль в правом плече, я потянулся к затвору автомата, но тут из 
темноты послышался голос. Я узнал Ивана Федотова. И тут же подумал: «А что с 
остальными?» И эта тревога за товарищей придала силы. Я выбрался изворонки и 
догнал Федотова. Уже вдвоем мы разыскали друзей…
     Мы подползли к краю глубокой воронки и услышали хриплое дыхание.
     – Володька, ты? – прошептал Федотов.
     – Он самый, – устало проговорил разведчик и… улыбнулся, как будто прося 
прощения за свою беспомощность. Потом он глубоко вдохнул свежего воздуха и 
спросил:
     – А где Ваня и Саша?
     – Погибли, Володя, погибли. Вот что только и нашел. – Федотов изза пазухи 
маскхалата вынул пилотку Ивана Шмелева и кисет Александра Абдуллина.
     Юсупову сразу стало хуже.
     – Пить, пить… – послышался его еле уловимый шепот.
     Федотов снял с ремня флягу и, приподняв голову сержанта, поднес к его 
пересохшим губам. Владимир пил жадно и много, а когда утолил жажду, открыл 
глаза и долго смотрел на нас, как бы соображая, как же все это случилось… 
Вспомнил вчерашний день, когда командир дивизии вызвал его в штаб и приказал – 
преследовать главные силы противника, захватить пленного, документы, выяснить 
истинное положение и намерения гитлеровцев…
     Приказ оставался невыполненным, и мы волновались. Наше волнение 
передавалось контуженому и раненому командиру. Он вдруг очень громко спросил:
     – Ребята, где мы?
     – Тише, Володя, тише.
     Едва успел Федотов договорить, как снова затарахтели пулеметы, загрохотали 
взрывы, над землей повисла завеса черного дыма. Мы осторожно положили на 
маскхалат обессиленного сержанта и тихо, чтобы не услышали немцы, поползли 
назад, к своим.
     Вот и насыпь. Остановились. Посмотрели вдоль шоссе. В густосерой мути 
утра показались люди, они прижимались к посадке, которая тянулась вдоль 
лоснящейся от утренней росы дороги. Это оказался наш дозор. Мы подали сигнал: 
«Внимание! Впереди немцы!» и передали добытые ценой жизни товарищей сведения о 
позиции врага. Стрелковые части дивизии развернулись и двинулись на сближение с 
гитлеровцами. Мимо нас пронеслись танки. Начался бой…
     Иван Федотов и я, став посередине дороги, остановили машину и отправили 
Юсупова в медсанбат. Жаль было расставаться с боевым товарищем, с которым 
делили опасности и лишения фронтовой жизни.
     Через час мы были уже в штабе дивизии. В этот ранний час здесь не спали 
только двое: полковник Василевский, склонившийся над картой, и начальник 
разведки майор Боровиков. Припухшие веки придавали его лицу сонное и злое 
выражение.
     Боровиков всю ночь ждал сведений от нашей поисковой группы. Потом услышал 
артналет и пошел к командиру дивизии доложить, что разведчиков, видимо, 
обнаружили гитлеровцы.
     И вот в штабе появились Федотов и я. По нашим усталым лицам было видно: 
чтото случилось.
     – Неудача? – сразу спросил полковник.