клочковатые облака. Начинало припекать. С высоток побежала талая вода, рождая 
еще робкие, извилистые ручейки.
     Подставив спины первому весеннему теплу, мы стояли в траншее у 
наблюдательного пункта командира дивизии, ожидая майора Боровикова. Он пришел 
не один: с ним был подполковник из разведотдела корпусавысокий, плечистый, с 
пробивающейся сединой в красиво зачесанных волосах. Мы видели его впервые, как 
и он нас.
     Однако, когда майор представил ему разведчиков, он почемуто с удивлением 
переспросил:
     Я не успел ответить – меня опередил Шолохов.
     – Он у нас бывалый.
     А ктото в шутку добавил:
     – В ночных поисках спит умело – сразу отличает своих от немцев…
     Подполковник рассмеялся.
     – Веселый вы народ, разведчики!.. Ну вот мы и познакомились.
     На следующий день меня вызвали в штаб. Переступив порог покосившейся 
ветхой хатенки, я доложил:
     – Товарищ подполковник! По вашему приказанию рядовой Пипчук явился.
     Подполковник встал, улыбнувшись, протянул мне руку:
     – Здравствуй, разведчик! С сегодняшнего дня ты не рядовой, а младший 
сержант… Значит, командир.
     Услышав последние слова, я опустил глаза и решительно не знал, что 
ответить. Мне почемуто вспомнились школа в далеком казахском кишлаке, 
учительница немецкого языка Елена Константиновна Церр. Я вдруг увидел своих 
ребятодноклассников…
     … Елена Константиновна, раскрыв, классный журнал; посмотрела на класс. Но 
мне казалось, что смотрит она только на меня, и я спрятал глаза за спину 
товарища. Учительница это заметила.
     – Пипчук, отвечай урок.
     Я с неохотой поднялся изза парты и начал считать:
     – Айн, цвайн, драйн, четверайн, пяти… Класс дрогнул от взрыва смеха. Елена 
Константиновна резко повернула голову. На ее очки в позолоченной оправе упали 
лучи солнца. По стенам метнулись два белых пятнышка.
     – Садись, – строго сказала она. – Зер шлехт! Почему я вспомнил эту картину 
из школьной жизни? Наверно, потому, что мне стало стыдно. Стыдно от того, что я,
 воюя с немцами, не знаю их языка. Но мне, рядовому разведчику, до сегодняшнего 
дня это было простительно. А сейчас, когда меня выдвигают в командиры?
     – Ну, что вы, товарищ подполковник, – смущенно ответил я, – какой же из 
меня командир? Вы меня лучше…
     – Ну нет, – перебил подполковник. – Уже имеется приказ.
     – Приказ уже подписан, – подтвердил майор Боровиков.
     Преодолев смущение, я задумался: к чему вся эта церемония? Ведь раз приказ 
уже есть, сообщить о нем мог бы и не подполковник. Я насторожился.
     – Мы тебя решили взять в армейскую разведку, – вдруг сказал подполковник.
 – Как ты смотришь на наше предложение?
     Я вообще никогда не спешу с ответом, а тут и совсем смолк. Стою, думаю, а 
перед глазами – боевые ребятаразведчики. Друзья, с которыми я каждодневно 
делил радость, печаль, невзгоды. И вдруг – покинуть их, уйти от них навсегда. 
Ни за что!
     И я отказался. Мой довод – дружба сроднила нас навеки – был принят во 
внимание.
     В роте, куда я вернулся из штаба, меня окружили товарищи.
     – Что, накачку дали?
     – Получил новую задачу?
     – – Нет, – отрезал я.
     – Тогда зачем вызывали? настойчиво допытывался Шолохов.
     – Младшим сержантом сделали… А потом предложили перейти в армейскую 
разведку.
     – И как?
     – Кажется, выкрутился…
     – Кажется… – обидчиво протянул Шолохов. – А если снова вызовут и прикажут 
прибыть к новому месту службы?
     – Все равно из роты никуда не уйду, – рассердился я.
     – Вот это да! Значит, навеки вместе?
     Я кивнул. Шолохов снял шапку и крикнул:
     – А ну, ребята, качнем новоиспеченного командира!..
     Повозились, пошутили и взялись за оружие. Потом получили боеприпасы и 
пошли на передний край.
     
     
***

     Далеко окрест лежала изрытая воронками ничейная полоса, залитая ярким, 
крепко греющим солнцем.
     – А всетаки весна свое берет, задумчиво сказал Карабердин. – Ей и война 
нипочем.
     И мы примолкли. Над траншеей с оттаявшим бруствером, над проталинами, над 
вывороченной снарядами землей поднималась голубоватая дымка испарений, а над 
пробившейся первой молодой зеленой травкой проносились заливистые очереди 
немецких пулеметов.