|
дной прессе распространялось много небылиц о личной жизни Насера и, в
частности, систематически появлялись публикации о переводе им своих личных
(понятно, что незаконных) капиталов в швейцарские банки. Но действительность и
прежде всего скромный образ жизни Насера находились в таком вопиющем
противоречии с этими утверждениями, что подобные «сенсации» лопались одна за
другой и в конечном счете от них ничего не осталось. После смерти Насера на его
личном счету оказалось всего 600 египетских фунтов!
Во время первого визита Насера в Советский Союз (апрель-май 1958 года) Н.С.
Хрущев как-то спросил его, чем он занимается в свободное время. Насер ответил,
что в редкие свободные часы увлекается любительской киносъемкой. Вокруг этой
темы завязался разговор, в ходе которого Хрущев сказал, что цветная кинопленка
смотрится куда лучше, чем черно-белая. На это Насер ответил, что цветная
кинопленка ему не по карману. Причем сказано это было безо всякой рисовки,
просто как констатация житейского порядка.
Говоря о скромности Насера, уместно упомянуть и о его отношении к своей
личной безопасности. Когда он ездил на автомашине по Каиру, его всегда окружало
довольно плотное кольцо охранников. Но этим, по существу, дело и ограничивалось.
Никаких других мер безопасности не принималось, и сам Насер не отличался
какой-либо повышенной подозрительностью. Об этом я сужу на основании фактов.
Дело в том, что через моего друга из окружения Насера в 1956 году поступила
просьба о присылке в Каир специалистов для консультаций по вопросам организации
более надежной охраны главы государства. Мы эту просьбу поддержали, и вскоре в
Каир прилетели два руководителя 9-го управления КГБ. Насер пригласил нас к себе
на обед и в очень теплой домашней обстановке высказал несколько пожеланий, как
соответствующие египетские службы долж-
108
ны были бы воспользоваться нашим опытом для организации охраны высшего
египетского руководства. Просьба о приезде наших специалистов была вызвана тем,
что египетская разведка и контрразведка стали с некоторых пор (а дело было как
раз накануне тройственной агрессии) получать информацию о зарубежных и
внутренних планах физического устранения Насера.
В ходе нескольких бесед с лицами, которые обеспечивали охрану Насера в пути,
в местах собраний и манифестаций, на службе, во время поездок за границу и
дома, мы убедились, что никакой охраны, кроме группы телохранителей, вообще не
существует. Хлеб, как выяснилось, повар Насера покупал в лавке напротив дома
президента, а мясо и овощи — на ближайшем базаре. Никакого медицинского
контроля за продуктами питания не было, и никто на этот счет не проявлял
беспокойства. Не было в ту пору и никакой надежной сигнализации в системе
охраны помещений, где жил и работал Насер. Обсуждали мы и проблему возможного
заноса в служебные помещения и залы заседаний радиоактивных и отравляющих
веществ.
Египтяне хотели получить от нас специальную аппаратуру для обнаружения
таких веществ и были шокированы, когда наши генерал и полковник порекомендовали
проверять помещения при помощи птички в клетке. Если птичка погибнет — значит,
и человеку находиться в этом помещении опасно. Египтяне никак не могли поверить
в эффективность этого способа и все время спрашивали, нет ли более современной
технологии. Наши авторитетные специалисты отвечали, что кое-какие работы в этом
направлении ведутся, но «птичка все равно лучше». Потом эта «птичка» долго
упоминалась в наших разговорах с египетскими коллегами: «И то хорошо, и то
прекрасно, но птичка все-таки лучше».
Насер был прекрасным оратором. Он часто выступал перед массовой аудиторией,
и его всегда слушали с большим вниманием, как завороженные. Надо иметь в виду,
что Насер обращался одновременно и к грамотному, и к совершенно неграмотному
населению и последнее обстоятельство всегда принимал в расчет. Он по нескольку
раз повторял одну и ту же мысль или даже одну и ту же фразу с небольшими
109
вариациями. Таким способом он добивался, чтобы мысль пробила дорогу в сознание
слушателя и прочно усвоилась.
Одевался Насер просто, не любил разных украшений вроде запонок, заколок для
галстука, но костюм на его представительной фигуре сидел всегда отлично.
Стригся он коротко, и все в нем выдавало человека военного, навсегда усвоившего
армейскую привычку к строгости в одежде и к подтянутости во внешнем виде.
Он и сам определял по внешнему виду человека, служил тот в армии или нет.
Для него это было важно. Во время первого визита Насера в Москву мы с Викентием
Павловичем Соболевым подошли к нему для согласования каких-то вопросов, а он
нам вместо приветствия бросил: «Ребята, что-то у вас выправка и шаг чисто
военные!» Насер, конечно, пошутил: ему хорошо была известна наша ведомственная
принадлежность.
Насер никогда и никому не подражал, для него в этом и не было необходимости
— он сам был цельной натурой, достойной подражания. И здесь вновь напрашивается
сравнение с Садатом, который все время играл какую-нибудь роль, жил постоянно
«в образе»: изображал из себя то философа, то отца нации, то хитроумного
политика, то военного стратега. Многим в Египте известно, что в молодости
образцом для подражания ему служил Гитлер. Это объясняется и политическими
обстоятельствами: немцы в годы второй мировой войны одно время одерживали
победы над англичанами в Африке, и некоторые египетские политические деятели и
армейские офицеры ждали прихода в Каир Роммеля как избавителя от английской
оккупации. На долгие годы внимание Садата привлекли такие фигуры, как Черчилль
и Сталин. Им он тоже стремился подражать, изучал их биографии и особенно манеру
их поведения. Садата преследовало желание произнести п
|
|