и 
знал все столичные новости». Где-то он все-таки попался на шпионских делах и 
был выдворен имамом из Йемена, но каково же было мое удивление, когда я 
прочитал в какой-то газете после антимонархической революции в Йемене, что 
Бержес является главнокомандующим «армией» бывшего наследника престола, а ныне 
свергнутого имама аль-Бадра, моего многолетнего друга. «Армия» эта базировалась 
на саудовской территории близ йеменских границ. Просуществовала она совсем 
недолго и рассеялась как дым. Но для Бержеса все-таки наступил его звездный час,
 и он почти сравнялся с Лоуренсом. Посмеиваясь над ним, мы в то же время и 
отдавали ему должное: жить одному в средневековом Йемене несколько лет подряд — 
это что-то сродни подвигу. Не у всякого на такое хватит выдержки и 
самообладания.
    Поскольку мы провели в Йемене около двух недель, нам пришлось менять 
американские доллары на талеры Марии-Терезии. Банков, как уже было упомянуто, 
не существовало, и мы ходили по таизскому базару и приценивались, где больше 
дают за доллар. Выбрали лавку с наилучшим курсом обмена. Талеры во всех лавках 
хранились в больших кованых сундуках с ключами устрашающих размеров. За 
несколько зелененьких бумажек мы получили целый мешок денег, и я понес его на 
спине. Так и сфотографировался с ним на выходе с базара. Через двести метров 
пришлось передать мешок спутнику, одному из членов нашей группы: поклажа 
оказалась довольно тяжелой.
    А у нас в валютно-финансовом управлении Министерства иностранных дел вышел 
скандал.
    — Почему деньги менялись у купца на базаре?
    — Потому что в стране нет банков, — отвечал я.
    — Этого не может быть! Раз есть государство — значит, есть банки! — был 
ответ.
    — А в этой стране нет банков, — упорствовал я. Положение спас посол, 
подтвердивший своей подписью
    законность нашей финансовой операции.
    О вручении верительных грамот следует рассказать особо.
64
    Передвигались мы по Таизу, так же как и по стране, на «лендроверах», 
объезжая громадные валуны и ямы. За сто метров до дворца сопровождавшая нас 
йеменская стража согнала прикладами ружей с проезжей части дороги местного 
жителя, присевшего справить нужду. Нам объяснили, что жители города стремятся 
использовать для этих целей именно центральную часть дороги, опасаясь змей, 
гнездящихся в кустах на ее обочинах.
    Сам дворец представлял собой неказистое сооружение из камней, со множеством 
каких-то пристроек. Внутри дворца стены были неровные, небрежно помазанные 
известкой.
    В приемной мы расписались в книге для почетных гостей, и наступило 
томительное ожидание. Наконец представитель протокольной службы объявил, что 
можно входить в тронный зал, предварительно сняв обувь. Свита посла (нас было 
трое сопровождающих) быстро рассталась со своей обувью, а Евгений Дмитриевич 
Киселев заявил, что ботинки снимать ни в коем случае не будет, так как он при 
парадном мундире.
    На нем действительно были мундир, форменная фуражка, на груди — ордена и 
медали, ботинки начищены до блеска. Наступила заминка. Пришлось долго 
согласовывать этот вопрос. Протокольщики, дипломаты, министры ушли на совещание.
 Время от времени они появлялись, и я, представлявший с нашей стороны и 
протокол, и переводчика, вел изнурительные переговоры, разъясняя, что, сняв 
ботинки, посол нарушит установленную его правительством форму и проявит тем 
самым неуважение к имаму. Противоположная сторона, ссылаясь на свои порядки и 
традиции, доказывала, что вход в тронный зал возможен только без обуви. А посол 
при этом все больше свирепел, всем своим видом демонстрировал непреклонность и 
злобно глядел на меня.
    Мероприятие явно срывалось, дело зашло в тупик, а мне почему-то захотелось 
разбежаться и проломить головой стену приемной дворца.
    Наконец йеменская сторона стала проявлять обеспокоенность и некоторые 
колебания. Какой-то протокольный чин подошел ко мне и заговорщическим шепотом 
спросил, равняется ли ранг посла генеральскому званию. Почувствовав брешь в 
йеменской обороне, я радостно воскликнул: «Что вы,
65
что вы! Он выше генерала, он — маршал!» (В то время звание «маршал» — аль-мушир 
— уже появилось в арабском лексиконе.)
    — Тогда можно в ботинках, но одному лишь послу!
    Потные, злые и обессилевшие, мы ввалились в так называемый тронный зал, и 
мучения наши возобновились, но уже в связи с другим инцидентом. Я перевел 
(заранее подготовившись) речь посла по случаю вручения им верительных грамот, а 
когда имам Ахмед открыл рот для ответного слова, то послышались странные звуки, 
не напоминавшие мне ничего знакомого...
    Но сначала о самом имаме. Он сидел на высоком позолоченном троне. Вместо 
короны на голове возвышалась феска — тарбуш, — тоже позолоченная. Одет имам был 
в белый бурнус, с традиционным кинжалом — джамбией — на широком позолоченном 
поясе. Скорее всего, и украшения на поясе, и ножны кинжала были из чистого 
золота... Все эти атрибуты царского величия были йеменского происхождения, и 
лишь тапочки без задников, надетые на босые ноги имама, были произведены фирмой 
«Батя», и именно они напоминали о том, что где-то далеко-далеко существует 
другой, цивилизованный мир. Глаза имама были сильно навыкате (базедова болезнь),
 челюсть отвисла (что-то нервное), и понять его речь было просто невозможно.
    Небольшое отступление. В дальнейшем имама консультировали и лечили 
многочисленные светила советской медицины. Имам очень не любил глотать 
резиновую кишку и