помойку. Хотя 
норвежцы всегда прекрасно принимали туристов со всего света, они никогда не 
испытывали особого желания передавать что-либо в чужие руки.
    В противовес планам континентальной интеграции появилась идея 
скандинавского экономического сотрудничества — НОРДЭК, но Советский Союз не 
пришел в восторг и от нее, поскольку она затрагивала особый статус Финляндии, 
на котором я остановлюсь позже.
    Центр требовал от нас ответа на вопрос о будущих отношениях Норвегии с ЕЭС. 
Но сколько бы закрытых документов мои коллеги и я ни добыли, в них невозможно 
было найти однозначный ответ. Его попросту не существовало, и именно поэтому 
вопрос был вынесен на референдум в сентябре 1972 года.
    Летом 1971 года, во время отпуска, меня пригласил на беседу первый 
заместитель начальника ПГУ В.А.Крючков. Предполагалось,
80
что разговор продлится минут пятнадцать, но он затянулся на два часа. Говорили 
преимущественно о проблеме Норвегии и ЕЭС. Я рискнул высказать предположение, 
что очень незначительным большинством на референдуме будет принято решение об 
ассоциированном членстве в Общем рынке и что дальнейшее прояснение ситуации 
займет много лет. Время подтвердило этот прогноз.
    В процессе дебатов о членстве в ЕЭС появилась так называемая 
Коммунистическая рабочая партия (марксистов-ленинцев), новая левацкая партия, 
объединившая ряд колоритных фигур норвежского промаоистского движения. С их 
стороны раздавалась, пожалуй, самая острая критика в адрес Советского Союза. 
Центр поручил нам присмотреться к этой партии. Мы подготовили несколько 
информационных сообщений, которые представляли некоторый интерес и для наших 
синологов, потому что там просматривался китайский след. Нам удалось убедить 
Центр в нецелесообразности уделять этому вопросу сколько-нибудь серьезное 
внимание, поскольку у маоистов не было никаких шансов стать массовым движением 
в Скандинавии.
    Не представляла разведывательного интереса и Компартия Норвегии, но по 
совершенно другой причине. Разведка с определенного времени в соответствии со 
специальным решением ЦК КПСС строго руководствовалась принципом не вмешиваться 
в дела коммунистов, а лишь регистрировать наиболее интересные стороны их 
политики на основе официальных источников. В то же время Норвежская компартия и 
левые силы в целом находились под пристальным наблюдением наших оппонентов. 
Спецслужбы следили за каждым их шагом, прослушивали съезды, пленумы и совещания.
 Огромные деньги тратились на эту, в общем-то, бессмысленную работу. Мне 
запомнился такой эпизод. В 1967 году в Москве состоялось торжественное 
празднование 50-летия Октябрьской революции. На грандиозном банкете с участием 
представителей большинства компартий мира я оказался за одним столом с 
норвежским народным социалистом Финном Густавсеном. «Как ты думаешь, — 
наклоняется ко мне он, — сколько здесь сегодня агентов ЦРУ?» «Не знаю, но думаю,
 что много», — ответил я. Густавсен кивает головой.
    Выступая в двойной роли в Норвегии, я старался добросовестно играть каждую. 
Если бы я активно не работал по линии прикрытия и не выполнял дипломатических 
обязанностей, осложнилась бы и моя разведывательная деятельность. Норвежская 
контрразведка прекрасно знала, что руководство разведкой осуществляется из стен 
посольства, что костяк резидентуры находится здесь. Чего ей знать было не 
положено, так это кадровый состав резидентуры. Конечно, в отношении конкретных 
людей могли появляться предположения, а то и подозрения, но от них до 
доказательств еще далеко.
    В противоположность тому, что утверждается в частых кампаниях шпиономании в 
Норвегии, наша работа велась без особого размаха,
81
сообразно задачам. Резидентура была хронически недоукомплектована. Политической 
разведкой занимались 3-4 человека. Имелись офицер безопасности, оперативный 
водитель, шифровальщики, оперативно-технический сотрудник.
    Таким составом мы не могли, конечно, достичь агентурного проникновения во 
все интересующие разведку объекты. Цель состояла в том, чтобы создать сеть 
агентуры и других информационных источников — небольшую, но эффективную и 
надежную. Достаточно было иметь лишь несколько человек, но в ключевых местах, с 
нужными связями и доступом к интересующим нас документам. Создать такую сеть и 
поддерживать ее работоспособность было непросто, поскольку норвежская 
контрразведка работала активно и изобретательно. Разведчику трудно «спрятаться» 
в маленьком советском коллективе и «раствориться» в относительно небольшой 
норвежской столице.
    Но мы получали разведывательную информацию по различным каналам практически 
со всего мира. Нашими важнейшими контактами вовсе не обязательно были норвежцы. 
Резидентуры через Центр обменивались друг с другом оперативными сведениями, и 
при появлении в сфере нашего внимания интересного человека, с которым работали 
или которого изучали раньше в другой стране, контакт с ним не терялся.
    Во время моей работы в Норвегии у нас было два контакта из числа 
американцев. Оба были так называемыми «доброжелателями», то есть лицами, 
предложившими нашей разведке свои услуги.
    В работе с «доброжелателями» всегда сталкиваешься с серьезной дилеммой. 
Если их желание сотрудничать является искренним, то такой шанс упускать нельзя. 
Вместе с тем нельзя сбрасывать со счетов возможность внедрения спецслужбами 
противника «подставы». В этом случае готовься к провокации, высылкам и 
политическим скандалам.
    При получении предложения о сотрудничестве мы обязаны были проверить все, 
что подлежало проверке. Во-первых, нужно было выяснить, служит ли в Колсосе 
вообще сотрудник с такой фамилией? В нашем случае это подтвердилось. Для 
проверки мы достали закрытые списки всех сотрудников штаб-квартиры НАТО и 
других учреждений США в