огов визита. Хочу подчеркнуть, что Верна Герхардсен выезжала в 
Советский Союз как активистка молодежного движения Норвегии. В это время 
премьер-министром был Оскар Торп, а Герхардсен занимал пост президента 
стортинга (парламента) и председателя правящей Норвежской рабочей партии (НРП).
    Возможность подружиться с Верной и Эйнаром представилась, когда группа 
советских школьников побывала в молодежном летнем лагере неподалеку от Осло в 
июле 1956 года. Но это было уже после официального визита Герхардсена в 
Советский Союз в качестве премьер-министра в ноябре 1955 года. В Норвегию 
прибыли мальчики и девочки, которые привыкли отдыхать летом у себя на родине в 
пионерских лагерях, и такая встреча для советских пионеров и норвежских скаутов 
была в диковинку. В течение двух недель, пока дети отдыхали вместе, Эйнар 
Герхардсен неоднократно наведывался в лагерь. Однажды он вместе с Верной провел 
там целое воскресенье и остался на вечерний концерт, организованный норвежскими 
и советскими ребятишками.
    Помогать работникам лагеря от советского посольства было поручено мне. 
Хлопот, признаюсь, было немало, зато довелось неоднократно встречаться с четой 
Герхардсенов. Все это закончилось тем, что трех пионервожатых, а также молодых 
представителей посольства — Евгения Белякова и меня с женами — Герхардсен 
пригласил к
50
себе на дачу, где мы и провели целый день. Была хорошая погода и отличное 
настроение.
    Почему Герхардсен уделял так много своего расписанного по минутам времени 
общению с советскими людьми? В чем состоял политический смысл установления 
контакта, который явно выходил за рамки официальной дипломатии, подчиняющейся 
строгому протоколу? Для норвежских политиков того времени было крайне необычным 
поддерживать личные отношения с советскими дипломатами, которых средства 
массовой информации называли не иначе как «опасными шпионами». Убежден, что 
Эйнар Герхардсен и его супруга сознательно шли на развитие неформальных 
отношений, прекрасно зная, что они рискуют толкнуть на ответные действия правые 
силы в Норвегии, консерваторов в собственной партии и американцев.
    Думается, что, решившись на установление таких контактов, Герхардсен 
преследовал далеко идущие цели. К чисто политическим аспектам такого подхода я 
вернусь чуть позже в этой главе. Здесь же не могу не рассказать о стиле 
поведения супругов Герхардсен. Он был полной неожиданностью, а в некоторых 
случаях вызывал изумление, близкое к шоку у людей, выросших в Советском Союзе.
    Вот мы сидим у костра на его даче. Герхардсен варит для всех кофе на живом 
огне в старой закопченной кастрюльке. Он рассказывает о борьбе с алкоголем в 
норвежском рабочем движении во времена своей молодости, о необходимости 
собирать активистов именно у такого костра для бесед за кофе, чтобы не 
позволить дурным привычкам ослабить историческую борьбу трудящихся. Сам 
Герхардсен был абсолютным трезвенником.
    Беседа переходит на другие темы. Обычный человеческий разговор в 
непринужденной обстановке. Герхардсен берет на колени моего годовалого сынишку 
Александра и нянчит его. Саша отвечает пылкой взаимностью и мочится на брюки 
норвежского премьера. Тот воспринимает происходящее с беспечной улыбкой как 
нечто вполне естественное. Беседа продолжается.
    Мы сидим неподалеку от очень скромной дачи, которую Эйнар унаследовал от 
своего отца. Достойна ли эта загородная резиденция премьер-министра? Как живут 
руководители нашего государства, я в то время не знал, но мне с трудом верилось,
 что нахожусь на даче премьер-министра развитой страны Запада и он сам варит на 
костре кофе.
    В дальнейшем я продолжал встречаться с Эйнаром и Верной, иногда вместе с 
Беляковым, но чаще один. Пару раз в год помимо участия в обязательных 
протокольных приемах Герхардсен принимал приглашения на обед в советское 
посольство. Наши контакты продолжались и во время следующего моего приезда в 
Норвегию уже в качестве оперативного сотрудника разведки в 1962 году. 
Герхардсен никогда не
51
давал понять в наших беседах, получал ли он сигналы о моей принадлежности к 
советской разведке. Думаю, что главное для него состояло не в том, какое 
ведомство я представлял. Существенней была потребность поддерживать контакты с 
советскими людьми.
    Однажды позвонила Верна и попросила прийти помочь разобраться в инструкциях 
к радиоприемнику, полученному в подарок в Советском Союзе. В другой раз речь 
шла о баночке советской икры, которую Герхардсены не смогли открыть общими 
усилиями. Когда я извлек русский деликатес на свет Божий, супруг заметил: «Я не 
мог предположить, что для этого потребуются такие усилия!» Однажды они получили 
ящик армянского коньяка в подарок от Н.А.Булганина. Угощая меня кофе, хозяева 
предложили рюмочку и мне. «В этом доме, — говорил Эйнар, — откупоренной бутылки 
хватает надолго».
    С Эйнаром и Верной я встречался также время от времени на международных 
соревнованиях по конькам на стадионе «Бишлет» в Осло. Мы либо сидели рядом, 
либо встречались за чашкой горячего бульона в перерывах и обменивались мнениями 
о происходящем.
    Верна, так же как и я, очень верила в необходимость расширения культурных 
обменов между Норвегией и СССР для улучшения двусторонних отношений в целом. 
Нам доводилось довольно часто общаться, занимаясь этим. Однажды Верна 
загорелась идеей приглашения русского цирка в Осло, и мы поехали домой к 
госпоже Берни, директору норвежского цирка, на совет. К сожалению, в то время 
выступление артистов нашего цирка в Норвегии организовать не удалось, поскольку 
его представления не были рассчитаны на шапит