нии политических сил в 
Норвегии, разногласиях и тенденциях постепенно становилось более глубоким. Я 
посещал также дебаты в парламенте до тех пор, пока норвежские власти не закрыли 
доступ туда нашему корреспонденту ТАСС Вавилову на том основании, что он стал 
бывать там слишком часто. Я удивился, что официально аккредитованному 
журналисту запретили посещать открытые заседания стортинга. Разумного 
объяснения таким ограничениям в демократической стране я не нашел тогда и не 
нахожу сегодня. Напротив, я полагаю, что принимающая страна должна быть 
заинтересована в том, чтобы продемонстрировать иностранным журналистам 
открытость процесса принятия политических решений.
    Думаю, что именно глубокое знание норвежской политики, которое появилось со 
временем, сделало меня интересным собеседником для местных политических 
деятелей. Любая беседа может стать увлекательной только в том случае, если ты 
стремишься не только получить какие-то сведения, но и сам способен что-то дать. 
Прямые человеческие контакты позволяют лучше разобраться в причинах действий и 
подходах. Важно не только то, что говорится, но и как говорится. Подчас жесты и 
реакция собеседника значат больше для выявления нюансов, чем слова. Причем речь 
идет именно о дипломатии, а не о разведке. Разумеется, я готовил для посольства 
и Министерства иностранных дел сообщения с изложением точек зрения, взглядов и 
позиций людей, с которыми встречался. Хуже всего, когда разногласия и 
недоразумения в отношениях стран возникают не на реальной основе, а из-за 
неосведомленности или просчетов политиков. Для периода холодной войны 
характерным было нежелание даже слушать друг друга, и это меня не устраивало.
36
    Со временем круг моих связей и знакомств в Норвегии стал весьма широким и 
полезным. Он включал политиков, журналистов, деятелей культуры, руководителей 
молодежных организаций. Где-то в 1955 году в него вошли премьер-министр страны 
Эйнар Герхардсен и его супруга Верна.
    Этот самый важный из моих контактов был установлен фактически по инициативе 
жены норвежского премьера. На одном из приемов в советском посольстве Верна 
Герхардсен сказала мне и моему коллеге Белякову: «Если вам будет что-то 
непонятно в сфере норвежской внешней политики, имейте в виду, что я говорила с 
мужем и он рекомендует в любое время связываться с Андреасом Андерсеном. Сам 
Эйнар тоже готов дать необходимые пояснения, когда это потребуется, но, как вы 
знаете, он очень занят». Чуть позже сам Эйнар Герхардсен подтвердил это 
предложение.
    Имя Андерсена мне было уже известно из газет. Он в то время только-только 
заступил в должность начальника управления канцелярии премьер-министра, которое 
отвечало за вопросы внешней политики и национальной безопасности. Я знал также, 
что на него возложена определенная роль в координации деятельности специальных 
служб, а именно тайной полиции и военной разведки.
    Поначалу мы встречались редко — раз в несколько месяцев, в среднем раз в 
полгода. Однако в дальнейшем, примерно с 1962 года, ситуация изменилась. Думаю, 
что мы лучше узнали друг друга и стали друг другу симпатизировать. Мои суждения 
о происходящем в Советском Союзе интересовали его в такой же степени, как меня 
события и жизнь Норвегии. Наши интересы пересекались много раз и в последующие 
годы. В ходе визита Хрущева в Норвегию в 1964 году я понял, что контакт 
Андерсена со мною также воспринимался высшим руководством Норвегии как весьма 
полезный.
    Должен пояснить, что отношения с Андерсеном поддерживать было непросто. Они 
не удались ни секретарю посольства Евгению Белякову, ни даже советским послам — 
Г.П.Аркадьеву и М.Г.Грибанову, который сменил Аркадьева в 1956 году. Главная 
причина состоит в том, что международный климат и советско-норвежские отношения 
в 50-60-х годах были весьма своеобразными.
    В глазах советского руководства Норвегия прежде всего являлась страной, 
ставшей в 1949 году членом враждебного военно-политического блока НАТО. Такой 
выбор северного соседа был особенно досадным, поскольку, как уже писалось, 
именно советские вооруженные силы освободили Северную Норвегию от фашистских 
захватчиков в конце второй мировой войны. Я тоже ощущал горечь оттого, что 
освобождение Норвегии Советским Союзом не помешало ее членству в НАТО. Вопрос 
состоял в том, как поведет она себя внутри НАТО и какие последствия это будет 
иметь для Советского Союза.
37
    Я потратил много времени, чтобы понять мотивы вступления Норвегии в НАТО, и 
узнал о сомнениях, которые высказывались норвежцами при принятии этого решения. 
Мы знали, что премьер-министр Герхардсен изначально был настроен весьма 
скептически к вступлению страны в Североатлантический альянс, но затем был 
вынужден принять иное решение и активно проводил его в жизнь. Напротив, министр 
иностранных дел Халвард Ланге и секретарь Норвежской рабочей партии Хокон Ли 
считались ярыми сторонниками США и приверженцами глубокой интеграции Норвегии в 
военную структуру НАТО. Не говорю уже о правых партиях Норвегии, которые 
безоговорочно выступали за тесное сотрудничество в рамках НАТО.
    С моей — и не только моей — точки зрения, цель наших политиков и дипломатов 
состояла в том, чтобы добиться добрососедских отношений с Норвегией, ее 
относительной независимости по отношению к НАТО. Мы, разумеется, не опасались 
нападения со стороны непосредственно Норвегии, но должны были считаться с 
реальной возможностью использования ее территории против нас, скажем, 
Соединенными Штатами и другими странами—членами Североатлантического блока. 
Стало очевидным, что для установления дружеских отношений с Норвегией 
необходимо проявлять уважение к ее политическому выбору и объект