л, поскольку в немецкой среде не так легко переходят на 
«ты» и называют по имени.

Однако это сотрудничество имело и определенные трудности. Мне, например, не 
нравилась горделивая поза немцев после быстрого падения Франции. Впрочем, 
Ашенбреннер составлял приятное исключение.

– Это только начало, – задумчиво произнес он однажды. – Но мы ведь еще не 
увидели конца?..

Не нравилось мне и их всегдашнее щелканье каблуками в гитлеровском приветствии. 
Хотя и тут Ашенбреннер являл собой исключение. Кроме того, он совершенно 
чуждался пропагандистских лозунгов, был объективен и стыдился позиции своей 
страны, когда заходила речь о еврейском вопросе.

Другими словами, Ашенбреннер был симпатичным. Но он оставался твердым, даже 
закаленным человеком дела, когда речь заходила о разведке. А случалось это 
довольно часто.

В кругу военных атташе обычно сведений просто так не выдают. Чаще обменивают на 
что-нибудь адекватное или даже большее. «Биржа атташе» – таково было точное и в 
равной степени ироничное название деятельности такого сорта.

Сначала немец был любезен и сообщил мне кое-какие сведения. Но затем любезность 
внезапно оборвалась, и мне не на что было надеяться, поскольку он ничего не 
получил взамен. Слава Богу, я оказался сообразительным, и этот эпизод быстро 
научил меня правилам игры на «бирже атташе».

Помню, перед отъездом в Россию я нанес официальный визит министру обороны Перу 
Эдвину Щельду. Он тогда порекомендовал мне не «сидеть сиднем», а пытаться как 
можно больше ездить по стране. Вскоре действительно выпала возможность подать 
первое прошение о выезде из Москвы. Я выбрал Киев – столицу Украины – потому, 
что многие из моих коллег уже побывали там, и таким образом имелся прецедент 
поездок в разрешенный район. Однако в шведском посольстве засомневались:

– Вряд ли ты получишь разрешение… Особенно после ноябрьской встречи Гитлера с 
Молотовым. Сейчас разгорелся настоящий скандал из-за усиления русских войск на 
Украине. Но попытаться съездить, конечно, можно.

Несмотря на вполне обоснованные опасения, разрешение я все же получил. Возможно,
 свежего военно-воздушного атташе не приняли всерьез: дескать, молод, неопытен 
– пусть проветрится!

В Киеве, собственно, нечего было делать, кроме как слоняться по улицам. Я не 
имел права удаляться за черту города – это особенно подчеркивалось в письменном 
разрешении на поездку. Но внимательному наблюдателю и на улицах можно было 
отыскать кое-что интересное. Разумеется, помимо обычных туристических 
развлечений. Военные автомашины, например. Те, которые не имели киевских 
номеров. Я понял, что можно определить, откуда они прибыли, хотя еще не знал, 
как это лучше сделать. Во всяком случае, записать их не составило труда.

Я стал также свидетелем переезда штаба армейского корпуса в реквизированное 
помещение. Множество упакованных ящиков со специальной военной маркировкой 
подвозили сюда на грузовых автомобилях. Находясь совсем близко, я мог легко 
читать маркировки и сокращения, правда, расшифровывать их с ходу не удавалось. 
Мне хотелось все записать. Но просто вытащить записную книжку у всех на виду 
было невозможно, и я сделал пометки на карте, которую приобрел в киоске 
киевского железнодорожного вокзала.

По возвращении в Москву я решил снова позвонить Ашенбреннеру: мне хотелось 
выяснить, чего стоят мои записи.

– Хм! – оживился он. – Вполне может оказаться интересным. У нас есть 
специалисты, которые наверняка определят, что это за воинские части и откуда в 
них прибывают грузы.

На следующий день немец позвонил и попросил прийти. Теперь он поглядывал на 
меня со значительно большим уважением. Его снисходительное отношение к 
«новичку» как ветром сдуло. С многообещающей улыбкой Деда Мороза он спросил:

– Ну, чем можем быть полезны в знак благодарности?

По существу, я подарил им горячий политический материал, но понял это гораздо 
позднее. Для меня же лично поездка в Киев оказалась прямым попаданием в цель: 
за нее я получил от Ашенбреннера почти всю основу для дальнейшей деятельности – 
информацию о структуре советских ВВС. К сожалению, в то время в Швеции о ней 
имели самое минимальное представление.

Мы еще некоторое время поторговали информацией, а потом Ашенбреннер произнес с 
таким видом, словно вынул из мешка рождественский подарок:

– Думаю, нам следует принять тебя в клуб.

– Клуб?!

По-видимому, само собой разумелось, что я хочу в нем находиться.

– Да, клуб черного рубля.

Черные рубли! Одна из несообразностей московской дипломатической жизни 
сороковых годов. Официальный курс