случае, когда им не платят за порученное дело, и они потому никак не 
заинтересованы в положительном для подзащитного исходе процесса. Итак, мэтр 
Рейналь, представлявший интересы человека, приговоренного к смерти, встал и 
сказал фразу, которая в юридическом смысле вообще ничего не значит: «Я заявляю, 
что видел дело. Мне нечего по нему сказать. Я оставляю решение на усмотрение 
суда».

Мэтр Рейналь добавил к этому еще одно предложение. Он проинформировал суд, что 
мэтр Клюне «настаивал на том», чтобы попросить об отсрочке заседания. И не 
хотел бы суд, пожалуйста, заслушать самого мэтра Клюне. Этими словами мэтр 
Рейналь умыл руки.

Мэтр Клюне не получил ни одного шанса сказать хоть слово. Председатель 
апелляционного суда заявил, что в этом суде право выступать имеют только 
специально допущенные адвокаты.

А мэтр Клюне не был допущенным. Потому его никто не стал бы слушать. И вопрос о 
переносе заседания тоже не мог быть решен положительно, «потому что дело было 
предоставлено еще за три недели». Это значило, что если мэтр Клюне хотел 
попросить о переносе, он должен был делать это раньше.

Из всего пятнадцати минут впустую потрачены были только несколько. Второй 
главный прокурор, генерал Пессонье пробежался по ним очень быстро. Он 
постановил, что обсудить нужно лишь один вопрос — вопрос о компетенции. «Нам 
нужно решить, подпадают ли в военное время под юрисдикцию военного суда 
преступления, касающиеся шпионажа и сотрудничества с врагом. Юриспруденция в 
данном вопросе едина — да. Дело закрыто».

28 сентября из нидерландского посольства позвонили мэтру Клюне и выразили свою 
озабоченность тем, что должно было произойти в следующую очередь. Адвокат 
заявил, что «остается еще две или три недели» (он, несомненно, имел в виду — до 
казни) и что «еще вполне достаточно времени, чтобы подробно обсудить дело». 
Письменный отчет, присланный нидерландскому послу, казалось, выражал мнение 
адвоката, что, несмотря на ощущение неотложной необходимости предпринять 
какие-то шаги со стороны посольства, нет никакой причины торопить события.

Мэтр Клюне не получал платы за свою работу. Хотя Мата Хари выразила желание, 
чтобы он представлял ее, ему, помимо этого, поручили представлять ее официально.
 После телефонного разговора 28 сентября он, видимо, придавал значение тому, 
чтобы и посольству было ясно, что он занимается этим делом именно потому, что 
был назначен ее защитником.

«Отвечая на ваш запрос», — писал он на следующий день, и «ввиду интереса, 
который вы испытываете к судьбе своей соотечественницы, защита которой мне была 
поручена председателем нашей палаты без получения гонорара, я отсылаю вам 
сегодняшнее издание судебной газеты, где вы сможете найти решение 
апелляционного суда».

Посольство немедленно проинформировало Гаагу. Через недолгое время пришел ответ.
 Он состоял из семи слов. За подписью министра иностранных дел Джона Лаудона 
правительство в субботу 29 сентября прислало следующую телеграмму:

«Попросите пощады для лица упомянутого в вашем № 2219».

Ни королева Вильгельмина, ни премьер-министр Нидерландов не просили 
снисхождения для Мата Хари, как порой пишут. Не просил и мэтр Клюне, как писал 
майор Эмиль Массар. Это был, как и положено, МИД Голландии. Его просьба была 
передана во французское министерство иностранных дел на Кэ д’Орсэ в письменном 
виде в понедельник, 1 октября.

«Месье министр», писал голландский посол де Стюерс, имевший титул рыцаря,

«Мое правительство поручило мне, исходя из соображений гуманности, просить 
помилования для мадам Зелле МакЛеод, известной как Мата Хари. 25 июля она была 
приговорена к смерти Третьим военным судом. Апелляция была отклонена 28 
сентября Коллегией по уголовным делам апелляционного суда…

Я имею честь просить о дружеском посредничестве Вашего высокопревосходительства 
при передаче Президенту Республики этой просьбы Ее Величества, и я был бы Вам 
весьма признателен, если Ваше высокопревосходительство дружески проинформирует 
меня об успехе этого прошения».

В тот же день, после телефонного разговора ранним утром, мэтру Клюне было 
послано срочное письмо, сообщавшее ему о предпринятых мерах. Телеграмма в Гаагу 
подтверждала, что «содержащиеся в вашей телеграмме № 233 указания 
незамедлительно были выполнены».

Но ничего не произошло. Кроме того, что 3 октября там, в Голландии, Джон 
МакЛеод женился в третий раз на Гритье Мейер.