Она сама первой подошла к нему. Однажды она упомянула в ходе беседы имена 
немецкого кронпринца и герцога Камберлендского, зятя немецкого императора. Это, 
по мнению полковника, подтверждало, что она шпионка.

Он также врал, что просил Мата Хари еще раз прийти к фон Калле. Под присягой он 
показал, что сам рассказал ей о десантах в Марокко. Кроме того, он совсем 
по-иному описал под протоколом содержание их беседы на Аустерлицком вокзале. 
Свои показания он закончил не очень лестным замечанием, что, в конце концов, 
Мата Хари всегда охотилась только за деньгами других людей. А сама по себе она 
ни на что не способна.

Пока Мата Хари обсуждала с Бушардоном свое письмо, где она частично возражала 
против высказываний полковника, она попросила еще раз прочитать протокол. Она 
хотела дать устные замечания, которые возможно забыла в своем письме. Потом 
пункт за пунктом она прошлась по обвинениям:

— Сначала я хочу заявить, что полковник сам просил, чтобы его представили мне. 
Если он утверждает, что атташе голландского посольства господин де Вит 
представил ему меня как госпожу МакЛеод, то я могу только сказать: любой 
человек в Мадриде знал, что госпожа МакЛеод и Мата Хари одно и то же лицо. Я 
там уже танцевала. Кроме того, полковник Данвинь на следующий день, примерно в 
половине третьего, сидел в читальной комнате «Ритца». Он точно знал, что я в 
это время обычно бываю там. Он приветствовал меня словами: — Угадайте, почему я 
здесь? — Наверное, из-за меня, — ответила я. Потом он сделал комплимент моему 
платью и спросил, хотела бы я поужинать в «Ритце». Я сказала — да.

В тот вечер после ужина во время танцев меня сопровождали господа де Вит и ван 
Эрсен, когда появился полковник. Пока оба голландские атташе танцевали с 
другими дамами, полковник воспользовался возможностью провести весь вечер в 
моей компании. Он спросил меня, что я делаю в Испании, и почему я не поехала 
прямо в Голландию. Я ответила на это, что я на его стороне, и что если бы я 
познакомилась с ним раньше, то передала бы ему все сведения, которые только что 
отправила в Париж. Затем я рассказала ему, что случилось со мной в Фалмуте.

Верно, что я упоминала в разговоре немецкого кронпринца и его свояка, герцога 
Камберлендского. Но я только сказала, что у принца очень глупая улыбка и что он 
во всем спорит с герцогом. Я познакомилась с ним, когда была любовницей Киперта.
 Он часто обедал у меня дома.

Что касается беседы, которая, по показаниям полковника, состоялась позже в тот 
же вечер, то я утверждаю, что она на самом деле была лишь через два дня. Как 
минимум, через два дня. Да и проходила она иначе, не так, как он пишет. Я 
описала мою встречу с фон Калле на моем допросе 28 февраля. И я настаиваю на 
моем утверждении, что моя вторая встреча с фон Калле произошла по 
настоятельному желанию полковника.

Я не только не упоминала о каких-то профранцузских группировках в Каталонии, но 
и не оговорила о моем собственном положении в Германии. Я разговаривала с 
полковником о том, что капитан Ладу все время занимается мелочами, как он 
беседует, беседует, но ничего не понимает, что он может извлечь из меня. И не 
месье Данвинь просил меня добыть для него детали десантов в Марокко. Он вообще 
о них ничего не знал. Наоборот — это я дала ему эти сведения. Он был так 
озадачен, что пришел ко мне на следующее утро и спросил, не смогу ли я достать 
более подробные сведения об этом. Совершенно неверно, что он просил меня 
получить точную информацию о средствах и методах, как можно сорвать эту высадку.
 Этот человек, похоже, видел это во сне! Точно так же неверно, что я 
рассказывал ему, что я жила во Франции из-за моего искусства, а в Германии ради 
удовольствия.

Он дал мне понять, что он, вероятно, сможет добиться для меня контракта с 
мадридской оперой. На это я ему ответила, что после войны я охотнее вернусь в 
Париж, чтобы жить там.

О морали разных господ из немецкого посольства я никогда не говорила с Данвинем,
 по той простой причине, что знала там только одного человека — фон Калле. И о 
нем я сказала только, что нашла его усталым и в плохом состоянии здоровья.

Полковник постоянно занижает ценность информацию, предоставленной мною. Он 
ошибается. Потому что когда 4 января я доставила ту же информацию капитану Ладу,
 тот был очень удивлен и буквально сказал: «Я озадачен».

Что касается нашего последнего разговора на Аустерлицком вокзале, то я подробно 
описала вам все, что тогда было сказано. Если мои показания отличаются от 
показаний полковника, то мне очень жаль — но беседа проходила именно так, как я 
описала.

По поводу оценки полковником Данвинем информации, которую я поставляла 
французам и немцам, то я могу только еще раз напомнить о том, что я уже 
говорила. А о последней фразе полковника я скажу только одно: во всем говорит 
ненависть и ярость отвергнутого любовника. Я даже больше чем уверена, что