— Нет ни малейшей возможности для какой-то путаницы. Фон Калле говорит о Х-21, 
что ее служанка живет в Голландии, и ее зовут Анна Линтьенс.

— Фон Калле может говорить все, что захочет. Может быть, он узнал об этом из 
моих телеграмм тем самым путем, на который я вам указывала. Если я отсылаю 
телеграмму, то не иду сама на почту, а отдаю ее портье в отеле. Во всяком 
случае, я не Х-21. Фон Калле не платил мне ни единого су. Три тысячи франков, 
которые я получила в ноябре 1916 года, и деньги, полученные в январе 1917 года 
были от моего любовника. барона ван дер Капеллена.

— Вам следовало бы оставить ваши рассказы о бароне ван дер Капеллене. Мы уже 
знаем, по каким каналам вам поступали деньги от немецкой разведки. У нас есть 
еще две радиограммы от фон Калле, от 26 и от 28 декабря. Первая гласит:

«Х— 21 телеграммой через голландского консула в Париже потребует, чтобы ее 
горничной в Рурмонде были выплачены дальнейшие суммы. Она просит вас сообщить 
об этом консулу Крэмеру в Амстердаме».

Во второй телеграмме сказано:

«Х— 21 завтра прибудет в Париж. Она просит, чтобы сумма в 5000 франков была 
немедленно при посредничестве консула Крэмера в Амстердаме и ее горничной Анны 
Линтьенс в Рурмонде переведена в Париж через голландского консула Бюнге и 
выплачена через „Комптуар д’Эскомпт“.

Таким образом, 4 ноября 1916 года вы получили пять тысяч франков. Ту же сумму 
перевели вам 16 января 1917 года. К ним нужно добавить 3500 песет, выплаченные 
вам фон Калле в Мадриде. Всего вы получили от немцев за два с половиной месяца 
около 14 тысяч франков. Это, конечно, далеко не миллион, который вы так смело 
пытались требовать у нас. Но размер этих сумм все-таки показывает важность 
услуг, оказанных вами немцам. Они доказывают также положение, занимаемое вами 
среди немецких шпионов. В любом случае, они также доказывают, что ваша 
горничная во всей этой игре исполняла роль посредницы, и что все письма, 
которые она писала вам, и в которых упоминала разные денежные суммы, которые 
якобы поступали к вам от барона ван дер Капеллена, были не более, чем блефом и 
театром.

Мата Хари попыталась объяснить: — Я писала моей горничной из отеля «Ритц» и 
даже отправляла телеграммы, в которых просила о деньгах. Я на самом деле 
любовница барона ван дер Капеллена. Он полковник второго гусарского полка и 
женатый мужчина. Он всегда просил меня никогда не посылать ему писем или 
телеграмм с какими-то нежностями или просьбами о деньгах. В такой маленькой 
стране, как наша, цензура очень строга. Моя горничная — достойная женщина, 
служащая мне уже восемь лет. Она знакома с моей интимной жизнью. Потому она 
всегда была посредницей между полковником и мной.

— Когда я приехала из Виттеля, — продолжала Мата Хари, — у меня было очень туго 
с финансами. Я ошиблась с суммой, которую взяла с собой из Голландии. А, кроме 
того, капитан Ладу не заплатил мне ничего, зато задержал меня на месяц дольше, 
чем я собиралась оставаться.

(Она вернулась из Виттеля в Париж в сентябре и лишь в начале ноября предприняла 
поездку домой в Голландию.)

— Что же подозрительного в том, что я попросила своего любовника прислать мне 
денег? Я не могу вспомнить, чтобы в разговоре с фон Калле упомянула хоть что-то,
 о чем говорится в телеграмме от 13 декабря. Что я что-то говорила о греческой 
принцессе, то это я помню. Он говорил, что прилагаются усилия отлучить от 
престола Константина и посадить на трон принца Георга. Я только знаю, что 
ответила, что кое-что читала о скандале, в котором была замешана греческая 
принцесса.

Тут капитан Бушардон продолжил зачитывать ей информацию, содержавшуюся в 
радиограмме фон Калле от 14 декабря. Она касалась бельгийского шпиона Аллара, 
невидимых чернил и десанта в устье Шельды. — Я точно не говорила с фон Калле о 
разработке французами невидимых чернил, — возразила Мата Хари. — Что касается 
бельгийца Аллара, то я не думаю, что упоминала его в разговоре с фон Калле. 
Правда, я несколько раз говорила о нем в отеле «Ритц» в Мадриде, где это могли 
подслушать разные люди. О десанте в устье Шельды я не могла говорить по той 
простой причине, что совсем ничего об этом не знала.

Бушардон вернулся к случаю с британским агентом: — Я хотел бы вам наглядно 
показать, что для человека, предложившего свои услуги Франции, это очень 
странное поведение, когда вы открыто и в присутствии персонала отеля — о 
котором вы сами сказали, что он проявлял очевидное любопытство — говорите о том,
 что некий Аллар — английский шпион.

(Если это служило его целям, ход мыслей Бушардона всегда принимал странные 
формы. Утверждение Мата Хари, что фон Калле, возможно, подкупил служащих