Воронов чертей колышет! 
      - От старости из ума выжил, - прибавил Огнев. 
      Воронов, не слушая иронических замечаний, продолжал трясти ногами. Потом 
сел и, обращаясь к Огневу, строго сказал: 
      - Погляжу я на тебя, Ильюха, ломаный ты, старый уже солдат, а еще дурак! 
      Все кругом рассмеялись. 
      - Отчего так думаешь? - спросил, улыбаясь, Огнев. - Что ногами не трясу, 
как ты? Как жеребец, что катается по лугу? 
      - Не смейся раньше сроку. Я потрясу ногами, вся тяжесть с ног и отольет, 
понял? А ты вот кувыркнулся поскореича, а посмотрю, как встанешь... 
      - Встану. Тебе подымать меня не придется... 
      - Посмотрим, чьи ноги будут больше скучать, твои аль мои, приговаривал 
Воронов, устраивая тень из мундира, который он распяливал на кусте. 
      III 
      Суворов нагнал корпус генерал-поручика Каменского в ту же ночь, у деревни 
Юшенли. 
      Снявшись с привала в седьмом часу пополудни, Суворов тотчас же свернул на 
шумлинскую дорогу и увидал на ней свежие следы недавно прошедшего войска. 
Тысячи ног отпечатались на песке, посреди дороги шли глубокие колеи от обозных 
телег и пушек. На дороге то тут, то там попадались сломанное колесо, павший от 
безводья вол, рогаточное копье, брошенная пустая бочка - в них обычно 
перевозилась мука. А пройдя еще с полверсты, он наткнулся на один из казачьих 
разъездов, которые были посланы Каменским на розыски пропавшего 
генерал-поручика Суворова. 
      Суворов был доволен, что ночью может нагнать Каменского. Он знал, что 
Каменский ночью продвигаться дальше не станет, и решил обогнать его. Иначе 
ничего не оставалось делать. Солдаты Суворова прекрасно отдохнули за день и 
могли продолжать поход. 
      Когда Суворов со своими шестью полками пехоты, двадцатью пушками, пятью 
полками конницы и казаками подошел к деревне Юшенли, вокруг которой бивуаком 
расположились войска, генерала Каменского, лагерь, окруженный деревянными 
рогатками, крепко спал. Лишь кое-где еще чуть тлели костры. Да у деревенского 
колодца, вычерпанного за вечер до дна, все еще маячила кучка солдат, терпеливо 
дожидавшихся под одиноким деревцом белой акации, пока в колодце снова соберется 
вода. 
      "Ну, будет сейчас баталия, помилуй бог!" - улыбаясь подумал Суворов, зная 
вспыльчивый, крутой нрав Михаила Федотовича. 
      Остановив корпус на дороге, он с казаком-вестовым поехал в деревню к 
генералу. Еще издали, по этой необычной для валашской деревни генеральской 
коляске, стоявшей у одного из дворов, и по фигурам двух часовых, ежившихся от 
ночного холода у двери мазанки, Суворов увидел, где остановился генерал-поручик 
Каменский. 
      Подъехав, он соскочил с коня, бросил поводья казаку и, с удовольствием 
разминая после долгой верховой езды затекшие ноги, шагнул в темные сени мазанки.
 
      В густой темноте слышался храп денщика. Суворов набрел на Егора впотьмах 
и с трудом растормошил его. Сначала денщик не хотел вставать, но услышав, что с 
ним говорит генерал-поручик Суворов, сразу пришел в себя. Он вскочил и побежал 
будить барина. 
      До Суворова донеслось недовольное бурчанье разбуженного генерала: "А, 
что?" Затем послышалось чирканье огнива - денщик зажигал свечу. В полуоткрытой 
двери блеснул огонек. Дверь распахнулась, и Егор, стыдливо подтягивая 
сползающие штаны, сказал: 
      - Пожалуйте, ваше превосходительство! 
      Суворов вошел в мазанку. 
      При скудном свете огарка он увидал злое, нахмуренное лицо Михаила 
Федотовича. Генерал Каменский, повязанный сбившимся набок платком, приподнялся 
на пуховике. Он был так зол, что не знал, с чего начать. 
      - Напрасно беспокоились, Михаил Федотович. Вот и мы! - козыряя, сказал 
Суворов. 
      - Извольте, ваше превосходительство, слушаться старшего! Извольте впредь 
быть вместе, чтобы не приходилось вас больше разыскивать! - строго отрезал 
Каменский. - Вы всё сзади где-то... 
      - Мы люди необученные, идем не по-прусски, а по-русски, как умеем. А 
впрочем, я могу идти в авангарде. Мои ребята отдохнули, и я тотчас же исполню 
ваше желание! - ответил Суворов, круто поворачиваясь к двери. 
      - Ночью вы никуда не пойдете! Я не разрешаю! - крикнул Каменский. 
      Суворов обернулся к нему. Он закрыл глаза и раздельно отчеканил: 
      - Запрещать, Михаил Федотович, вы мне ничего не можете- я такой же 
генерал-поручик, как и вы! И тоже кое-что в военном деле смыслю! Можете спать 
спокойно, а я пойду вперед, к Козлуджи! - И он выскочил из мазанки. 
      - Ступай к черту! - крикнул ему вдогонку Каменский. 
      Строптивость Суворова окончательно вывела Каменского из терпения. Он 
лежал и прислушивался: неужели этот сумасброд пойдет ночью куда-нибудь? 
      Через минуту послышался топот коней и сдержанный говор людей - мимо окон 
мазанки ехали казаки Суворова. 
      Каменский накрыл голову подушкой, чтобы ничего не слышать. Он пролежал 
так довольно долго. Потом вспотел и со злостью отбросил подушку. Мимо окон 
продолжали топать шаги. Привычное ухо Каменского уловило, как звякнула 
водоносная фляга,- это уже шла пехота. 
      Шеститысячный корпус Суворова, без всяких прусских хитростей и