- Сейчас, - ответил Прохор и нетвердыми шагами пошел из комнаты. 
      "Я ж говорил - встанет!" - повторял он про себя. 
      IV 
      Женился-переменился. 
      Поговорка 
      Суворову быстро наскучила спокойная жизнь мирного обывателя. 
      На другой день после обручения он и сам еще думал, что с молодой женой 
можно побыть в Москве несколько дольше. Но прошел только месяц после свадьбы, и 
Суворову уже стало невмоготу. 
      Ему казалось, будто он давно, невесть бог с каких пор, сидит в Москве; 
будто там, на Дунае, идут бои, хотя прекрасно знал, что зимою нет никаких 
военных действий и что войска отведены на зимние квартиры. Ему казалось, что 
пока он сидит здесь, другие генералы, не щадя жизни, сражаются за родину, а он 
променял бранный меч на женскую туфлю, на колпак добродетельного супруга. 
      Сразу все становилось немилым. И в первую очередь - жена. 
      Василий Иванович, скупившийся отапливать весь свой большой дом, жил зимою 
в одной горенке. 
      А теперь, с женитьбой сына, оказались занятыми все комнаты: Варюта не 
привыкла стеснять себя ни в чем, а Сашенька тоже продолжал делать все по-своему 
- он спал в отдельной комнате от жены. 
      Варюта принесла с собою не очень много червонных, но зато постель у нее 
была пышная: гора пуховиков и подушек, голландские простыни, атласные одеяла. 
      Когда Варюта увидала впервые постель своего мужа - в углу комнаты лежала 
охапка сена, прикрытая простыней, в головах была небольшая подушка, а вместо 
одеяла старый плащ (такую постель Суворов завел себе еще с детства), Варюта 
подумала, что тут спит Прохор. 
      - Прохор, ты больше спать здесь не будешь! Убирай вон этот сор! сердито 
сказала она.- И кто тебе позволил натащить в комнату сена? От него ж блохи 
разводятся! 
      - Матушка барыня, это не моя постель, - оправдывался ни в чем не повинный 
Прохор. 
      - А чья же? 
      - Барина. 
      - Какого барина? Что ты вздор мелешь? - накинулась Варюта. 
      - Нашего, молодого барина, Ляксандры Васильича! 
      - Ты лжешь, негодяй! 
      - Вот крест святой, не лгу! - крестился на образа Прохор. 
      - Ну, все равно - чья бы ни была, ей здесь не место! Убирай вон эту 
дрянь! - сердито сказала барыня, подбрасывая носком туфли маленькую жесткую 
подушку Александра Васильевича. 
      Прохор уже собрал в охапку сено, когда на крик явился сам Суворов. 
      - Я, Варюта, солдат, а не барин-лежебока!-строго сказал он жене. 
      - А я не за солдата выходила замуж, а за генерала,- возмутилась Варюта.- 
Какой же генерал спит эдак, на полу, на сенной трухе? 
      Суворов не переносил прекословия. Он совсем прикрыл глаза и без того 
низко опущенными веками и глухо сказал: 
      - Меня, сударыня, поздно переучивать! 
      И, обернувшись к Прохору, который все еще держал в руках злополучную 
охапку сена, не зная, что с ней делать, крикнул: 
      - Тебе говорят, клади на место! 
      Обозленная Варюта выбежала из комнаты. 
      Это была их первая стычка. 
      Два дня супруги не говорили друг с другом. Василий Иванович пытался 
мирить их, но напрасно: у обоих супругов был неуступчивый характер. 
      Дело обошлось как-то само. 
      Однажды Василий Иванович, встав поутру, хотел поговорить с Сашей о разных 
хозяйственных делах. Старик заглянул в комнату к сыну. Сашенька был уже на 
ногах - он всегда вставал очень рано: сидел у окна и читал "Описание жития и 
дел принца Евгения Савойского". Но в комнате он был не один: в углу, на Сашиной 
спартанской постели, занимая собою все его сено, сладко спала, завернувшись в 
голубое атласное одеяло, дородная Варюта. 
      Мир был восстановлен. 
      С этого дня Варюта не возражала против жесткого мужнина ложа, и каждый 
спал у себя в комнате. 
      Да Варваре Ивановне спать в одной спальне с мужем было и неудобно - муж 
вставал еще до света, а она просыпалась, когда уже давно отблаговестили во всех 
церквах к обедне. 
      Пока Варюта спала, весь этот беспокойный, шумливый курятник, все эти 
девки-горничные не тревожили Суворова. Он в тиши мог спокойно читать, думать о 
войне, о походах, о славе. Но как только просыпалась жена, весь дом ходил 
ходуном. Тотчас же начинались хлопанье дверей, беготня, суета, шум. Было похоже,
 точно в крепость ворвался неприятель. 
      Варюта хлестала девушек по щекам, за дверью всегда кто-либо сдержанно 
плакал. 
      Все это выводило Суворова из равновесия. В службе он был так же строг к 
солдатам, как и к самому себе, но избегал шпицрутенов и сам никогда не