восседал боярин со своей куконой. За господами, на запятках,
 стояли двое слуг. Один держал длинную боярскую трубку. На плече у него висел 
сафьяновый мешок с табаком. 
      По улицам сновали длинношерстые молдаванские свиньи. 
      Босоногие мальчишки, продающие брагу, кричали нараспев: 
      - Брага дульче-е! (Сладкая брага.) 
      В вечернем воздухе стоял немолчный шум от стука кузнечных молотов, скрипа 
немазаных телег, беспрерывного хлопанья бичей, пронзительных криков ямщиков и 
пения пьяных, которые шатались из харчевни в харчевню. Ко всему этому 
примешивались звуки скрипки и гитары: под их аккомпанемент где-то пели 
заунывную молдаванскую песню. 
      Суворов рассеянно глядел по сторонам и думал о своем. 
      Сейчас на него смотрит вся дунайская армия, все эти Салтыковы и Каменские,
 которые так благоговеют перед прусской муштрой. Они думают, что вся сила армии 
в ярко начищенных пуговицах, в завитых волосах и в том, что ошалелый от страха 
солдат лезет вон из кожи, чтобы не сбиться, по всем прусским правилам взять "на 
караул" или "на плечо". И никто не может понять простой истины: главное - не 
эта бездушная парадная муштра, а сам солдат, человек. 
      Суворов докажет это. Он обучит солдат по-своему, на суздальский образец - 
без капральской палки, без излишнего "метания артикул" и прочих прусских 
"чудес". И враг будет разбит. И тогда в суворовскую тактику нехотя придется 
поверить! А с ней - Суворов был в этом глубоко убежден - русская армия станет 
непобедимой. 
      И все-таки как Суворову удивительно не везет! Спесивый, заносчивый 
Каменский участвовал в штурме Бендер и взятии Хотина, а Суворову в это время 
приходилось гоняться по всей Польше за несколькими отрядами врагов. 
      Настоящий шпицрутенный бег. В такой войне не развернешься. 
      Десять лет Суворов ждал момента, чтобы не где-либо на маневрах, а в 
настоящем бою с сильным врагом показать, на что способен русский солдат. И 
теперь такой момент настал! 
      "Теперь-то уж русская тактика себя покажет!" - думал он, поплотнее 
запахиваясь в плащ. 
      ...А в это время Салтыков и Каменский, развалясь на диване и попивая кофе 
по-турецки, перемывали косточки Александра Васильевича. 
      - Не понимаю такого человека. Дворянин, генерал-майор, а ни своего выезда,
 ни слуг... Просто срам! - возмущался Салтыков. - Видали, на чем он приехал? На 
каруце! А вещи? В одном солдатском ранце уместились. Ей-богу! смеялся Салтыков. 

      - Суворовы, правда, не очень родовиты, но, кажется, у них достаточно 
поместий?- спросил Каменский. 
      - Хватает. Его отец, Василий Иванович, - превеликий жмот,- ответил 
Салтыков.- Собрал душ порядочно. 
      - Как старик ни скуп, а не поверю, чтобы отказывал сыну в необходимом! 
Просто Александр Васильевич сам уж такой. Про него я в штабе графа Румянцева 
разное слышал. Говорят, будто он ест солдатские щи да кашу. Потому, вероятно, 
отказывался сегодня от шербета и кофею, - усмехнулся Каменский. 
      - Щи да кашу? Это черт знает что! Генерал-майор и - щи да кашу! 
возмущался Салтыков. 
      - Иван Петрович, а почему граф Румянцев поручил именно ему сделать поиск? 
- спросил Каменский. 
      - Должно быть, потому, что Суворов в Польше отличился быстротою действий. 
Его войска проходили по пятьдесят верст в сутки. 
      - Ну, этого не может быть! - возразил Каменский.- Пятьдесят верст сам его 
величество король Фридрих Второй не сделал бы! 
      - А вы знаете, Михаил Федотович, что Суворов ни во что ставит короля 
Фридриха Второго? - спросил, оживляясь, Салтыков. 
      - Как? Суворов - Фридриха Второго? Это он-то? - удивленно переспросил 
Каменский, отставляя в сторону чашечку с кофе. 
      - Да, да, Суворов! Он не признает линейной тактики! 
      Каменский был поражен. Для него, боготворившего все прусское, все 
фридрихово, было странно слышать, что кто-то может думать иначе. 
      - Он не в своем уме! - выпалил Каменский. 
      Салтыков пожал плечами: 
      - Не знаю. Знаю только одно: Суворов все делает не так, как другие. Он с 
каждым солдатом запанибрата. 
      - Посмотрим, далеко ли он уйдет со своей тактикой,- горячился Каменский, 
не слушая, что говорит собеседник. - Теперь я понимаю, почему Суворов так 
презрительно отзывается о других! 
      - О ком, например? - насторожился Салтыков. 
      - Да хоть бы и о вас, Иван Петрович. Давеча, как вы на минутку ушли из 
комнаты, Суворов мне шепчет: 
      "Вы, шепчет, Михаил Федотович, знаете тактику, я - практику, а Салтыков, 
шепчет, не знает ни тактики, ни практики!" Каков? 
      Салтыков побагровел и вскочил с места. 
      - Ах, вот что! Ну, коли так, тогда пусть же он с одним Астраханским 
полком делает поиск! Я ему сикурсу не дам! Ни одного пехотинца! - стукнул он по 
столу кулаком. - Так и знайте - ни единого! 
      II 
      Астраханцев подняли барабаны. 
      Солдаты негоештского отряда, разбуженные среди ночи, вскакивали и 
торопливо одевались. У всех в голове стояло одно - басурманы! 
      Каждый спрашивал: "Где? Сколько?" И недоумевал, почему, однако, не 
слыхать еще ни выстрелов, ни яростных криков турецких янычар. 
      Солдат 1-й роты Воронов, на ходу перекидывая через плечо перевязь 
патронной сумки, бежал вместе с другими