), как его уже окружает толпа друзей и людей, полагающих,
 что полезно прослыть его другом. Генералы, депутаты, министры, даже Талейран 
оказывают почтительное внимание генералу, и наконец, к нему отправляется и сам 
министр полиции собственной персоной. Он едет на улицу Шантерен и велит 
доложить о себе Бонапарту. Но Бонапарту этот господин Фуше представляется 
безразличным и незначительным посетителем. И он заставляет его, как 
надоедливого просителя, прождать добрый час в передней. Фуше – это имя ему мало 
что говорит: лично он с ним не знаком и, может быть, только вспоминает, что 
человек с таким именем сыграл в годы террора довольно печальную роль в Лионе; 
быть может, он встречал этого оборванного, опустившегося, мелкого полицейского 
шпика в приемной своего друга Барраса. Во всяком случае, это человек, не 
имеющий большого значения, какой-то мелкий делец, пронырливостью раздобывший 
себе теперь маленькое министерство. Такого можно заставить посидеть в передней. 
И в самом деле, Жозеф Фуше битый час терпеливо ждет в передней генерала, и ему, 
быть может, пришлось бы и два и три часа просидеть там в кресле, сердобольно 
предложенном ему лакеем, не случись Реалю, одному из участников затеваемого 
Бонапартом государственного переворота, увидеть всемогущего министра, у 
которого домогается аудиенции весь Париж, в столь жалком положении. Испуганный 
таким злополучным промахом, он вбегает в комнату генерала, взволнованно сообщая 
ему об ужасной ошибке: как можно так оскорбительно заставлять ждать именно того,
 кто одним движением пальца может, как бомбу, взорвать всю их затею. Бонапарт 
тотчас же поспешно выходит к Фуше, очень вежливо приглашает его зайти в кабинет,
 просит извинить его и два часа разговаривает с ним с глазу на глаз.
 Впервые встретились Бонапарт и Фуше лицом к лицу: они тщательно рассматривают, 
оценивают друг друга, соображая, насколько один может быть полезен другому в 
достижении его личных целей. Выдающиеся люди мгновенно распознают друг друга. 
Фуше сразу же угадывает в неслыханной динамичности этого властного человека 
непреодолимый гений самовластия. Бонапарт своим острым стремительным взглядом 
хищника сразу узнает в Фуше полезного, на все пригодного, быстро соображающего 
и энергично действующего помощника. Никто, рассказывал он на острове св.Елены, 
не дал ему такого сжатого и в то же время всеобъемлющего обзора положения 
Франции и Директории, как Фуше в этой первой двухчасовой беседе. И то, что Фуше 
– среди добродетелей которого откровенность отнюдь не значится – немедленно 
открывает всю правду претенденту на трон, означает, что он решил отдать себя в 
его распоряжение. В первый же час распределяются роли – господин и слуга, 
завоеватель мира и политик эпохи; их совместная игра может начаться.
 Фуше уже при первой встрече с необыкновенной готовностью доверяется Бонапарту. 
Однако он не отдает себя всецело в его распоряжение. Фуше не принимает 
открытого участия в заговоре, который должен вызвать падение Директории и 
сделать Бонапарта самодержцем, он слишком осторожен для такого шага. Слишком 
строго, слишком убежденно придерживается он своего жизненного принципа: никогда 
не принимать окончательного решения, пока не определилось, на чьей стороне 
победа. Но происходит нечто странное: в последующие недели обладающего столь 
тонким слухом, столь острым зрением министра французской полиции поражает 
тягостный недуг: он внезапно становится слепым и глухим. Он не слышит 
наводняющих город слухов о предстоящем государственном перевороте, не видит 
бесчисленных писем, которые суют ему в руки. Все его обычно безукоризненные 
достоверные источники информации словно магически иссякли, и в то время, как из 
пяти членов Директории двое даже участвуют в заговоре, а третий наполовину к 
нему примкнул, министр полиции не подозревает о готовящемся военном перевороте, 
или, вернее, делает вид, что не подозревает. В его ежедневных донесениях нет ни 
строчки о генерале Бонапарте и о клике, нетерпеливо бряцающей оружием; правда, 
и другой стороне, стороне Бонапарта, не доставляет он никаких сведений, не 
сообщает ни строчки. Только молчанием предает Фуше Директорию, только молчанием 
связан он с Бонапартом, и он выжидает, выжидает, выжидает. В такие мгновения 
крайнего напряжения, за две минуты до свершения эта амфибия чувствует себя 
превосходно. Держать в страхе обе партии, быть человеком, перед которым 
заискивают обе стороны, чувствовать в своей руке колебание весов – вот в чем 
величайшее наслаждение для этого страстного интригана. Самая чудесная из всех 
игр, несравнимая в своем напряжении с игрой за зеленым столом или любовными 
забавами, – эти мгновения, когда мировая игра приближается к развязке! 
Сознавать в такие минуты, что властен ускорить или затормозить ход событий, но, 
исходя именно из этого сознания, владеть собой и ничего не предпринимать, как 
бы ни чесались руки от стремления вступить в бой, а только наблюдать с 
волнующим, возбуждающим, едва ли не порочным любопытством психолога – вот 
единственное наслаждение, воспламеняющее его холодный ум; только оно волнует 
эту мутную, жидкую, почти водянистую кровь. Лишь такое психологически 
извращенное, духовно сладострастное упоение может увлечь этого трезвого, 
лишенного нервов человека – Жозефа Фуше. И в эти мгновения острого напряжения 
перед решающим выстрелом его обычно угрюмую серьезность окрыляет своеобразная, 
жестокая, циничная веселость. Духовное сладострастие может разрядиться только в 
веселости, в добродушной или злой насмешке, и поэтому Фуше любит шутить именно 
тогда, когда другие находятся в величайшей опасности; как следователь в 
«Преступлении и наказании», он выдумывает самые остроумные и поистине 
дьявольские шутки именно тогда, когда виновный трепещет от ужаса. В такие 
мгновения он любит мистифицировать. На этот раз он в самый зловещий момент 
ставит веселую комедию на подмостках, которые, можно сказать, воздвигнуты на 
бочке пороха. За несколько дней до государственного переворота (он, конечно, 
заранее знает назначенный день) Фуше устраивает званый вечер. Приглашенные на 
этот интимный вечер Бонапарт, Реаль [85] и другие заговорщики, сидя за столом, 
вдруг замечают, что их компания здесь в полном составе: министр полиции 
Директории приг