л Одри на голландский самолет. Она вспоминала об этом возвращении в 
Нидерланды так, словно это был сон, в котором все казалось ярче и значительнее, 
чем в жизни. «Это был ярко-оранжевый самолет… Он летел очень низко… Тогда, я в 
последний раз видела своего отца».
 Оглядываясь назад, можно с полной уверенностью сказать, что возвращение Одри в 
Нидерланды было самым неразумным решением баронессы. Многих страданий удалось 
бы избежать, если бы она вместе со своим семейством перебралась через Ла-Манш в 
Англию. Но тогда Нидерланды сохраняли официальный нейтралитет, надеялись 
остаться в стороне. А между Великобританией и Германией началась война. 
Симпатии большинства голландцев были на стороне противников Гитлера. В первые 
месяцы было трудно поверить, что война придет в страну с ее давними торговыми и 
родственными связями со старой догитлеровской Германией. Баронесса тоже 
разделяла эту точку зрения, считая, что Одри будет с ней в большей безопасности.

 В период, традиционно называемый «ложной войной», обыденная жизнь в Арнеме шла 
своим чередом, хотя напряжение постоянно нарастало. В мае 1940 года, чтобы 
несколько поднять моральный дух нидерландцев, туда прибыла балетная труппа Билс 
Сэдлера. Ее возглавляла Нинетта де Валуа, ведущими танцовщиками были Марго 
Фонтен и Роберт Хелпманн. Они показали балет «Фасад». Арнемская консерватория 
поручила Одри преподнести цветы де Валуа и Фонтен, которую девочка особенно 
любила. Она видела Фонтен в балете во время одного из своих предвоенных 
посещений Лондона, а после спектакля даже пошла за кулисы и беседовала с этой 
очаровательной и милой в общении молодой балериной в ее артистической уборной. 
Позднее те, кто знал обеих, Одри и леди Марго Фонтен, замечали удивительное 
сходство между ними не только потому, что Одри в детстве тоже училась балету, 
но и в том особом торжественном спокойствии, которое отличало и ту, и другую, в 
уравновешенном и дисциплинированном отношении к своему труду и, прежде всего, в 
манере говорить. Мягкие и лирические интонации голоса обеих женщин, казалось, 
доносили их слова до слушателя или собеседника в потоке тепла, искренности и 
очарования. Вне всякого сомнения, Марго Фонтен как балерина и как личность 
стала одним из тех первых идеальных образцов, с которых Одри «лепила» свои роли 
в кино.
 После исполнения балета «Фасад» был устроен прием и ужин. Звуки отдаленной 
артиллерийской стрельбы доносились из-за голландской границы с Германией. 
Благодарственную речь баронессы балетная труппа выслушала вежливо, но с 
заметным напряжением. Как только она закончила свое выступление, актеры собрали 
личные вещи, оставив театральные костюмы и декорации, и поспешили на ожидавший 
их автобус, который отвез их в порт. На следующий день Арнем оккупировали 
немецкие войска. Королева Голландии отбыла в Лондон, а через несколько дней за 
ней последовали министры ее правительства.
 Скоро оккупация стала по-настоящему ощущаться в городе и в стране. Обыденная 
жизнь Одри и ее семьи сделалась мучительно непредсказуемой. Больше, чем 
когда-либо раньше, она жалела о том, что с ними нет отца.
 Маловероятно, что Одри могла что-то узнать о судьбе, постигшей Хепберн-Растона 
в Англии. Страх возникновения «пятой колонны» заставил британский парламент 
принять несколько чрезвычайных законов по обеспечению безопасности еще до 
начала войны. На основании их допускался арест и задержание без суда на 
неопределенное время. 23 мая 1940 года был принят секретный закон, известный 
под наименованием «Постановление 18-В». Он был прямо направлен против 
Британского Союза фашистов. Месяц спустя партия Мосли была запрещена. Несколько 
тысяч человек, включая членов Союза Фашистов, были арестованы. Сэр Освальд 
Мосли был отправлен в тюрьму Брикстон, а леди Диана Мосли – в Холлоувей. Среди 
арестованных были люди разных профессий: учителя, священнослужители, чиновники, 
военные (некоторых из них арестовали прямо в штабах или на плацу), служащие 
государственных учреждений (весьма многочисленная группа), мелкие торговцы и 
владельцы шикарных магазинов, журналисты, горстка членов парламента и крайне 
правых кандидатов в парламент. Не было сделано исключение даже для больных и 
находившихся в больнице. Облава была устроена также и на итальянцев и немцев, 
давно обосновавшихся в Англии и не представлявших никакой опасности для страны. 
Не пощадили даже детей, а также нескольких психически больных людей. Основная 
часть материалов, касающихся арестованных на основании «Постановления 18-В», 
включая и отца Одри, либо до сих пор еще не передана министерством внутренних 
дел в открытые архивы, либо просто уничтожена. Исследование профессора Брайана 
Слипсона, посвященное самому значительному нарушению прав человека в 
Великобритании в этом столетии, было опубликовано в 1992 году под названием, 
которое одновременно и осуждает, и очень четко характеризует происшедшее: «В 
высшей степени отвратительно».
 Это был политический погром – нельзя подыскать более подходящего слова для 
характеристики поспешности, бесчеловечности и зачастую грубого 
непрофессионализма, с которыми действовали полиция и «M 15», секретная служба. 
Жертвой этой акции и стал Хепберн-Растон. Его арестовали и вначале предъявили 
обвинение в принадлежности к Британскому Союзу фашистов. Однако его имени не 
было в официальном списке членов партии. И формулировку обвинения изменили на 
«связь с представителями вражеского государства». А это преступление было более 
серьезным. Помимо непоколебимой преданности Хепберн-Растона фашизму основанием 
для подобного обвинения мог служить занимаемый им пост директора 
контролируемого нацистами агентства новостей, находившегося в Лондоне и 
использовавшегося в качестве «передней линии фронта» Третьим Рейхом. Если бы 
Хепберн-Растон решил отправиться в Германию в начале войны, судьба его могла бы 
оказаться еще печальнее, так как любому, кто хоть немного знаком с его 
характером, совершенно ясно,