терпелось «прощупать» ее личную жизнь, а у нее уже 
было что-то, о чем ей хотелось бы умолчать, – отношения с молодым человеком.
 Джеймсу, или «Джимми», как тогда называли будущего лорда Хэнсона, скоро должно 
было исполниться тридцать. Это был лощеный и во всех отношениях утонченный 
отпрыск и наследник семейства из северной Англии, которое сколотило состояние 
на производстве грузовиков. Внешне он напоминал Майкла Гайлдинга, актера, 
который был тогда популярен в Британии: столь же безупречный костюм, тот же 
удлиненный овал типично английского лица, те же интеллигентные манеры, та же 
располагающая улыбка. Его прошлое было не менее ярким: во время войны офицер, 
спортсмен, завсегдатай ночных клубов, спугник очаровательных женщин, которые 
часто попадали под объектив фотографов с характерной для тех лет обоюдной 
пользой как для фотографа, так и для модели. Хэнсона уже однажды 
сфотографировали под ручку с Джин Симмонс, и ему даже пришлось опровергать 
слухи о его с Джин помолвке. Одри познакомилась с ним на одной вечеринке после 
того, как он видел, как она танцует в «Ciro». "Отчасти Джимми Хэнсон всегда был 
«крутым» бизнесменом, – вспоминает компаньон миллионера по «Хэнсон Траст, – но 
в те годы его сильно влек к себе шоу-бизнес. Все в его семье считали, что ему 
следует жениться, остепениться, зажить своим домом, расширить транспортный 
бизнес до Северной Америки. Но Джимми явно затягивал с этим. Он не собирался 
остепениться до тех пор, пока не встретил Одри».
 Если бы они повстречались немного раньше, до того, как она подписала свой 
контракт с «Ассошиэйтед Бритиш», вполне вероятно, что жизнь Одри Хепберн была 
бы совершенно иной, то есть типичной для тех киноактрис, которые меняют талант 
на деньги и становятся супругами богатых аристократов, посвящая жизнь мужу и 
его коммерческим амбициям и занимаясь благотворительностью. И Одри, вне всякого 
сомнения, стала бы бесценным украшением любого образа и стиля жизни, который 
избрал бы ее муж, и любого места, в котором он решил бы с ней поселиться. 
Появились бы и дети. Она поддерживала бы его в трудные минуты жизни и была бы 
тверда и снисходительна одновременно, если бы он иногда отваживался на глупости 
с другими женщинами.
 Но судьба готовила Одри совсем иное. И хотя ни она, ни Джимми Хэнсон не 
понимали этого тогда, время для их союза уже было упущено. Вскоре появится 
новый претендент на руку и сердце Одри Хепберн. Это будет мировая известность. 
Немногие мужчины могли соперничать с ним.




  ВОТ МОЯ ЖИЖИ! 


 На следующий день после завершения съемок, 31 мая 1951 года, Одри с матерью 
поехала во Францию, где должен был сниматься новый фильм. Они сделали остановку 
в Париже: нужно было платье от Диора, в котором она появится в фильме. Ей 
предстояло исполнить роль кинозвезды, которая вовлечена в дело, связанное с 
похищением ребенка. Этот ребенок попадает в руки гангстеров, главарем которых 
был Вентура. Продюсером фильма был тоже Вентура. Весьма любопытное совпадение! 
Одри радовалась тому, что платье от Диора после окончания съемок останется у 
нее. На другую прибыль от этого фильма она и не рассчитывала.
 Как бы то ни было, работа над лентой «Мы едем в Монте-Карло» – название в США 
изменили на «Ребенок из Монте-Карло» – оказалась сложнее, чем Одри 
первоначально предполагала. Ее сценарист-постановщик Жан Буайе метался в 
промежутках между дублями по съемочной площадке, и Одри вскоре чертовски устала 
вызывать в себе нужные «двуязычные чувства» для английской и французской версий 
фильма. Расписание съемок составлялось в соответствии с привычками французов, а 
это значило, что работа начиналась после ленча и завершалась поздно вечером. У 
Одри оставалось утро, чтобы осмотреть Монако.
 К числу неумирающих мифов принадлежит история о том, что французская 
романистка Колетт впервые обратила внимание на Одри, когда та снималась в Отель 
де Пари, где писательница гостила у принца Ренье и сразу же решила, что именно 
эта девушка должна сыграть скороспелую девчонку-женщину, героиню ее романа 
«Жижи». На самом деле Одри попалась на глаза этой проницательной, внешне очень 
хрупкой, но при том невероятно властной старухе, которой было уже далеко за 
семьдесят и которая уже какое-то время была прикована к инвалидной коляске, 
гораздо раньше. Колетт вез по пляжу в инвалидной коляске муж, писатель Морис 
Гудеке, и тут она увидела худенькую девушку в купальном костюме черного цвета. 
Она резвилась у самой воды. И выглядела дерзкой и при этом удивительно невинной.
 «Вот моя Жижи!» – сказала Колетт Гудеке.
 За последние несколько месяцев они видели немало самых разных Жижи: в парках, 
на бульварах, в универмагах Парижа. С тех самых пор, как американская 
писательница Анита Лоос создала пьесу на основе ее романа, Колетт только тем и 
занималась, что повсюду искала Жижи. И она находила ее – тот девический тип, 
чья здоровая природа побеждает алчность, несмотря на все наставления, которые 
она получила от своей бабки и тетки, в свое время знаменитых куртизанок. А 
бабка и тетка учили, как подцепить молодого миллионера. Проблема же заключалась 
в том, что ни одна из тех «Жижи», на которых останавливался взгляд Колетт, не 
была профессиональной актрисой.
 Джильберт Миллер, нью-йоркский импресарио, купивший права на сценическую 
версию книги, терял терпение из-за того, что ему приходилось откладывать 
постановку пьесы, и угрожал, что, основываясь на дополнительном условии 
договора, назначит свою собственную актрису на эту роль, если Колетт так и не 
сделает свой выбор.
 Колетт с мужем в тот же день хотели попасть в главную обеденную залу Отель де 
Пари, но узнали, что туда п