После возвращения в Англию Голсуорси сразу же отправились в Уингстон и прибыли 
туда 18 мая. Нельзя не отметить разницу в настроении Ады и Джона. Как мы уже 
говорили, для Джона путешествие в Америку было омрачено расставанием с Маргарет 
Моррис, и теперь, вернувшись в свой любимый Девон, он обнаружил, что ему трудно 
сесть за письменный стол. «Ему (Джону. –  К. Д.)  так и не удалось отрешиться, 
как обычно, от всего на свете. Я не знаю, хорошо это или плохо, но я вижу, что 
его работа продвигается очень медленно», – писала Ада Моттрэму и добавляла: «Дж.
 работает усердно, но не очень охотно». О себе же Ада пишет с необычным 
оживлением: «Никогда в жизни я не чувствовала себя так хорошо, как по ту 
сторону огромного океана. Я ощущаю вызывающий прилив сил и желаний... В Америке 
человек оживает. Я съедала огромные бифштексы, пила угольно-черный кофе и 
поглощала мороженое в таких неимоверных количествах, что даже трудно себе 
представить».
 Во время этого недолгого пребывания в Уингстоне (18 мая – 9 июля) Голсуорси 
продолжил работу над центральной частью романа «Темный цветок» – «Лето». 
Возможно, для того, чтобы сделать пребывание Ады в Уингстоне более приятным, он 
купил для нее лошадь – гнедого мерина по кличке Джейн (!); она ездила в 
мексиканском седле, привезенном из Америки, и в костюме для верховой езды, 
который Джон заказал для нее в Санта-Барбаре. Это рискованное предприятие не 
оправдало себя: во время одной прогулки седло соскользнуло, и Ада упала с 
лошади. «Она в страшном шоке», – отмечает Джон в своем дневнике. Его «немного 
развлекали гости», среди которых был писатель и критик Фрэнк Льюкас [84] . 
Голсуорси пишет, что Льюкас был «центром и душой компании».
 Между тем Джон переписывается с Маргарет Моррис по поводу новой постановки 
«Мимолетной грезы», которая, пишет он, «полностью в Вашем распоряжении, 
особенно дневные спектакли». Тем не менее он сам финансировал постановку, а 
также давал советы по части музыкального оформления. Эта работа возродила 
надежды Маргарет вновь увидеться с Джоном, однако он проявил в этом вопросе 
железную волю. «Мы заплатили за покой дорогой ценой», – пишет он Маргарет, а в 
следующем письме через пять дней он призывает ее «разрешить мне исчезнуть из 
Вашего поля зрения, а Вам постараться предать меня забвению. Как же Вы 
собираетесь жить дальше, если позволяете своему сердцу так долго переживать 
из-за меня?». И вновь пытается внушить ей мысль о необходимости покоя: «Покой 
не зависит ни от Вас, ни от меня». Напряжение между ними возрастает, когда в 
начале июля супруги Голсуорси возвращаются в Лондон. «Я сделал большую ошибку, 
заехав сюда на несколько дней перед тем, как мы отправились в Тироль. Это лишь 
создает дополнительный повод для беспокойства Вашего и Ады», – писал он 
Маргарет в ответ на ее просьбу помочь ей в работе над пьесой. И далее 
решительно заявляет: «Если Вы чувствуете, что работа над «Мимолетной грезой» 
усиливает в Вас желание увидеться со мной, – лучше бросьте работу над пьесой! Я 
не имею права и не буду подливать масла в огонь горя Ады, как не делал этого 
все эти месяцы».
 Мы не можем не восхищаться той решительностью, с которой Голсуорси запретил 
Маргарет Моррис вновь вторгаться в его жизнь, несмотря на ее мольбы позволить 
ей увидеться с ним. Между тем они продолжали переписку насчет постановки, и 
Маргарет не расставалась с надеждой все же встретиться с ним. Кроме того, она 
чувствовала (и не без оснований), как трудно осуществлять постановку без его 
советов по части освещения и декораций, в которых он так хорошо разбирался. И 
затем, когда постановка, по ее мнению, провалилась, она часть вины возложила на 
него из-за того, что у них не было непосредственных контактов во время работы. 
Но Голсуорси придавал большее значение иным вещам:
 «Вы забыли или никогда не осознавали до конца разницу между главным и 
второстепенным. Дело не в Вас и не во мне, а в той, кого я люблю и ценю больше, 
чем кого-либо; и я все более и более сожалею о том, что заставил ее страдать. Я 
хочу, чтобы Вы поняли, что те страдания и ужас, которые она пережила, никогда 
не исчезнут из ее памяти и достаточно малейшего повода, чтобы они вновь 
возродились. Благоразумие здесь ни при чем – так же, как ни при чем оно в 
вопросах жизни и смерти».
 И вновь после провала ее постановки «Мимолетной грезы» Маргарет почувствовала, 
что, «убив» его пьесу, она «убила» его дитя; она написала Джону, поведав ему о 
своем отчаянии. Должно быть, она спрашивала, почему они не могут встретиться 
тайно. На это он ответил: «Что касается возможности нашей тайной встречи вместо 
обмена письмами – неужели Вы не понимаете, в каком «безупречном» обществе мы 
живем; Вы не осознаете, что скрытная жизнь, какой бы безобидной она ни была, 
отравляет существование».
 Этот невеселый обмен письмами осенью 1912 года дал Голсуорси возможность 
понять, что даже их переписка зашла в тупик. В следующем году его письма 
приходили все реже, они были короче и носили более формальный характер; наконец 
13 августа он прислал ей последний чек на аренду студии, сопровождаемый до 
обидного короткой запиской, в которой он просил не отвечать ему. История с 
Маргарет Моррис, по крайней мере внешне, закончилась.
 Летом 1912 года, работая над своим новым романом «Темный цветок», Голсуорси 
составлял также сборник очерков и эссе, написанных за последние годы, которые 
должны были войти в книгу «Гостиница успокоения» – сборник «очерков о природе и 
о жизни, повествующих о безмятежных и в то же время суровых их сторонах». Книга 
была издана «Хайнеманом» в октябре 1912 года. В нее вошли «Воспоминание», 
статья «О цензуре», написанная в 1909 году, когда Голсуорси активно участвовал 
в кампании борьбы против театральной цензуры. Но самый большой интерес 
представлял последний очерк, под названием «Туманные мысли об искусстве». В нем 
нашла наиболее полное отражение философия восприятия мира Голсуорси того