отчаивайтесь». Из Парижа они поехали на юг Франции и остановились в Грассе в 
«Гранд-отеле». Отсюда Ада с принужденной веселостью пишет Моттрэму: «Париж нам 
очень польстил: там множество интеллектуалов, которые наизусть цитируют отрывки 
из произведений Дж. Г. и, похоже, знакомы с его творчеством лучше, чем в 
Англии». Джон сообщает, что здоровье Ады постепенно улучшается, и вот она уже 
сама отправляет письмо Маргарет, предлагая той писать ей, «когда и что она 
захочет». «Но, – добавляет Джон, – я думаю, дух ее еще не окреп, поэтому не 
нужно писать все, что захочется». Они продолжают переписываться, хотя Джон 
просит Маргарет «сжечь эти листочки или сохранить их и вернуть их мне, когда мы 
увидимся». Совет, которого Маргарет, к счастью, не послушалась. Свои письма 
Джон отправлял poste restante [83] из Болье, и отсюда же он написал 18 февраля, 
что они с Маргарет должны оставить всякую надежду на продолжение их дружбы. Это 
письмо настолько трогательно, что его стоит привести здесь полностью:
  «  18 февраля 1912 г. Болье 
 Мое дорогое дитя!
 В моих письмах я все время говорил «Ей лучше», «Ей лучше». Это неправда, но, 
пока у меня была надежда, я не хотел ввергать Вас в отчаяние. Если же быть 
честным до конца, ей не будет и не может быть лучше до тех пор, пока между нами 
все не будет кончено. Я наблюдаю это день за днем и ночь за ночью – такое горе 
и мученья, которых я никогда не видел и вряд ли вынесу, если увижу опять. И 
сделать можно только одно – мы должны порвать, и окончательно. Наша с нею 
совместная жизнь и наша любовь основаны на святом доверии; и Вы тоже слишком 
хорошая и дороги мне, чтобы не почувствовать, что мы не можем построить свое 
счастье на ее горе и отчаянии. Нам с Вами судьба оставила только скрытность и 
острую тоску, а я не думаю, что Вам, которая так дорога мне, подойдут 
одиночество и тайная жизнь. Лучше вообще ничего не иметь, лучше с корнем 
вырвать Ваши чувства ко мне. Вы скоро встретите лучшего человека, который 
сможет дать Вам более полную и радостную жизнь. Но если Вам доставит хоть 
маленькую радость узнать, что я любил Вас, как для меня все еще радостно 
сознавать, что и Вы испытывали ко мне подобное чувство, – что ж, эта любовь 
жива и будет жить вечно, даже когда мы оба сумеем подавить ее в себе. Итак, моя 
дорогая, моя бедняжка, мы должны проститься – проститься по-настоящему. И 
благослови Вас господь! Забудьте, забудьте и простите меня!»
 Время, проведенное во Франции, должно быть, было периодом самых тяжелых 
испытаний в жизни Голсуорси. Ада болела и все еще страдала от его неверности. 
Она хотела предоставить Джону необходимую свободу; в то же время она переживала 
крах всех надежд и была обескуражена тем, что он, который, по ее убеждению, так 
отличался от других мужчин, мог желать такой свободы и близости другого 
человека. Насколько серьезно могли они обсуждать возникшую ситуацию? Или они 
переживали ее в ужасающем, болезненном молчании? В дневнике Джона есть намек на 
то, что они все же обсуждали свое будущее. 17 февраля он пишет: «Вопрос о нашем 
отъезде решен. Едем в Нью-Йорк, где будет поставлен «Простак», затем 
путешествуем, и в Англию вернемся в июне». А на следующий день он написал 
приведенное выше письмо. В его дневнике говорится: «Вчерашний день провел, лежа 
над морем на мысу Святого Жана. Это было прекрасно. Вечером были в Монте. 
Проиграли вместе 2 фунта».
 Нетрудно представить себе тот день. Несомненно, лежа в траве над морем, он 
если и не написал, то тщательно обдумал то письмо; должно быть, он понял, что 
для того, чтобы в его жизни с Адой осталось хоть немного радости, ему 
необходимо раз и навсегда вычеркнуть Маргарет из своей жизни. Но его решение 
было значительно важнее, чем кажется на первый взгляд: его племянник Рудольф 
Саутер говорит, что после событий прошедших месяцев, которые Ада расценивала 
как непростительную измену их святому взаимному доверию, их брак продолжил свое 
существование, но уже полностью лишился интимной основы. Лежа под ярким южным 
солнцем, Джон решил отказаться от страстной любви Маргарет Моррис.
 Это раз и навсегда принятое решение принесло одновременно облегчение и боль, и 
тот вечер в казино в Монте-Карло, когда они скромно проиграли два фунта, был 
желанной разрядкой от напряжения предыдущих недель. Так колесо рулетки очертило 
новый, менее счастливый круг в совместной жизни супругов Голсуорси.




 Глава 23
 АМЕРИКА: ВРЕМЯ ИСЦЕЛЕНИЯ


 «Что будет с его работой во всем этом хаосе? Достанет ли у него снова 
душевного спокойствия, чтобы вернуться к творчеству?.. Испытать такое половодье 
страсти, когда чувства захлестывают и достигают душераздирающей остроты, – быть 
может, кто знает?.. Когда-нибудь он будет благодарен за это. Когда-нибудь за 
этой пустыней, быть может, откроется плодородная земля, и он сумеет работать 
еще лучше, чем прежде. Но сейчас – бесполезно; так не может творить тот, кому 
завтра идти на казнь. Он видел, что все равно погиб – откажется ли он от Нелл 
или от удовлетворения неуемного, бунтующего инстинкта, которому давно пора бы 
угомониться, а он все не знает покоя, или же выберет Нелл, зная, что тем самым 
обрекает на муки женщину, которую любит! Вот все, что он сейчас видел. А что он 
увидит по прошествии какого-то времени – это было ведомо одному лишь богу» 
(«Темный цветок»).
 Голсуорси с отчетливой ясностью видел, в какое затруднительное положение он