продвигалась с большим трудом и он постоянно испытывал финансовые затруднения. 
Письма его полны горести: «Я не очень счастлив – мне стало трудно писать. Либо 
я совсем износился, либо стал идиотом». «Как мне помогает то, что такой человек,
 как Вы, всегда со мной!»
 Должно быть, Голсуорси всегда осознавал разницу в характерах и происхождении 
между собой и теми писателями, с которыми он теперь сблизился. Он был воспитан 
как истинный английский джентльмен; его научили быть сдержанным и умеренным в 
поведении и, главное, ни в коем случае не давать волю чувствам. Он имел также 
то, чего не имело большинство его новых друзей, – материальную обеспеченность: 
у него были средства, чтобы вести соответствующий образ жизни, содержать уютный 
дом, а при желании путешествовать. Более того, он был относительно независим от 
издателей и даже, как в случае с книгой «Под четырьмя ветрами», мог 
финансировать публикацию своих книг. Можно возразить, что такая устроенность в 
те времена имела и негативные стороны, что без трудностей и финансовых забот, 
которые часто портили настроение Конраду или Форду, жизнь казалась слишком 
легкой и спокойной. Что талант художника расцветает в нужде, а если ему не с 
чем бороться, он блекнет. Но в те годы у Голсуорси были свои заботы – его 
тайная жизнь с Адой, и это дало материал для лучших его произведений.
 Через Конрада Голсуорси познакомился с чрезвычайно эксцентричным Фордом 
Медоксом Фордом, который жил иногда в Пенте близ Олдингтона. (В сентябре 1898 
года этот дом снял Конрад, а Форд с женой переехали в деревенский коттедж.) 
«Хьюффер (Форд) влюбился в книгу «Под четырьмя ветрами», – писал Конрад 
Голсуорси; после этой книги Форд следил за творчеством Голсуорси с большим 
интересом. Он писал о рассказе «Спасение Форсайта»: «Это самая прекрасная вещь 
из написанных Вами». В своих мемуарах Форд описывает, как, будучи в гостях у 
Конрада в Пенте, он познакомился с Голсуорси: «Я приготовился к чему-то 
необыкновенному, заметив, с каким сияющим лицом Конрад сообщил: «Джек 
спрашивает, можно ли ему прийти».
 Я правил резвой кобылой. Он (Голсуорси) ухватился сбоку за экипаж, но не сел в 
него, а сказал, что хочет немного поразмяться...
 Я стегнул кобылу. Это было очень хорошее животное, старое, но в его жилах 
текла кровь настоящего арабского скакуна. Я думал, что увижу этого парня лишь 
через четверть часа, когда подъеду обратно к дому... Но он был рядом – бежал, 
держась за коляску, с невозмутимым спокойствием. И пока мы ехали по Пикадилли, 
он беседовал со мной... о глинистых землях вокруг Пента, которые переходят в 
известняковые холмы; о том, откуда берутся молодые куропатки; о Шелби Лаундсе, 
бесстрашном хозяине гончих в Восточном Кенте, который когда-то разводил собак в 
Кливленде. Англичане должны знать все эти вещи, иначе им не о чем будет болтать.
 Таким образом он пробежал милю с четвертью. Я чувствовал себя как Мопассан, 
когда перед его каноэ в Средиземном море вынырнула голова Суинберна [44] и поэт 
поплыл к берегу рядом с лодкой, весело рассуждая об Анакреоне [45] «.
 Этот анекдот напоминает, что на первых порах Голсуорси, хотя и несколько иначе,
 был столь же странен для своих новых друзей, как и они для него.
 В Лондоне (Форд вернулся туда в 1903 году) у них происходили импровизированные 
«полухолостяцкие» встречи. Голсуорси приглашал своих друзей к завтраку: «Завтра 
я буду завтракать с Голсуорси (представь, как рано мне придется встать)», – 
писал Форд Элси в феврале 1903 года и далее описывал квартиру в Обри-Уок: 
«Двери и окна были всегда открыты, и солнечный свет лился на посвистывающий 
серебряный чайник, шипящие на серебряных блюдах кушанья, красный кафель на полу,
 яркие ковры и яркие ширмы. И мы разговаривали до тех пор, пока для меня не 
наставало время возвращаться в мои окрашенные акварельными красками стены к 
бесконечному писательскому труду». По-видимому, и Голсуорси тоже посещал Форда, 
так как он писал, когда в апреле следующего года Форд уехал из Лондона: «Я буду 
очень скучать по Вас – как было хорошо, когда можно было запросто «заскочить» к 
Вам».
 Вероятно, в те годы на Кемпден-Хилл царила та особая атмосфера, какая бывает в 
богемной среде; по плану города видно, как близко друг к другу стояли дома 
членов этого маленького кружка. Мы уже знаем, что квартира Ады и дом супругов 
Саутер были расположены в нескольких минутах ходьбы от холостяцкой квартиры 
Голсуорси в Обри-Уок, Форд жил еще ближе – по его словам, прямо напротив 
водоема в Эрли-Гарденз; недалеко оттуда – на Гордон-Плейс, 17, устроились и 
Конрады. Вот так они все вместе и жили почти в буквальном смысле этого слова: 
Форд жалуется, что Конрад писал «Ностромо» в его кабинете, так что они почти 
соавторы этой книги.
 Позже Форд поселился на Холланд-Парк-авеню, 84, где расположилась 
штаб-квартира журнала «Инглиш Ревью». Здесь же, на Кемпден-Хилл-роуд, 80, 
находился Саут-Лодж – дом несчастной Вайолет Хант [46] . Интересно, что на 
обеде у Голсуорси 21 марта 1907 года Вайолет Хант и Форд Медокс Форд 
встретились впервые после долгих лет разлуки (они были знакомы в детстве), и 
эта встреча положила начало одному из самых фантастических романов в истории 
литературы.




 Глава 12
 «ОСТРОВ ФАРИСЕЕВ»


 Таково было окружение Голсуорси в годы, когда он создавал свои самые смелые и