Наконец на берег было направлено известие о случившемся с просьбой о помощи, 
Теду стало полегче, и местные носильщики доставили его обратно в Ба, проделав 
путь в двадцать восемь миль. До нас дошло описание того, как Голсуорси в 
последний раз упаковывал вещи, пережив при этом несколько мелких неприятных 
моментов:
 «Джек остался без очков, так как он сложил их в кожаный футляр вместе с 
серебряными столовыми приборами. Неудивительно, что все очки разбились, хотя 
Джек никак не мог понять почему. Каждый раз, когда он снимал пояс, к которому 
был прикреплен футляр, он швырял его на землю. Серебро было достаточно твердым, 
чтобы раздавить стекло, что в конце концов и случилось.
 Но вещи все-таки были упакованы, точнее, носильщики затолкали их в ящики и 
вещевые мешки. Конечно же, в результате этого жирная пища оказалась в опасной 
близости с одеждой и в мешках, и в ящиках. В футляр от моего гобоя Джек положил 
пакет с сахарным песком, в котором было несколько дырочек, и печенье. Затем 
туда же он сунул большой пузырек с лекарством и флягу с водой. Он сказал, что 
это жизненно необходимые вещи, которые всегда должны быть под рукой. Они 
действительно были под рукой – невообразимая жирная жижа. Это очень удивляло 
Джека. Он восклицал: «Боже мой! Сахар высыпался прямо на пузырек и все 
остальное. Как это противно!» – или: «Ей-богу, пробка вылетела из пузырька, и 
теперь здесь черт знает что творится!»
 После драматических событий в Суве их путешествие продолжалось относительно 
спокойно. К середине февраля Сондерсон достаточно окреп, чтобы плыть в Окленд в 
Новой Зеландии, но по настоянию врачей он поехал ловить рыбу на Южный остров, в 
то время как Голсуорси направился исследовать «горячие озера и любопытные, но 
дьявольски опасные районы Северного острова». В Окленде он получил из дома 
письмо с сообщением о помолвке его сестры Лилиан с Георгом Саутером. В 
поздравительном письме Лилиан он рассуждает по поводу собственной личной жизни: 
«Вряд ли что-нибудь подобное может произойти между мной и Сибил; я слишком 
нерешителен, а ей все это безразлично; может быть, это и к лучшему, потому что 
я не создан для семейной жизни».
 По возвращении он сообщил Теду, что «в окружающей природе был максимум 
необычайного и минимум прекрасного».
 Путешественники решили вернуться в Англию на борту клиппера «Торренс» – одного 
из самых лучших клипперов своего времени водоизмещением 1276 тонн. Это 
путешествие имело для Голсуорси далеко идущие последствия: во время него он 
приобрел нового друга. Это был Джозеф Конрад [27] . Хотя тогда он еще ничего не 
опубликовал, но уже работал над своим первым романом «Каприз Олмейера». 
«Впервые я встретил Конрада в марте 1893 года на английском паруснике «Торренс» 
в Аделаиде. Он руководил погрузкой. На палящем солнце его лицо казалось очень 
темным – загорелое лицо с острой каштановой бородкой, почти черные волосы и 
темные карие глаза под складками тяжелых век. Он был худ, но широк в плечах, 
невысокого роста, чуть сутулый, с очень длинными руками. Он заговорил со мной с 
сильным иностранным акцентом. Странно было видеть его на английском корабле.
 Я пробыл с ним в море пятьдесят шесть дней. Много вечерних вахт провели мы в 
хорошую погоду на юте. У Конрада, великолепного рассказчика, уже было за 
плечами около двадцати лет, о которых стоило рассказывать... Он говорил не о 
литературе, а о жизни... В Кейптауне, в мой последний вечер, он пригласил меня 
к себе в каюту, и я, помню, тогда же почувствовал, что из всех впечатлений 
этого путешествия он останется для меня самым памятным. Обаяние было главной 
чертой Конрада – обаяние богатой одаренности и вкуса к жизни, по-настоящему 
доброго сердца и тонкого, разностороннего ума».
 Условия жизни на судне вызвали поначалу у юных путешественников дурное 
настроение. «Я никогда не ел более скверного завтрака», – писал Голсуорси домой.
 Но им не из-за чего было беспокоиться: на судне везли «корову, теленка, в 
большом количестве овец, гусей, индеек, уток, кур, свиней и капусту; были также 
(вероятно, не для употребления в пищу) кенгуру обычный, два кенгуру-валлабу, 
пять попугаев, собака, две кошки, несколько канареек и два громко кричащих осла 
– не корабль, а просто Ноев ковчег».
 Во время плавания капитан регулярно давал Голсуорси уроки навигации и морского 
дела. «Он говорил, что я неплохо все усваиваю, и я действительно начинаю 
потихоньку разбираться, что к чему», – писал он домой.
 Голсуорси сошел с «Торренса» в Кейптауне и после беглого осмотра нескольких 
шахт в Хай-Констанции вернулся в Англию на борту «Скота» за рекордно короткое 
время – пятнадцать с половиной дней.
 Эти два продолжительных путешествия за границу, а также более короткая поездка 
в Россию с целью осмотреть еще одну шахту [28] должны были, по мнению его отца, 
остепенить молодого человека. Однако выяснилось, что все это дало совершенно 
обратный эффект: Джон вернулся домой еще более беспокойным и с полным 
отсутствием желания работать в адвокатуре. Если раньше была хоть какая-то 
надежда, что он сделает карьеру на юридическом поприще, сейчас ее не осталось 
совсем. Он перескакивал с одной идеи на другую, от художественных исканий до 
бредовых грез о заграничных приключениях. «Я хотел бы проникнуть в суть красоты,
 постичь ее, но так получается, что человек на полное единение с красотой 
неспособен», – писал он Монике Сондерсон и продолжал в том же письме: «Читали 
ли Вы когда-нибудь отчеты золотоискателей в Западной Австралии? Если бы не мой 
родитель, я бы присоединился к двум-трем старателям и попытался бы добиться 
чего-нибудь в этом деле. Мне кажется, что вгрызаться в какую-нибудь 
специальность, чтобы делать деньги, – мерзкая скука, когда можно заработать то 
же самое за два-три года...» И заканчивает свое письмо: «Как бы я хотел 
обладать талантом – я действительно считаю, что самый приятный способ