начала к концу — идея, с течением веков выкристаллизовавшаяся в прославляемое 
одними и проклинаемое другими понятие прогресса, — проникает и в мифологическую 
цикличность. Мир создается, чтобы быть разрушенным, причем теперь гибель мира 
затрагивает не только старшее поколение обитателей земли, но буквально всех, в 
том числе людей. Квинтэссенция «историзации» мифологии — христианская 
апокалиптика с ее мотивами Судного дня и Страшного суда. Кстати сказать, в 
христианской мифологии, как и в мифологиях иудаистической и иранской, 
эсхатологическая тема приобретает «этическую составляющую»: гибель мира 
неизбежна, поскольку он погряз в грехе, и только очищение огнем способно 
принести избавление от скверны.


Скандинавская мифология — во всяком случае, на той, достаточно поздней стадии 
своего развития, которую сохранили для нас песни «Старшей Эдды» и прозаические 
фрагменты «Младшей Эдды»
[46]
— безусловно исторична; в ней присутствует «направленное» время, движущееся от 
начала к концу. Она уникальна в том отношении, что эсхатологическая тема 
составляет основное ее содержание; более того, в скандинавской традиции гибель 
мира неизбежна, поскольку мироздание рукотворно, а потому обречено состариться, 
одряхлеть и умереть, — и вместе с мирозданием гибнут боги, гибнут раз и 
навсегда
[47]
.


Скандинавская мифологическая этика не ведает греха (в христианском значении 
этого слова). Миру суждено погибнуть отнюдь не потому, что боги нарушают 
собственные клятвы, прелюбодействуют или ополчаются друг на друга. Нет, мир 
погибнет лишь потому, что такова его судьба (недаром Рагнарек переводится и как 
«гибель», и как «судьба богов»).
* * *
Эсхатологический мотив судьбы отчетливо звучит в предваряющем миф об 
уничтожении мира и уходе великих богов мифе о гибели светлого бога Бальдра. По 
замечанию Е.М. Мелетинского, «миф о возникновении смерти от копья и первом 
ритуальном жертвоприношении в рамках воинских инициаций — убийстве юного бога 
Бальдра — становится прологом к собственно эсхатологическому циклу и обратному 
превращению космоса в хаос».
Гибель Бальдра, напророченная вельвой, предопределена изначально; более того, 
она — естественное следствие цепи событий, первым из которых было сотворение 
мира. Как пишет О.А. Смирницкая, «война асов и ванов, строительство Асгарда, 
смерть Бальдра — эти и другие события проходят перед нами не как отдельные 
сцены из жизни богов, а как акты вселенской драмы, конец которой известен. Все 
оказывается взаимосвязанным в судьбах мира. Добро прорастает злом, неутомимая 
деятельность богов расшатывает основы устроенного ими мира, приближая в конце 
концов его гибель. В своем стремлении к власти боги попирают законы, ими же 
установленные. Сам Один, оказывается участником событий, ход которых ему 
неподвластен. Боги, как и все сущее, не избегнут приговора судеб.»



Б. Фогельберг. Бальдр (1840 г.).

Зачином к мифу о гибели Бальдра выступает предание о зловещих снах, которые с 
некоторых пор стали преследовать юного бога. Обеспокоенный этими сновидениями, 
отец Бальдра Один отправился в Хель и своим колдовством поднял из могилы 
прорицательницу-вельву, чтобы вызнать у нее, отчего «сны у Бальдра такие 
зловещие». Вельва отвечала, что в мире мертвых для Бальдра приготовлены богато 
украшенные палаты, то есть подтвердила, что Бальдру суждено погибнуть. На 
настойчивые расспросы Одина она также поведала, что убийцей Бальдра станет его 
брат Хед:


Один сказал:
«Вельва, ответь!
Я спрашивать буду,
чтоб все мне
открылось:
еще хочу знать,
кому доведется
стать Бальдра убийцей,
кто сына Одина
смерти предаст».


Вельва сказала:
«Хед ввергнет
сюда дерево славы;
ему доведется
стать Бальдра убийцей,