Но только не Тир, отважный боец. Он подошел к Фенриру и положил левую руку 
между его страшными челюстями.
Не левую, — зарычал Фенрир, — а ту, которой ты держишь меч, о Тир!
И тот положил руку, в которой привык держать меч, ему в пасть.
Затем на волка наложили цепь Глейпнир. Полными злобы глазами он смотрел, как 
боги спутывали его, и, когда все было кончено, он напрягся, как раньше. В своем 
усилии он раздулся до чудовищных размеров, но путы даже не треснули. Тогда он 
яростно щелкнул зубами, и рука Тира, та рука, в которой он держал меч, была 
отгрызена.
Фенрир остался связанным. К путам была прикована могучая цепь, ее пропустили 
сквозь дыру, которую пробурили в огромной скале. Волк прилагал чудовищные 
усилия, чтобы порвать путы, но и они, и скала, и поводок выдержали. Боги, видя, 
что теперь он безопасен, чтобы отомстить за руку Тира, взяли меч Тира и по 
рукоятку загнали его волку под нижнюю челюсть. Тот издал жуткий вопль. Из его 
пасти могучим потоком хлынула пена. Из нее образовалась река, которую называют 
Вон — река злобы и ярости. И река эта текла, пока не наступил Рагнарёк, Сумерки 
богов.




РОК БАЛЬДУРА


В Асгарде было два места, где асы и ваны наполнялись силой и и радостью: одним 
был сад, где росли молодильные яблоки, которые собирала Идунн, а другим — Земля 
мира, где во дворце Брейдаблик жил Бальдур, которого все любили.
На Земле мира никогда не совершалось никаких преступлений, не проливалась кровь,
 не произносилось ни одного ложного слова. Когда в Асгарде думали об этом месте,
 все были едины во мнении: не будь Земли мира, осчастливленной присутствием 
Бальдура, среди асов и ванов царили бы мрачность и напряженность при мысли об 
опасных и зловещих поступках, которые были направлены против них.
Бальдур был прекрасен. Настолько, что все белые цветы земли назывались его 
именем. Бальдур был олицетворением счастья. Он сам был настолько счастлив, что 
все птицы на земле выпевали его имя. Бальдур был и настолько мудр и справедлив, 
что вынесенное им решение никогда не оспаривалось. Никакой грязи, никакой 
подлости и близко не было рядом с тем местом, где он обитал.
Его Брейдабликом зовут, Тот дом, где Бальдур-прекрасный Построил себе беседку, 
И на этой земле, что я знаю, Не бывает никаких пороков.
На своей Земле Бальдур исцелял всех. Он лечил и физические, и душевные раны.
Теперь, когда Фенрир был прикован к скале на далеком острове, асы и ваны поняли,
 что значит всеобщее довольство. Они проводили прекрасные дни на Земле мира, 
слушая музыку птичьих голосов.
Но даже Землю Бальдура не обошли тяжкие веяния предчувствия неминуемого 
несчастья. Как-то маленькая Хносс, дитя Фрейи и пропавшего Одура, пришла сюда в 
такой печали, что никто не мог утешить ее. Лишь Нанна, мягкая и добрая жена 
Бальдура, взяв ребенка на колени, успокоила ее. И тогда Хносс рассказала свой 
сон, от которого проснулась в страхе.
Ей приснилась Хель — наполовину женщина, наполовину труп. В ее сне Хель вошла в 
Асгард со словами: «Властитель асов, она должна жить со мной в моих владениях 
под землей». Этот сон навеял на Хносс такой страх, что она впала в глубокое 
отчаяние.
Когда Хносс рассказала свой сон, наступило всеобщее молчание. Нанна задумчиво 
посмотрела на Одина, всеобщего отца. А Один, глядя на Фригг, увидел, как страх 
стеснил ей грудь.
Он оставил Землю мира и пошел в свою сторожевую башню к трону Хлидскьялф, куда 
к нему прилетали Хагин и Мунин. Каждый день эти два ворона облетали весь мир и, 
возвращаясь к Одину, рассказывали обо всем, что происходило. И теперь они 
рассказали ему о событиях, которые могли заставить его предположить, что Хель в 
самом деле обратила внимание на Асгард и что у нее хватит сил утащить кого-то в 
свою мрачную обитель.
Подлетев к Одину, вороны устроились у него на плечах и рассказали о вещах, о 
которых шла речь у Иггдрасиля, Дерева мира. Рассказала о них Рататоск, белка. А 
услышала она их от выводка змей, которые вместе с Нидхёггом, огромным драконом, 
грызли корни Иггдрасиля. Она рассказала, что в обиталище Хель постелена постель 
и стоит пустое кресло для какого-то важного гостя. И, слушая это, Один подумал, 
что лучше бы Фенрир носился по Асгарду, чем Хель похитила бы одного из них, 
чтобы усадить его в кресло и уложить в постель.
Он оседлал Слейпнира, своего восьминогого жеребца, и направился к пропасти, в 
которой обитали мертвые. Он ехал три дня в молчании и темноте. Однажды один из 
гончих псов Хельхейма, Гарм, сорвался с привязи и кинулся по следам Слейпнира. 
День и ночь Гарм преследовал его, и Один чувствовал запах крови, капающий с его 
огромных клыков.
Наконец Один прибыл на поле, где, закутанные в саваны, лежали мертвые. Он 
спрыгнул с коня. И воззвал к Волве, мертвой пророчице: «Встань и говори со 
мной», прочитал руну, сила которой могла нарушить сон мертвых.
Среди тех, кто лежали, окутанные саванами, раздался стон. Тогда Один крикнул:
Вставай, Волва-пророчица!
В гуще саванов началось шевеление, и среди мертвых поднялись чьи-то голова и 
плечи.