основном  в  западных  берниях —  Олонецкой,  Санкт-Петербургской, 
Псковской, Смоленской, — а также встречался в Костромской  губернии. 
Купальские  костры раскладывали,  как правило,  за пределами  селения: 
на холмах вблизи полей, чаще всего — на берегу рек и других водоемов. 
Для  разжигания  костра  приглашали  уважаемых  в  крестьянской  общине 
стариков.  В  некоторых  местных  традициях  зажигал  костер  парень, 
отличавшийся ловкостью и удалью. Огонь для купальского костра чаще 
всего  добывали  древним  способом —  с  помощью  трения  двух  кусков 
дерева. Такой огонь назывался «живым». Для костра жители приносили 
из  домов  отслужившие  свое  старые  вещи:  бороны,  метлы,  колесные 
ободы и подобное. И сам этот способ, и отмеченность непосредственного 
разжигателя  костра,  и  материал  для  него  указывают  на  несомненную 
причастность  обряда  к  древнему  культу  огня.  Об  этом  же свидетельствуют  
ритуальные  тексты,  сопровождавшие  действо,  в 
частности в белорусской традиции: 
Сягодня у нас Купала, 
Не дзеука огонь раскладвли, 
Сам Бог огонь раскладау 
По  мнению  исследователей,  некоторые  сведения,  даже  довольно 
позднего времени, позволяют  говорить о сжигании в купальском костре 
ритуального  атрибута —  воплощения  мифологического  персонажа:  на 
Гомельщине,  например,  еще  в  начале XX  века  молодежь  на  Купалу 
делала  из  соломы  антропоморфное  чучело,  называвшееся  Марой,  с 
песнями  несла  его  за  околицу,  раскладывала  костер  из  соломы, 
хвороста,  старого  хлама и  сжигала Мару, после  чего начинали прыгать 
через  огонь  и  петь  песни.  О  древности  этого  обряда  говорит  наличие 
значительного  числа  типологически  близких  ритуалов  в  разных 
славянских традициях. 
Костер иногда, например, в Псковской губернии представлял собой 
сложенные  столбиком  дрова,  который  обкладывали  хворостом.  Но,  как 
правило, центром купальского костра служили дерево — сосна или ель, 
которым нередко обрубали сучья или макушку, — или шест, вкопанный в 
землю.  На  них  вешали  венки,  старые  веники,  цветы,  старые  лапти, 
прикрепляли  к  вершине  свечки.  В  Санкт-Петербургской  губернии  к 
ритуальному  дереву  привязывали  оставшиеся  после  троицких  обрядов 
березки,  а  его  ствол  обматывали  лыком.  В  полесской  традиции  живое 
или срубленное купальское деревце украшали специально сорванным в 
поле житом, колосьями, которые сплетали в венки, ими же обкручивали 
ствол и ветки. Такое дерево здесь называлось «купало». 
На Псковщине  считали,  что  купальский  огонь  нельзя  зажигать  на 
земле.  Поэтому  на  вершине  дерева  или  шеста  закрепляли  колесо  или 
обод от него, пук соломы, смоляную бочку, а нередко наверх поднимали 
ведра со «смоляками» (пнями), которые и поджигали. Горящее в высоте 
колесо или другие предметы, имеющие круглую форму, воспринимались 
в  народном  сознании  как  символ  солнца.  В  некоторых  местах  был 
известен  обычай  пускать  горящие  колеса,  ободы  и  смоляные  бочки  с 
холмов  и  возвышенностей  вниз.  О  нем  еще  в XVII  веке  писал  в 
челобитной  царю  Алексею  Михайловичу  старец  Григорий: «Тако  же  о 
рождестве Иоанна Предтечи  всю  нощь  бесятся  бочки  зажигают  и  з  гор 
катают, и, веники зажегши скачут». Все эти ритуальные действия были 
направлены  на  то,  чтобы  солнце  светило  ярче,  было  теплее,  отчего 
урожай стал бы лучше. 
Купальский  костер  был  центром  молодежных  гуляний  в  Иванову 
ночь,  куда  обязательно  сходились  парни,  девушки  и  пары, 
поженившиеся  минувшей  зимой.  Здесь  обычно  устанавливали  качели, 
устраивали  общую  трапезу,  водили  хороводы,  пели  песни  и  плясали. 
Непременным обрядовым действом у костра было перепрыгивание через 
купальский  огонь.  Прыгали  поодиночке  и  парами.  Согласно  народным 
поверьям,  перепрыгнувший  обретал  крепкое  здоровье  и  удачу  на 
текущий  год. Верили  также, что если девушка и парень перескакивали 
через огонь, не разомкнув рук, то вскоре они поженятся, а их брак будет 
счастливым. Кроме  того, широко было распространено представление о 
том,  что  чем  выше  будут  прыжки  через  огонь,  тем  выше  в  полях 
вырастут хлеб и лен. 
Считалось,  что  купальский  огонь  обладает  очистительными 
свойствами.  Поэтому  у  русских  существовал  обычай  бросать  в 
купальский  костер  сорочку  больного  ребенка,  чтобы  вместе  с  ней 
сгорела и болезнь. В некоторых местах матери через огонь переносили 
маленьких  детей,  страдающих  каким-либо  недугом;  кое-где  через 
купальский  костер  прогоняли  домашний  скот,  чтобы  защитить  его  от 
болезней и мора. 
Пепел и головешки от купальских костров молодежь разбрасывала 
«на  все  стороны».  В  Смоленской  губернии  это  делали  для  того,  чтобы 
защитить посевы  от ведьм; разорение  костра  сопровождалось  словами: 
«Выйди,  ведьма,  с  нашего  жита,  а  не  выйдешь —  глаза  выжгу». 
Псковичи, рассеивая пепел,  говорили: «Родись, хлеб, для наших малых 
детей».  Аграрно-магическое  значение  этого  действия  подтверждается 
также  обычаем  раскладывать  головешки  от  купальского  костра  на 
капустные  грядки,  что,  по  поверьям,  защищало  побеги  от  гусениц  и 
обеспечивало урожай капусты. В Полесье после прыганья через костер