того обряда, который воспринимался современниками, как нехристианский и так 
беспокоил Ольгу. Еще любопытнее другое сообщение летописи — о крещении останков 
двух князей-язычников, внуков Ольги, Ярополка и Олега. Очевидно, что оба князя 
были именно похоронены, иначе крестить было бы просто нечего. Столь же очевидно,
 что они были язычниками, иначе крестить их останки не имело смысла (и даже 
было бы кощунством). Итак, если арабы просто ничего не говорят о религии русов, 
которых хоронили, а не сжигали, то летопись прямо указывает на погребение (а не 
сожжение!) язычников. Касаясь той части былины, действие которой происходит 
вслед за воскрешением жены Потыка и их исхода из могилы, следует отметить, что 
определение Б.А. Рыбаковым попыток жены погубить Потыка (речь как раз о 
событиях, происходивших после выхода Потыка с женой из могилы) как 
противоборство язычества с христианством далеко не бесспорно. Так, осуждение 
пьянства Потыка, делающего его беспомощным перед чарами коварной супруги, 
вопреки Б.А. Рыбакову, не есть критика «языческих ритуальных пиров». Иначе 
придется предположить, будто «языческие ритуальные пиры» критиковал верховный 
бог скандинавов-язычников Один в «Речах Высокого» и «Речах Гримнира»: 

		Меньше от пива Пользы бывает,
		Чем думают многие;
		Чем больше ты пьешь,
		Тем меньше покорен
		Твой разум тебе.
		Пьян ты, Гейррёд!
		Пил ты не в меру,
		Отныне лишен ты
		Подмоги Моей»
		Эйнхериев помощи,
		Милости Одина! 

Столь же неубедительно утверждение, что «распятие богатыря-христианина было 
злой иронией „волшебницы-еретицы“». Над кем же тогда «иронизировали» кельтские 
«волшебники»-друиды, распиная пленных язычников-римлян? Вообще, распятие было 
широко распространено в древнем мире: «этот самый жестокий из придуманных 
человечеством видов казни имеет очень древнюю родословную. На кресте распинали 
своих преступников вавилоня-не, персы, финикийцы», пишет в «Библейских 
преданиях» польский автор Зенон Косидовский. Ну, насчет «самого жестокого вида 
казни» пан Косидовский очень и очень погорячился, не человеку XX века делать 
такие заявления. Если даже забыть о польском местечке Освенцим, то можно еще 
вспомнить подвалы ЧК 1920-х или, скажем, посмотреть подробные съемки аборта, 
чтоб убедиться в напраслине, возводимой на палачей древности. Но что распятие 
существовало до христианства и независимо от него — это факт. В мир варваров 
Восточной Европы оно попало достаточно рано — стоит вспомнить антского князя 
Буса, распятого вместе с сыновьями и старейшинами готом Германарихом, или 
распятых рабов, которых видели римские послы в государстве Аттилы.

Наконец, помимо указанных Рыбаковым восточных авторов, о существовании двух 
различных погребальных обрядов у русов сообщает Саксон Грамматик, описывая оба 
обряда: трупоположение и трупосожжение. Он рассматривает их, как предписанные 
русам победившим их датским королем Фротоном. Точно так же польский хронист 
Кадлубек сообщает, будто обычаи данов в области одежды и прически есть память 
об одержанной над ними победе славян, а индийское предание утверждает, что 
некоторые обычаи иноземцев (скифов, иранцев и др.) навязаны им победоносным 
индийским царем Сагарой. Поэтому нет необходимости рассматривать эти обычаи как 
и впрямь навязанные русам данами. Вот эти обычаи: «Чтобы всякий отец семейства..
. был предан захоронению под курганом со своим конем и всем своим снаряжением. 
(...) тела же каждого центуриона или сатрапа должно было сжечь на воздвигнутых 
кострах в собственных кораблях». И опять о трупоположении у русов говорится 
безо всякой связи с христианством. Кажется, Б.А. Рыбаков совершенно напрасно 
отказался от этнического объяснения погребений в срубах («племя срубных 
гробниц») в пользу конфессионального.

Кроме примеров, приведенных Рыбаковым, совмещение огненного погребения с 
похоронами в земле наблюдалось и у других народов. В Ригведе, наряду с 
указаниями на огненное погребение (X, 19, 8), есть и гимны, которые трудно 
истолковать иначе, нежели указание на погребение в земле. Так, гимн (X, 18, 
10-13) содержит слова, обращенные к покойнику: «Спускайся же в эту ласковую 
мать-землю», и завершается словами: «Пусть Яма построит тебе здесь дом». 
Последнее действительно является параллелью к срубным гробницам русов. 
Археологический факт сосуществования нескольких различных обрядов погребения 
зафиксирован у скандинавов, описан и обоснован он в скандинавской «Саге об 
Инглингах». Там говорится, что огненное погребение изобрел Один, дабы душа 
человека сразу попадала в мир богов. Один принадлежал к племени асов, 
скандинавских богов, связанных с войной, властью, путешествиями. Ингве-Фрейру, 
богу из племени ванов, посылавшему мир, любовь и плодородие, приписывалось 
изобретение другого обряда — чтобы волшебная сила правителя, его удача не 
покидала вместе с ним племя, вождя хоронили, не сжигая, внутри кургана. Вопрос 
о происхождении и значении совместного существования двух этих погребальных 
обрядов далеко выходит за пределы темы настоящей работы и здесь рассматриваться 
не будет. Следует лишь отметить, что обычай трупосожжения по какой-то причине 
вообще почти не отразился в эпосе. Встречается, правда, сожжение богатырем