как языческие понятия сменяются христианскими. Есть и более веские 
доказательства языческой древности былин. В них достаточно подробно, с явным 
знанием дела описаны самые мрачные и одиозные стороны русского язычества — я 
начну с них, ибо «светлые» стороны могут породить у какого-нибудь 
сочувствующего христианству читателя соблазн приписать их как раз влиянию 
симпатичной ему религии. Вот только вряд ли нашему предполагаемому стороннику 
христианства захочется приписать влиянию христианства превращение головы 
поверженного врага в трофей (с отчетливым оттенком человеческого 
жертвоприношения), или ритуальные самоубийства, или совместные погребения 
супругов (причем одного из них — заживо). Причем все это вершат не какие-нибудь 
лиходеи, вроде колдунов Тугарина Змеевича и Соловья-разбойника или, скажем, 
ведьмы Маринки Кайдаловны. Нет, это положительные герои былин, славные 
святорусские богатыри.

Рассмотрим же повнимательнее эти датирующие мотивы, жутковатые языческие черты 
русских былин, выдающие их глубокую, дохристианскую древность.



Глава 3 Голова, что пивной котел: череп-трофей в былинах

Нередко былинный герой, одолевший очередного супостата, обходится с его 
останками сколь нерационально, столь и не по-христиански. Тело обезглавленного 
врага рассекается на части и разбрасывается по полю. Голова же насаживается на 
копье и победоносно привозится на княжеский двор или на заставу богатырскую. 
Иногда, впрочем, ее «просто» увозят в качестве трофея. В этом последнем случае 
герой непременно подчеркнет сходство усекно-венной головы очередного «царища» с 
«пивным котлом». Рассмотрим подробнее оба этих мотива.

Особенно привлекает внимание первый из них (Алеша Попович, Илья Муромец). Сразу 
вспоминается изложенная Львом Диаконом история гибели Иоанна Куркуаса, тезки и 
родственника императора Цимисхия, осадившего в болгарском городе Доростол (ныне 
Силистра) дружину князя Святослава, Русы, выйдя из крепости, атаковали осадные 
и метательные машины. Тут-то им и попался командовавший всей этой техникой 
Куркуас. Приняв его по богатству доспехов за самого императора, русы изрубили 
Куркуаса на куски, а голову, подняв на копье, отвезли в крепость. Там ее 
выставили на стене и кричали, что поступили «с владыкой ромеев, как с 
жертвенным животным».

Как видите, читатель, соответствие повадкам былинных богатырей здесь полное. 
Тело рассекается на куски, голова увозится на копье и выставляется на стене. 
Слова же воинов Святослава раскрывают подоплеку их поведения — как и 
загадочного на первый взгляд образа действий былинных богатырей. Особенно 
подчеркнем, что в былинах, если речь идет о войне, а не о поединке, добычей 
становится голова «царища» — предводителя врагов, соответствующего «владыке 
ромеев» у Диакона.

Более чем на век предшествует Диакону сообщение жития Григория Амастридского. 
Автор его упрекает русов в пристрастии к «древнему таврическому избиению 
чужеземцев». Обряд жителей античного Крыма, диких тавров, описанный Геродотом 
(IV, 103), заканчивается тем, что головы принесенных в жертву пленников 
«прибивают к столбу» или, «воткнув на длинный шест, выставляют высоко над 
домом». Уж не этот ли, чересчур бросающийся, скажем так, в глаза обычай стал 
причиною того, что в греческой литературе начиная с того же Диакона русов стали 
именовать «тавроскифами», а то и попросту «таврами».

Косвенно задевает нашу тему сообщение Ибн Фадла-на. Он присутствовал на 
жертвоприношении русами скота кумирам своих богов. По рассечению тела жертвы 
голову ее вывешивали на кол в ограде капища. Это помогает нам лучше понять 
смысл слов русов у Льва Диакона — Иоанн Куркуас действительно разделил участь 
«жертвенных животных».

Этот обряд находит немало подобий у разных народов, в разные времена. 
Жертвоприношение такого рода как бы символически повторяет, а магически — 
возобновляет творение Вселенной из тела Прасущества. Голова, обозначающая в 
данном случае небо, укрепляется на шесте (коле или копье), представляющем собою 
Мировую Ось, axis mundi, Мировое Древо. Миф о Творении-Жертве мы находим у 
самых разных народов Евразии — от Исландии, где «материалом» для Вселенной 
послужил великан Имир, до Китая с его Пань Гу. Голову жертвы укрепляли на 
дереве индоевропейцы-фракийцы (голова Орфея), семиты-ассирийцы, 
угрофинны-удмурты. А самые первые следы таких обычаев уходят и вовсе во мглу 
пещер палеолита — раннего каменного века. В итальянской пещере Монте-Чирчео 
найден неандертальский (!) череп с расширенным затылочным отверстием, которым 
череп явно насаживали на кол. На шесте посреди стоянки в Костен-ках висел, судя 
по всему, череп саблезубого тигра. Уподобление поверженного противника 
жертвенному животному мы впервые встречаем еще в гимнах Ригведы — «жертвенным 
животным лежит тот, кто мнил себя самым мудрым» (VII, 18, 8).

Однако наиболее полные соответствия деяниям былинных богатырей и русов князя 
Святослава мы находим у балтийских славян во времена вполне исторические.