мировоззрении и в культовых действах». «Прежде всяких разговоров, по входе в 
дом, — писал в позапрошлом столетии российский этнограф, — старообрядец снимает 
шапку и моет руки; молитва, приносимая не совершенно чистыми руками, по их 
мнению, не чиста». Былина, сводящая к умыванию русскую веру или, во всяком 
случае, начинающая ее с умывания, сохранила древне-арийский, языческий подход к 
вопросам веры.

Вот еще любопытный фрагмент былины. В одной из записей былины о том, как Дунай 
и Добрыня добывали для Владимира Всеславича невесту, ее отец отвечает 
сватам-богатырям: 

		Не отдам Опраксии за вашу-то веру поганую,
		За поганую да за котельную, 

Удивительно одно то, что эпос вдруг называет русскую веру поганой. Обыкновенно 
сказители простодушно заставляют иноверцев называть погаными самих себя и свою 
веру. Не только наш эпос отличается этим — в «Песне о Роланде» халиф сарацинов 
называет своих подданных «родом проклятым» и клянется Юпитером и Аполлоном. В 
армянском эпосе «Давид Сасунский» в идолопоклонстве «сознаются» арабы, а в 
азербайджанском — «Книга отца нашего Коркута» — христиане («У меня идолов — 
сорок два капища»).

Но еще любопытнее определение русской веры как «котельной». Котлы играли важную 
роль в обрядности многих соседей Руси и славян. Огромный священный котел скифов,
 сваренный царем Ариантом из медных жал скифских стрел (по одной с воина), 
упоминает в своей «Истории» Геродот. Котлы упоминаются в описаниях святилищ 
легендарной Биармии скандинавских саг (археолог и историк А.Л. Никитин весьма 
убедительно показал, что эта страна располагалась не в Перми и не на берегах 
Белого моря, но на Западной Двине). Наконец, огромную роль всевозможные котлы 
играли в мифологии кельтов — вот где была воистину «котельная вера»! Именно 
волшебные котлы чаще всего добывали в Ином Мире кельтские герои. Котел Дагды, 
от которого никто не отходил не насытившись, и котел Кормака, из которого 
каждый мог достать ту еду, какой пожелал; котел владыки Аннуна, подземной 
страны, что не варил еду для трусов; котел Керидвен, в котором богиня сварила 
напиток мудрости, и, наконец, котел возрождения, извлеченный из одного из озер 
Ирландии и возвращавший жизнь умершим.

В русских преданиях котел чаще всего и является символом перерождения. В 
сказках, использованных Ершовым при создании «Конька-Горбунка», добрый молодец 
превращается, нырнув в кипящий котел, в неотразимого красавца, а злой и глупый 
царь в этом котле находит лишь гибель. В предании «Жадный поп» главный персонаж 
со святым Миколой — заместившим в народном сознании Велеса, бога загробного 
мира, смерти, но и исцеления, изобилия — исцеляют царевну, разрубив ее на куски 
и обмыв эти куски в котле. Та же тема звучит в песне-заклятьи на «коровью 
смерть» — на крутой горе горят костры, над кострами — кипят котлы, в который 
некие «старцы старые», поющие «про живот, про смерть, про весь род человеч», 
скидывают иссеченных и изрубленных животных — «весь живот поднебесный», однако 
цель у них та же, что и у сказочных царевен или «Миколы»-Велеса из предания. 

		Сулят старцы старые
		Всему миру животы долгие,
		Как на ту ли на злую
		Смерть Кладут старцы старые
		Проклятьице великое! 

Иссеченный, исколотый, сваренный в котлах под исполнение песен «живот» должен 
стать неуязвимым для смерти. Но иногда котел обозначает и самою смерть, как в 
загадке: 

		Стоит столб,
		На столбе цветы,
		Под цветом котел,
		Над цветом орел.
		Цветы срывает,
		В котел бросает,
		Цветов не убывает
		И в котле не прибывает. 

В древнерусских курганах — Черная Могила под Черниговом, Гнездово под 
Смоленском — на погребальных кострищах устанавливали котел с костями и головой 
барана — очевидно, жертвенного, съеденного на погребальном пиру. А в жилищах 
некоторых толков и согласий старообрядцев стояли в красном углу чаны, 
наполненные водою, — на эти котлы хозяева фактически молились богу — в самом 
что ни на есть прямом смысле.

На всех этих примерах мы можем заключить, что христианское начало в русском 
былинном эпосе — не исконно. Оно — сравнительно позднее наслоение, и наслоение 
не ценностей — они остались прежними, языческими — а всего лишь слов и названий.
 В этом вопросе правы Ф.И. Буслаев и А.А. Котляревский, а не В.В. Кожинов и 
владыка Иоанн. По былинам можно проследить, как образовывалось это наслоение,