Зато это отлично согласуется с настроениями так называемого «народного 
православия», с самого момента его возникновения в XI веке — и до XX в. В 
«Повести временных лет» пишется, как в 1092 году невидимые «бесы», убивавшие 
полочан, не могли убить их в домах, защищенных языческой обережной символикой и 
«гарнизоном» домашних божков. И там же, почти в те же годы, рассказывается, как 
некий праведный монах узрел беса «в образе ляха», гулявшего по монастырской 
церкви во время службы, ничуть, по-видимому, не смущаясь ни окружающими его 
крестами и иконами, ни освященной землей под ногами, ни витающим в воздухе 
ладаном, ни звучащими вокруг молитвами и возглашениями имени божьего. 
Получается, что языческая защита от бесов — сильнее христианской?! И ведь это — 
не в рассказе какого-нибудь полуграмотного мужика, а в монастырской летописи, 
составление которой приписывают не кому-нибудь, а святому преподобному Нестору. 
Что ж оставалось простым прихожанам? Такой несклонный к язычеству человек, как 
диакон Андрей Кураев, пишет, что в русских сказках, выбирая между 
магией-ворожбой и молитвой, герои «предпочитают обращаться именно к магии. 
Молитва... считается недостаточной защитой. Например, в храмах (! — Л. П.) от 
восставших покойников-колдунов защищаются начертанием круга, гвоздями и 
молотком, сковородкой, а не просто обращением к Господу». Так и у Гоголя в 
«Вие» Хома Брут от бушующей — в церкви! — нечисти защищается не столько 
молитвой и крестным знамением, сколько языческим обережным кругом. Наконец, у 
русских крестьян конца XIX — начала XX века этнографы обнаружили стойкое 
убеждение, что, если против досаждающей или нападающей нечисти не помогают 
крест и молитва, надо... выматериться! Мат (происходящий от языческих заклятий 
культа плодородия) оказывался в глазах этих православных мужичков сильнее 
крестного знамения.

Такое впечатление складывается, что русские, считавшие себя православными, люди 
при том искренне считали, что языческие по происхождению обряды и символы 
сильнее христианских
[3]. А там, где православное крестьянство соседствовало с некрещеными 
инородцами, ходила тьма быличек, выражавших убеждение: их ворожба сильнее 
молебнов, шаман сильнее попа. В Глазовском и Сарапульском уездах русские 
крестьяне покупали в засуху скот для удмуртских жертвоприношений, считая, что 
«вотская ворожба» действеннее крестных ходов и молитв.

Когда в былинах русская вера сталкивается с чужой, то и тут всплывают темы, 
христианству чуждые. Например, как непременное условие молитвы и ее составная 
часть выступает в былинах омовение. Алеша перед битвой с Тугариным, встав 
станом у Сафат-реки, 

		Встает рано-ранешенько,
		Утреней зарею умываетца,
		Белаю ширинкаю утираетца,
		На восток Алеша Бога молитца.

Так же сопровождает омовением утреннюю молитву Илья и молится при том также на 
восток. В христианстве такие молитвы были осуждены и запрещены еще Львом 
Великим в V веке — мол, не поймешь, не то Христу молятся, не то Солнцу.

Поскольку молитва Алеши предельно проста и конкретна — «нанеси, Бог, бурсачка 
да часта дождичка» — соблазнительно и в самом обряде молитвы-умывания увидеть 
просто магическое действо. Поворожил, мол, Алеша с водою — и обрушил дождь на 
«огненные крылья» коня Тугарина, в буквальном смысле спустив колдуна-противника 
с небес на землю. Однако связь молитвы с омовением в эпосе гораздо более прочна 
и отнюдь не случайна. Про Илью мы уже говорили. А вот в былине «Иван Годинович»,
 в единственном, пожалуй, во всем былинном эпосе месте, где враг не просто 
грозит русскому богатырю, но еще и веру русскую хулит, а свою — хвалит, звучит 
это так: 

		У нас вера-та ведь и очень есть легка
		Не надо мыть своего тебе лица белого,
		Поклоняться ведь спасу-то богу-то. 

Как видим, умывание входит, и входит прочно, в былинное понятие о вере. Больше 
ни о каких требованиях, ни о каких обрядах или запретах русской веры — тех же 
постах — не говорится, она словно вся в умывании. «Купание, омовение даруют 
героям силу и особые способности», — подводят итог обзору былинных примеров, 
когда герой старается вымыться перед важным делом, Ю.И. Юдин и И.Я. Фроянов. 
Очевидно, что и сам такой обряд, и выраженное им представление к христианству 
имеют отношение, скажем так, весьма косвенное. Зато они наличествуют в 
обрядности индоевропейских народов. Так, зороастриец перед молитвой обязательно 
долженомыть от пыли лицо, руки и ноги — именно из зороастрийской религии, 
очевидно, этот обряд позаимствовали мусульмане вкупе с самой пятикратной 
ежедневной молитвой. Индуистская молитва— «пуджа» начинается с обязательного 
омовения, согласно строгим установлениям законов Ману; автору и самому довелось 
участвовать в таких обрядах. Омывались перед решительной битвой бойцы 
болгарского князя-язычника Крума. В ортодоксальном византийском православии 
обряда омовения, конечно, не существует. Зато он есть у старообрядцев, для 
которых, как пишут ученые, «характерна заметная реставрация язычества в