без причины.

Почти всю вторую половину минувшего столетия наши ученые ожесточенно спорили об 
отношении русского эпоса к истории. С одной стороны выступал академик Борис 
Александрович Рыбаков со своими последователями — М.М. Плисецким, С.Н. 
Азбелевым и многими другими. С другой — Владимир Яковлевич Пропп, фольклорист с 
мировым именем, которого Дмитрий Балашов назвал «школой в нашей науке» — и был 
прав. Проппа также поддержали многочисленные ученики и последователи. В споре, 
однако, не родилась истина, напротив, спорщики в увлечении ушли от нее очень и 
очень далеко, пустившись в самые прискорбные крайности.

Рыбаков и его последователи отыскивали в былинах отражение событий и персонажей 
летописи. Притом, с одной стороны, не обходилось без натяжек — нам, читатель, 
еще многие из них предстоит рассмотреть. А с другой — и это, пожалуй, похуже 
любых натяжек — неповторимость и своеобразие былин как исторического источника 
недооценивали — и самым фатальным образом. Русский эпос становился переложенным 
на белый стих пересказом избранных мест из «Повести временных лет» печерского 
летописца. Всякое отличие отметалось как «позднейшее наслоение», «искажение», 
«эпическая фантазия», «мифологический орнамент». И «в отвал» уходили полезные, 
подчас очень и очень ценные исторические сведения. Авторитет Бориса 
Александровича Рыбакова — патриота и замечательного ученого, но вместе с тем 
человека увлекающегося — закрепил за поисками летописных «прототипов» былинным 
героям и их приключениям имя «исторической школы» в былиноведении. Между тем и 
до Октябрьской революции, и после нее существовала иная традиция исторического 
былиноведения. Когда-то сам Рыбаков и Плисецкий отдали ей дань — перед тем как 
в азарте спора убрести на неверную тропку поисков летописных прототипов.

Отождествление этих поисков с собственно «исторической школой» оказалось на 
руку их соперникам. Они не просто указывали — вполне справедливо, впрочем, — на 
натянутость параллелей между былинными и летописными событиями и действующими 
лицами. Они делали из этого самые категорические выводы. Особенно отличился на 
этой ниве Борис Путилов. «Эпос никаких исторических событий не отражает, и 
герои его ни к каким историческим прототипам не восходят» — с беспощадной 
решимостью прокурора рубит он. И выносит приговор: «Вопрос этот в серьезном 
научном плане можно считать закрытым».

Тут, пожалуй, стоит вспомнить байку про некоего маститого поэта, изрекшего: 
«Вчера написал стихотворение о любви. Закрыл тему». Может ли ученый всерьез 
рассчитывать «закрыть тему», да еще не в своей — Путилов «— филолог — а в чужой,
 исторической области? Я уж не говорю о манере ведения дискуссии — любые 
возражения с ходу выводятся за рамки „серьезного научного плана“. Подобные 
приемы, увы, свойственны не только ученикам Проппа — а с другой стороны, 
присущи вовсе не всем его последователям. Ведя обсуждение таким образом, 
исследователь рискует попасть впросак — и действительно, Путилов впросак 
попадает.

Вот он возражает тем, кто видит в былинном богатырстве историческую княжью 
дружину. «В былинах у князя Владимира нет дружины. Он окружен 
„князьями-боярами“, „гостями торговыми“, слугами, но о дружине речи нет. Нет 
никаких оснований уподоблять богатырей дружинникам».

Так-таки уж нет? Загибайте пальцы, читатель. Богатыри — конные профессиональные 
воины на службе киевского князя. Мы видим их в основном или в боевых условиях, 
или на пиру в княжьем тереме. Они собирают для князя дань. Они ездят по его 
приказанию в посольства к чужеземным владыкам. Они выполняют его различные 
поручения — увы, не всегда благовидные. Они объединены в спаянный солидарностью 
союз. Но при том, если богатыри недовольны князем — они считают себя вправе 
уехать от него и иногда вспоминают, как служили у других правителей. Ну, кто же 
это — говоря языком исторической науки? Да, задачка... для школьника — и то не 
читавшего учебники по истории.

Можно перечислять «основания», роднящие былинных заступников земли Русской с 
историческими дружинниками, еще очень долго. Они, эти «основания», составили 
значительную часть замечательной книги Р.С. Липец «Эпос и Древняя Русь» — и 
спорить с этой работой, понятно, задача потрудней, чем свысока шпынять историка 
и археолога Рыбакова за «филологический непрофессионализм». Но достаточно ли 
профессионален сам филолог Путилов?

Вот в былине «Ермак и Калин-царь» Илья Муромец намеревается собрать богатырей: 

		А как съезжу я к чисту полю,
		А как я сберу свою дружину да хоробрую,
		А как сберу я тридцать молодцов да без единого... 

У главного героя русских былин слово с делом не расходится — и вот уже 

		А как ажио еде старой казак Илья Муромец,
		А Илья Муромец сын Иванович,
		А й со всей он дружиной с хороброю,
		А й как тут уж съехались,