Стан у прекрасной реки, и сожги корабли расписные!
   Мощная воля богов такова. И если невесту
   Царь Латин не отдаст и своих обещаний не сдержит, —
   Пусть узнает и он, каково оружие Турна".
 
   435 Юноша жрице в ответ с улыбкой насмешливой молвил:
   "Нет, заблуждаешься ты, если думаешь, что не достигла
   Слуха нашего весть о заплывших в Тибр чужеземцах.
   Мнимыми страхами нас не пугай. Меня не забудет
   Вышних царица богов!
   440 К правде бывает слепа побежденная немощью старость,
   Вот и терзает она тебя напрасной тревогой,
   Вещую страхом пустым средь раздоров царских морочит.
   Мать! Забота твоя – изваянья богов и святыни,
   Битвы и мир предоставь мужам, что сражаются в битвах".
 
   445 Гневом от этих слов загорелось фурии сердце.
   Речь свою Турн оборвал, внезапной дрожью охвачен,
   Взор застыл у него: зашипели эринии змеи,
   Страшный лик открылся пред ним, и очи, блуждая,
   Пламенем злобным зажглись. В замешательстве вновь порывался
   450 Турн говорить, но, грозя, поднялись на челе у богини
   Гады, и, щелкнув бичом, Аллекто его оттолкнула.
   "Вот я, – вскричала, – кого побежденная немощью старость,
   К правде слепая, средь битв морочит ужасом тщетным!
   Видишь меня? Я пришла из приюта сестер ненавистных,
   455 Битвы и смерть – забота моя!"
   В бешенстве вымолвив так, горящий пламенем черным
   Факел метнула она и вонзила юноше в сердце.
   Ужас тяжкий прервал героя сон беспокойный,
   Пот все тело ему омыл холодной волною.
   460 С криком ищет он меч в изголовье, ищет по дому,
   Страстью к войне ослеплен и преступной жаждой сражений,
   Буйствует, гневом гоним, – так порой, когда с треском пылает
   Хворост и медный котел окружает шумное пламя,
   В нем начинает бурлить огнем нагретая влага,
   465 Пенится, словно поток, и дымится, и плещет, как будто
   Тесно ей стало в котле, и клубами пара взлетает.
   Мир презрев и союз, призывает в поход на Латина
   Турн друзей молодых и велит готовить оружье,
   Встать на защиту страны и врага из Италии выбить:
   470 Сил довольно у них одолеть и латинян и тевкров.
   Только лишь молвил он так и вознес всевышним моленья,
   Рутулы все, как один, за оружье с жаром берутся:
   В бой призывает одних красотой цветущая юность,
   Предки цари – других, а третьих – подвигов слава.
 
   475 Тою порой, как Турн зажигает отвагою души,
   Прочь летит Аллекто и несется на крыльях стигийских
   К тевкрам и новые там затевает козни: приметив
   Место, где дичь над рекой травил прекрасный Асканий,
   Бешенством свору его распаляет исчадье Коцита,
   480 Чутких коснувшись ноздрей знакомым запахом зверя,
   Чтобы упорней гнались за оленем собаки. И это
   Было началом всех бед, пастухов толкнуло на битву.
   Жил там красавец олень, высокими гордый рогами,
   Был он еще сосунком похищен у матки и вскормлен
   485 Тирра детьми и самим родителем Тирром, который
   Царские пас стада и стерег окрестные пашни.
   Сильвия, дочь пастуха, о ручном заботилась звере,
   Нежных цветов плетеницы ему вкруг рогов обвивала,
   Гребнем чесала шерсть и купала в источнике чистом.
   490 Трогать себя позволял и к столу подходил он охотно
   И, набродившись в лесах, всегда к знакомым порогам
   Сам возвращался назад, хоть порой и позднею ночью.
   Это его вдалеке учуяли Юла собаки.
   Зверя вспугнули они, когда, от зноя спасаясь,
   495 Плыл он вниз по реке в тени зеленых откосов.
   Сам Асканий, горя желаньем охотничьей славы,
   Лук согнул роговой и стрелу в оленя направил.
   Бог неверной руке помог: с тетивы зазвеневшей
   С силой стрела сорвалась и в утробу зверю вонзилась.
   500 Раненый мчится олень домой, под знакомую кровлю,
   В стойло со стоном бежит, истекая кровью обильной,
   И, словно слезной мольбой, весь дом своей жалобой полнит.
   Сильвия, первой его увидав, ударяет руками
   В грудь, и на помощь зовет, и соседей суровых скликает.
   505 Тотчас же (ибо в лесной Аллекто затаилась засаде)
   Все прибегают: один узловатую тащит дубину,
   Кол обожженный – другой. Превращает ярость в оружье