Чем тебя оскорблю и нарушу закон твой, Стыдливость[556]!
   Тот любовь мою взял, кто первым со мной сочетался, —
   Пусть он ее сохранит и владеет ею за гробом!"
   30 Молвив, слезами она закипевшими грудь оросила.
 
   Анна ей молвит в ответ: "Сестра, ты мне света дороже!
   Что же, всю молодость ты проведешь в тоске, одиноко
   И ни любимых детей, ни Венеры даров не узнаешь?
   Мнишь ты, что помнят о том погребенных маны за гробом?
   35 Пусть никто не склонил тебя, скорбевшую, к браку
   В Тире родном и в Ливии, здесь; ты Ярбу презрела,
   Также и прочих вождей, питомцев триумфами славной
   Африки! Будешь теперь и с желанной бороться любовью?
   Иль позабыла совсем, на чьих ты полях поселилась?
   40 Там – города гетулийцев стоят, необорных в сраженьях,
   Здесь – нумидийцев народ необузданный, страшные Сирты,
   Там, где жаждущий край пустынь, кочуют баркейцы…[557]
   Что говорить о войне, которую Тир нам готовит,
   Или о том, чем брат нам грозит?
   45 Кажется мне, по воле богов, с изволенья Юноны
   Ветер принес к нам сюда корабли беглецов илионских.
   О, великие ты создашь здесь город и царство
   С мужем таким! Если силы сольют троянец с пунийцем,
   Славой невиданных дел увенчается наше оружье!
   50 Лишь у богов снисхожденья моли и, коль приняты будут
   Жертвы, – гостям угождай, измышляй для задержки предлоги,
   В море, мол, бури шумят, и взошел Орион дожденосный,
   И расшатались суда, и для плаванья время опасно".
 
   Речь такая зажгла любовью душу Дидоны,
   55 Узы стыда разрешив и ум соблазняя надеждой.
   В храмы сестры идут, к алтарям припадают, о мире
   Молят, в жертву заклав по обряду ярок отборных
   Фебу, Лиэю-отцу и дающей законы Церере,
   Прежде же всех – Юноне, что брак меж людьми освящает.
   60 Собственной держит рукой Дидона прекрасная чашу
   И возлиянье творит меж рогов белоснежной телицы
   Или к обильным спешит алтарям – предстать пред богами,
   Что ни день, обновляет дары и с жадностью смотрит
   В грудь отверстую жертв, угадать стараясь приметы.
   65 Разум пророков слепой! Что ей, безумице, пользы
   В храмах, в пылких мольбах? По-прежнему пламя бушует
   В жилах ее, и живет в груди сокрытая рана.
   Жжет Дидону огонь, по всему исступленная бродит
   Городу, словно стрелой уязвленная дикая серна;
 
   70 В рощах Критских пастух, за ней, беспечной, гоняясь,
   Издали ранил ее и оставил в ране железо,
   Сам не зная о том; по лесам и ущельям Диктейским
   Мечется серна, неся в боку роковую тростинку.
   То Энея вдоль стен царица водит, чтоб видел
   75 Город отстроенный он и сидонских богатств изобилье.
   Только начнет говорить – и тотчас голос прервется…
   То на закате опять гостей на пир созывает,
   Бедная, просит опять рассказать о Трои невзгодах,
   Повесть слушает вновь с неотрывным, жадным вниманьем.
   80 После, когда все гости уйдут и в небе померкнет
   Месяц и звезды ко сну зовут, склоняясь к закату,
   Ляжет на ложе она, с которого встал он, и в доме
   Тихом тоскует одна, неразлучная с ним и в разлуке.
   То на колени к себе сажает Аскания, словно
   85 Сходство с отцом обмануть любовь несказанную может.
   Юноши Тира меж тем упражненья с оружьем забыли,
   Начатых башен никто и гавани больше не строит,
   Стен не готовят к войне: прервались повсюду работы,
   Брошена, крепость стоит, выраставшая прежде до неба.
 
   90 Стоило только узнать громовержца супруге, что мучит
   Злая Дидону болезнь, что молва – не преграда безумью,
   Тотчас к Венере с такой обратилась речью Юнона:
   "Да, немалую вы и добычу и славу стяжали —
   Ты и крылатый твой сын; велико могущество ваше:
   95 Женщину двое богов одну победили коварно!
   Ведомо мне уж давно, что наших стен ты страшишься,
   Что опасенья тебе Карфаген внушает высокий.
   Где же предел? Куда приведут нас распри такие?
   Вечный не лучше ли мир заключить, скрепив его браком?
   100 Ты достигла всего, к чему душою стремилась;
   Жарко пылает любовь в крови безумной Дидоны.
   Будем же вместе царить и сольем воедино народы,