Все же услышал Циклоп и на звук голосов устремился,
   670 Но, поняв, что до нас дотянуться рукой не удастся
   И кораблей не настичь, ионийской волной уносимых,
   Громкий поднял он крик, от которого море, и зыби,
   И берега Италийской земли содрогнулись в смятенье,
   И отвечали глухим гуденьем Этны пещеры.
   675 Тут на зов из лесов и с гор окрестных сбежалось
   Племя циклопов и весь заполнило берег залива,
   Видим – встали толпой сыны ужасные Этны,
   Смотрят свирепо на нас, бессильной полные злобы,
   Все, как один, – до небес; так стоят, высоко вознесши
   680 Пышные кроны свои, дубы в лесах громовержца,
   Так кипарисы стоят шишконосные в рощах Дианы.
   Страх жестокий велит нам причал подобрать поскорее,
   Мчаться на всех парусах, попутному ветру доверясь.
   Но приказал нам Гелен, чтобы мы ни к Харибде, ни к Сцилле
   685 Путь не смели держать, ибо та и эта дорога
   К смерти ведет. Потому паруса повернуть мы решили.
   Тут, на счастье, подул от проливов узких Пелора
   Посланный нам Борей. Близ Пантагии[545] устий скалистых
   Мы прошли. Вот низменный Тапс над Мегарским заливом —
   690 Вспять плывя по пути скитаний своих, называл нам
   Местности Ахеменид, Улисса злосчастного спутник.
 
   Там, где Племирия мыс Сиканийские волны[546] разрезал,
   Остров напротив лежит, что Ортигией[547] издавна звался.
   Молвят: Алфея поток,[548] таинственный путь под глубоким
   695 Дном морским проложив, течет сюда из Элиды,
   В устье сливаясь твоем, Аретуза, с волной сицилийской.
   Местных почтивши богов, как велено было, прошел я
   Мимо тучных земель, затопляемых часто Гелором[549],
   После Пахин обогнул, к утесам, к скалам прибрежным
   700 Ближе держась; показались вдали Камарина, которой
   Быть недвижимой велит судьба, и Гелойские пашни;[550]
   Гелу, что имя свое от реки получила бурливой,
   Видим вдали, и крутой Акрагант, обнесенный стеною
   Мощной (прежде он был благородными славен конями).[551]
   705 С ветром попутным тебя, Селинунт[552] пальмоносный, покинув,
   Я через мели проплыл меж подводных скал Лилибея[553],
   Принял меня Дрепанский залив,[554] безрадостный берег.
   Здесь, после стольких трудов, после бурь, по морям меня гнавших,
   Горе! – Анхиза-отца утратил я – утешенье
   710 В бедах, в заботах моих. Усталого сына покинул
   Лучший отец, от опасностей всех спасенный напрасно!
   Ни прорицатель Гелен, – хоть много невзгод предсказал он, —
   Горя этого мне не предрек, ни даже Келено.
   Это – последняя скорбь, предел далеких скитаний.
   715 Плыл я оттуда, когда меня к вам боги пригнали".
 
   Так родитель Эней средь гостей, ему лишь внимавших,
   Вел о скитаньях рассказ, о богами ниспосланных судьбах.
   Тут он умолк наконец и на этом повесть окончил.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
   Злая забота меж тем язвит царицу, и мучит
   Рана, и тайный огонь, разливаясь по жилам, снедает.
   Мужество мужа она вспоминает и древнюю славу
   Рода его; лицо и слова ей врезались в сердце,
   5 И благодатный покой от нее прогоняет забота.
 
   Утром, едва лишь земля озарилась светочем Феба,
   Только лишь влажную тень прогнала с небосвода Аврора,
   Верной подруге своей, сестре, больная царица
   Так говорит: "О Анна,[555] меня сновиденья пугают!
   10 Гость необычный вчера приплыл к нам в город нежданно!
   Как он прекрасен лицом, как могуч и сердцем отважен!
   Верю, и верю не зря, что от крови рожден он бессмертной:
   Тех, кто низок душой, обличает трусость. Его же
   Грозная участь гнала, и прошел он страшные битвы…
   15 Если бы я не решила в душе неизменно и твердо
   В брак ни с кем не вступать, если б не были так ненавистны
   Брачный покой и факелы мне с той поры, как живу я,
   Первой лишившись любви, похищенной смерти коварством, —
   Верно, лишь этому я уступить могла б искушенью.
   20 Анна, признаюсь тебе: после гибели горькой Сихея,
   После того, как брат запятнал пенатов убийством,
   Только пришелец один склонил мне шаткую душу,
   Чувства мои пробудил! Былой огонь я узнала!
   Пусть, однако, земля подо мной разверзнется прежде,
   25 Пусть всемогущий Отец к теням меня молнией свергнет,
   К бледным Эреба теням, в глубокую ночь преисподней,