Солнца не видя, три дня мы блуждаем во мгле непроглядной,
   Столько ж беззвездных ночей по бурному носимся морю.
   205 Утром четвертого дня мы видим: земля показалась,
   Горы встают вдалеке и дым поднимается к небу.
   Тотчас спустив паруса, мы сильней налегаем на весла,
   Пену вздымая, гребцы разметают лазурные воды.
 
   Принял нас берег Строфад, когда из пучины я спасся.
   210 Страшные те острова, что зовут Строфадами греки,
   В море великом лежат Ионийском. С ужасной Келено
   Прочие гарпии там обитают с тех пор, как закрылся
   Дом Финея[507] для них и столы они бросили в страхе.
   Нет чудовищ гнусней, чем они, и более страшной
   215 Язвы, проклятья богов, из вод не рождалось Стигийских.
   Птицы с девичьим лицом, крючковатые пальцы на лапах;
   Все оскверняют они изверженьями мерзкими чрева,
   Щеки их бледны всегда от голода.
 
   В гавань вошли мы, куда пригнала нас буря, – и видим:
   220 Тучное стадо коров на равнине вольно пасется,
   Мелкий скот по траве гуляет, никем не хранимый.
   Мы нападаем на них, и Юпитера мы призываем,
   С ним великих богов, чтобы приняли долю добычи.
   Начали мы пировать, у залива ложа устроив, —
   225 К ужасу нашему, тут внезапно с гор налетают
   Гарпии, воздух вокруг наполняя хлопаньем крыльев.
   С гнусным воплем напав, расхищают чудовища яства,
   Страшно смердя, оскверняют столы касаньем нечистым.
   Вновь в углубленье скалы, в укрытье надежном поодаль
   230[508]
   Ставим столы и снова огонь алтарей зажигаем, —
   Вновь с другой стороны из незримых тайных убежищ
   Шумная стая летит, крючковатые когти нацелив,
   Пастями яства скверня. Друзьям тогда приказал я
   235 Взять оружье и в бой вступить с отродьем проклятым.
   Точно приказ выполняют они и в травах украдкой
   Острые прячут мечи и щиты скрывают надежно.
   Только лишь стая, слетев, огласила изогнутый берег
   Криками, в гулкую медь затрубил Мизен и с утеса
   240 Подал нам знак, и друзья в небывалую битву вступили,
   Мерзких пернатых морских поразить пытаясь мечами.
   Самый сильный удар их перьям не страшен, и ранить
   Их нельзя: уносятся ввысь они в бегстве поспешном,
   Гнусный оставив след и добычу сожрать не успевши.
   245 Только Келено одна на скале высокой уселась,
   Горьких пророчица бед, и такие слова она молвит:
   "Даже за битых быков и за телок зарезанных в сечу
   Вы готовы вступить, потомки Лаомедонта,[509]
   Гарпий изгнать, не повинных ни в чем, из отчего царства?
   250 Так внемлите же мне и мои запомните речи!
   Все я скажу, что Фебу Отец всемогущий поведал,
   Все, что Феб-Аполлон мне открыл, величайшей из фурий.[510]
   Держите вы в Италию путь: воззвавши к попутным
   Ветрам, в Италию вы доплывете и в гавань войдете,
   255 Но окружите стеной обещанный город не прежде,
   Чем за обиду, что вы нанесли нам, вас не заставит
   Голод жестокий столы пожирать, вгрызаясь зубами".
   Кончила речь и в леса унеслась на крыльях Келено.
   В жилах кровь леденит у спутников ужас внезапный,
   260 Духом упав, уверяют они, что мира добиться
   Нужно уже не мечом, но мольбою и просьбой смиренной,
   Будь хоть богини они, хоть нечистые мерзкие птицы.
   С берега руки простер отец мой Анхиз, призывая
   Милость великих богов, и назначил почетные жертвы.
   265 "Боги! От нас отвратите беду и отриньте угрозы!
   Молим: смягчитесь и нас благочестия ради спасите!"
   Молвив, канаты велит отвязать он причальные тотчас.
 
   Нот напряг паруса; по волнам пробегаем вспененным,
   Путь направляем, куда поведут нас ветер и кормчий.
   270 Вот появился уже лесистый Закинф средь пучины,
   Сама, Дулихий за ним и крутые утесы Нерита.[511]
   Держимся дальше от скал Итаки, Лаэртова царства,[512]
   Край проклиная, где был рожден Улисс беспощадный.
   Вот перед нами встают в тумане вершины Левкаты[513],
   275 Виден и Фебов храм, мореходам внушающий трепет,
   Мчимся, усталые, к ним, заходим в маленький город,
   С носа летят якоря, корма у берега встала.
 
   К суше надежной приплыв, мы Юпитеру жертвы приносим,