И не судьба тебе спутницей взять отсюда Креусу:
   Не дал этого нам властитель бессмертный Олимпа!
   780 Долго широкую гладь бороздить ты будешь в изгнанье,
   Прежде чем в землю придешь Гесперийскую,[475] где тихоструйный
   Тибр лидийский[476] течет средь мужами возделанных пашен.
   Ты счастливый удел, и царство себе, и супругу
   Царского рода найдешь; так не плачь по Креусе любимой!
   785 Мне не придется дворцы мирмидонян или долопов
   Гордые видеть и быть у жен данайских рабыней. —
   Внучке Дардана, невестке Венеры.
   Здесь удержала меня богов Великая Матерь.
   Ныне прощай и храни любовь нашу общую к сыну!"
   790 Слезы я лил и о многом сказать хотел, но, промолвив,
   Призрак покинул меня и растаял в воздухе легком.
   Трижды пытался ее удержать я, сжимая в объятьях,
   Трижды из сомкнутых рук бесплотная тень ускользала,
   Словно дыханье легка, сновиденьям крылатым подобна.
 
   795 Ночь на исходе была, когда вновь друзей я увидел.
   Тут, удивленный, нашел я толпу огромную новых
   Спутников: к нам, что ни час, стекалися матери, мужи,
   К нам молодежь собралась – поколенье изгнанников жалких!
   Шли отовсюду они, и сил и решимости полны
   800 В землю любую со мной отплыть, куда захочу я.
   Тою порой Люцифер[477] взошел над вершинами Иды,
   День выводя за собой. Охраняла данайская стража
   Входы ворот. Наши силы уже не крепила надежда.
   На плечи взял я отца и безропотно двинулся в горы".
КНИГА ТРЕТЬЯ
   "После того, как был истреблен безвинно Приамов
   Род по воле богов, и в поверженном царстве Азийском
   В прахе простерлась, дымясь, Нептунова гордая Троя,
   Нас же в изгнанье искать свободных земель побуждали
   5 В знаменьях боги не раз, – корабли мы начали строить
   Возле Антандра[478], в лесах, у подножья Иды Фригийской,
   Стали людей собирать, хоть не знали, куда понесет нас
   Рок и где позволит осесть. Весна наступила,
   Вверить судьбе паруса приказал Анхиз, мой родитель.
   10 Гавань, и берег родной, и поля, где Троя стояла,
   Я покидаю в слезах и в открытое море, изгнанник,
   Сына везу и друзей, великих богов и пенатов.
 
   Есть земля вдалеке, где Маворса широкие нивы
   Пашет фракийцев народ, где царил Ликург беспощадный.
   15 Были пенаты страны дружелюбны пенатам троянским
   Встарь, когда Троя цвела. Прибыв туда, у залива
   Стены я заложил – хоть рок был враждебен – и дал им
   Имя свое, назвав Энеадой первый мой город.
 
   Правя у моря обряд, я мать молил Дионею,[479]
   20 С нею бессмертных других, чтобы нам даровали удачу
   В новых трудах, и быка приносил Юпитеру в жертву.
   Рядом пригорок стоял. На его вершине разросся
   Куст кизила и мирт, ощетинивший сучья густые.
   Только, поднявшись на холм, я куст попробовал вырвать,
   25 Чтобы покрыть алтари зеленой листвой и ветвями, —
   Страшно сказать – явилось очам небывалое чудо:
   Стоило первый росток мне из почвы вытащить, – тотчас
   Черная кровь из корней разорванных стала сочиться,
   Землю пятная вокруг. Холодным ужасом схвачен,
   30 Весь задрожал я, и кровь, леденея, застыла от страха.
   Снова попробовал я лозину гибкую вырвать,
   Чтобы чуда причин доискаться, глубоко сокрытых,
   Снова черная кровь из-под тонкой коры выступает.
   Тяжкой тревогой объят, я сельских нимф умоляю,
   35 С ними Градива-отца, владыку пажитей гетских,[480]
   Чтобы знаменье нам они обратили на благо.
   Но лишь только налег я на третий сучок посильнее,
   Твердо коленом в песок упершись (молвить об этом
   Иль промолчать?), – вдруг жалобный стон до нашего слуха
   40 Прямо из недр холма долетел, и голос раздался:
   "Что ты терзаешь меня, Эней? Погребенных не трогай,
   Праведных рук не скверни. Для тебя не чужим был рожден я:
   Знай, что троянская кровь из стволов надломленных льется!
   Горе! Беги от жестокой земли, от алчных прибрежий!
   45 Я – Полидор: поднялись над пронзенным железные всходы
   Копий, и густо сплелись, разросшись, острые дроты".
   Замер я: ужас двойной потрясает смущенную душу,
   Волосы дыбом встают, пресекается голос в гортани.