В небе свой путь прочертив бороздою огненной длинной,
   Блеск разливая вокруг и запах серного дыма.
   Чудом таким убежден, родитель, взор устремляя
   700 Ввысь, обратился к богам и почтил святое светило:
   "Больше не медлю я, нет, но пойду, куда поведете,
   Боги отцов! Лишь спасите мой род, мне внука спасите!
   Знаменье вами дано, в вашей власти божественной Троя.
   Я уступаю, мой сын: тебе я спутником буду".
   705 Так промолвил Анхиз. Между тем доносился все громче
   Пламени рев из-за стен и пожары к нам зной приближали.
   "Милый отец, если так, – поскорей садись мне на плечи!
   Сам я тебя понесу, и не будет мне труд этот тяжек.
   Что б ни случилось в пути – одна нас встретит опасность
   710 Или спасенье одно. Идет пусть рядом со мною
   Маленький Юл и по нашим следам в отдаленье – Креуса.
   Вы же наказы мои со вниманьем слушайте, слуги:
   Есть за стеной городской пригорок с покинутым храмом
   Древним Цереры; растет близ него кипарис, что священным
   715 Слыл у отцов и лишь тем сохранен был долгие годы.
   С вами в убежище то мы с разных сторон соберемся.
   В руки, родитель, возьми святыни и отчих пенатов;
   Мне их касаться грешно: лишь недавно сраженье и сечу
   Я покинул, и мне текучей прежде струею
   720 Должно омыться".
   Вымолвив так, я плечи себе и склоненную спину
   Сверху одеждой покрыл и желтой львиною шкурой,
   Поднял ношу мою; вцепился в правую руку
   Маленький Юл, за отцом поспешавший шагом неровным;
   725 Шла жена позади. Потемней выбираем дорогу;
   Я, кто недавно ни стрел, летевших в меня, не боялся,
   Ни бессчетных врагов, толпой мне путь преграждавших, —
   Ныне любых ветерков, любого шума пугаюсь:
   Страшно за ношу мою и за спутника страшно не меньше.
   730 Вот и ворота видны; я думал, путь мой окончен —
   Но показалось мне вдруг, что до слуха доносится частый
   Шорох шагов. И родитель, во тьму вперившийся взором,
   Крикнул: "Беги, мой сын, беги: они уже близко!
   Вижу: щиты их горят и медь мерцает во мраке".
   735 Тут-то враждебное мне божество (не знаю, какое)
   Разум похитило мой, помутив его страхом: покуда
   Я без дороги бежал, выбираясь из улиц знакомых,
   Злая судьба у меня отняла супругу Креусу:
   То ли замешкалась где, заблудилась ли, села ль, уставши, —
   740 Я не знаю досель, – но ее мы не видели больше.
   Я ж оглянулся назад, о потерянной вспомнил не раньше,
   Чем на священный холм к старинному храму Цереры
   Мы добрались. Пришли сюда все – одной не хватало;
   Мужа, и сына, и слуг ожиданья она обманула.
   745 О, кого из богов и людей в тот миг, обезумев,
   Я не винил? Что видал я страшней в поверженной Трое?
   Юного сына, отца Анхиза, троянских пенатов
   Я поручаю друзьям, укрыв их в изгибе долины,
   Сам же в город стремлюсь, облачившись доспехом блестящим.
   750 Твердо решаю опять превратности боя изведать,
   Трою пройти до конца средь смертельных опасностей снова…
   Прежде спешу я к стене и к воротам, откуда я вышел,
   Тем же путем возвращаюсь назад и во тьме озираюсь:
   755 Жутко повсюду душе, сама тишина устрашает.
   К дому – может быть, здесь, быть может, сюда воротилась? —
   Я подхожу, но в чертог уже проникли данайцы.
   Пламя жадное вверх до высокой взвивается кровли,
   Ветер вздувает огонь, и пожар до неба бушует.
   760 Дальше иду: предо мной Приамов дворец и твердыня;
   Храма Юноны пусты колоннады – только отборных
   Двое стражей стоят: Улисс проклятый и Феникс[474],
   Зорко добычу храня. Сюда несли отовсюду
   Трои казну и престолы богов, из горящих святилищ
   765 Взятые дерзко врагом, золотые чаши литые,
   Груды одежд. И тут же, дрожа, вереницею длинной
   Матери, дети стоят.
   Даже голос подать я решился в сумраке ночи,
   Улицы криком своим наполнил и скорбно Креусу
   770 Снова и снова к себе призывал со стоном, – но тщетно.
   Так я искал без конца, вне себя по городу рыскал;
   Вдруг пред очами предстал печальный призрак Креусы:
   Тень ее выше была, чем при жизни облик знакомый.
   Тотчас я обомлел, и голос в горле пресекся.
   775 Мне сказала она, облегчая заботы словами:
   "Пользы много ли в том, что безумной предался ты скорби,
   Милый супруг? Не без воли богов все это свершилось,