620 Буду всегда и к отчим дверям приведу безопасно".
   Вымолвив, скрылась она в непроглядном сумраке ночи;
   Я же воочью узрел богов, Илиону враждебных,
   Грозные лики во тьме.
   Весь перед взором моим Илион горящий простерся.
   625 Вижу: падает в прах с высоты Нептунова Троя,
   Будто с вершины горы, беспощадным подрублен железом,
   Ясень старый, когда, чередуя все чаще удары
   Острых секир, земледельцы его повергнуть стремятся,
   Он же стоит до поры, и трепещущей кроной качает,
   630 И наконец, побежден глубокими ранами, с тяжким
   Стоном рушится вниз, от родного хребта отрываясь.
 
   Вниз я бегу и, богиней ведом, средь врагов и пожаров
   Двигаюсь в путь: пропускают меня огонь и оружье.
   Но лишь только достиг я порогов гнезда родового,
   635 Старого дома отцов, – тот, к кому я всех больше стремился,
   В горы кого унести всех прежде желал я, – родитель
   Мне говорит, что не хочет он жить после гибели Трои,
   Чтобы изгнанье сносить: "У вас не тронула старость
   Крови, и силы крепки, и тела выносливы ваши,
   640 Вы и бегите!
   Если бы век мой продлить небожителям было угодно,
   Это жилище они б сохранили. Довольно однажды
   Город взятый узреть,[470] пережить паденье отчизны!
   Здесь положите меня, здесь проститесь со мной и бегите!
   645 Смерть от своей руки я приму, иль враг пожалеет:
   Ради добычи убьет. Мне лишиться гробницы не страшно![471]
   Слишком уж я зажился, ненавистный богам, бесполезный,
   С той поры как родитель богов и людей повелитель
   Молнией дунул в меня[472] и огнем коснулся небесным".
   650 Так упорствовал он и одно твердил непреклонно;
   Я взмолился в слезах, и со мной Креуса, Асканий, —
   Весь наш дом отца умолял, чтобы всех не губил он
   Вместе с собой и гнетущему нас не способствовал року.
   Все мольбы он отверг и стоял на том, что замыслил.
   655 Вновь я в битву стремлюсь и желаю смерти, несчастный;
   Был ли выход иной у меня, иное решенье?
   "Мог ты подумать и впрямь, что, покинув тебя, убегу я?
   Как с родительских уст сорвалось нечестивое слово?
   Если угодно богам до конца истребить этот город,
   660 Прежде могучий, и ты желаешь к погибели Трои
   Гибель прибавить свою и потомков своих, то для смерти
   Дверь открыта: ведь Пирр, Приамовой залитый кровью,
   Сына пред взором отца и отца в святилище губит.
   Мать всеблагая! Так вот для чего сквозь пламя, сквозь копья
   665 Ты меня провела: чтоб врагов в этом доме я видел,
   Чтоб на глазах у меня и отец, и сын, и Креуса
   Пали мертвыми здесь, обагряя кровью друг друга!
   Мужи, несите мечи! Последний рассвет побежденных
   Ныне зовет! Отпустите меня к врагам и позвольте
   670 В новую битву вступить, чтоб не умерли мы без отмщенья!"
 
   Вновь надеваю доспех, и снова щит прикрепляю
   К левой руке, и опять поспешаю из дому в битву,
   Но на пороге меня удержала жена, припадая
   С плачем к коленям моим и Юла к отцу протянувши:
   675 "Если на гибель идешь, то и нас веди за собою!
   Если ж, оружье подняв, на него возлагаешь надежды, —
   Раньше наш дом защити! На кого покидаешь ты Юла,
   Старца-отца и меня, которую звал ты супругой?"
   Так причитала она, чертог оглашая стенаньем.
 
   680 Тут изумленным очам явилось нежданное чудо:
   Юл стоял в этот миг пред лицом родителей скорбных;
   Вдруг привиделось нам, что венцом вкруг головки ребенка
   Ровный свет разлился, и огонь, касаясь безвредно
   Мальчика мягких волос, у висков разгорается ярко.
   685 Трепет объял нас и страх: спешим горящие кудри
   Мы погасить и водой заливаем священное пламя.
   Очи воздел родитель Анхиз к созвездьям, ликуя,
   Руки простер к небесам и слова промолвил такие:
   "Если к мольбам склоняешься ты, всемогущий Юпитер,
   690 Взгляд обрати к нам, коль мы благочестьем того заслужили,
   Знаменье дай нам, Отец, подтверди нам эти приметы!"
   Только лишь вымолвил он, как гром внезапно раздался
   Слева,[473] и, с неба скользнув, над нами звезда пролетела,
   Сумрак огнем разорвав и в ночи излучая сиянье.
   695 Видели мы, как она, промелькнув над кровлею дома,
   Светлая, скрылась в лесу на склоне Иды высокой,