– Вешаю вора, которого поймал, когда он меня обворовывал, – объяснил Манавидан.
– Но ведь у тебя в руке мышь, не так ли?
– Да, вот она и обворовала меня.
– Раз уж я оказался здесь в тот момент, когда ей грозила смерть, я выкуплю ее у 
тебя. Я дам тебе семь фунтов, чтобы только не видеть, как такой достойный 
человек убивает это жалкое существо. Отпусти мышь – и получишь деньги.
– Клянусь Богом, я не отпущу ее.
– Если ты не хочешь отпускать ее за семь фунтов, я дам тебе за нее двадцать 
четыре фунта.
– Я не отпущу ее даже за такие деньги, – упорствовал Манавидан.
– Если тебе не нужны деньги, – сказал епископ, – возьми всех коней, которых 
видишь на этой равнине, семь тюков разного добра и семь лошадей, на которых 
нагружены эти тюки.
– Нет, – ответил Манавидан, – я не согласен.
– Так назови свою цену, за которую согласен отпустить эту несчастную мышь.
– Я хочу, чтобы освободили Рианнон и Придери.
– Считай, что они уже освобождены.
– Клянусь, этого мало за то, чтобы я выпустил мышь на свободу.
– Чего же ты еще хочешь? – спросил епископ.
– Хочу, чтобы были сняты чары с семи частей Диведа.
– Я сделаю это, а теперь отпусти мышь.
– Я не отпущу ее, пока не узнаю, что это за мышь.
– Это моя жена, – сказал епископ.
– Но зачем она пришла ко мне? – удивился Манавидан.
– Чтобы ограбить тебя, – ответил епископ. – Я Ллойд, сын Килведа, и это я 
заколдовал семь наделов Диведа, чтобы отомстить за Гваула, сына Клуда, с 
которым меня связывает дружба. И Придери заколдовал тоже я. За игру «барсук в 
мешке», которую Пуйлл, сын Аувина, сыграл с Гваулом, сыном Клуда. Когда стало 
известно, что ты приехал и решил обосноваться здесь, мои родичи попросили меня 
превратить их в мышей, чтобы они могли лишить тебя урожая. В первую ночь они 
унесли зерно с одного твоего поля, во вторую с другого, а на третью ночь ко мне 
пришла моя жена со своими дамами и тоже попросила превратить их в мышей. Я 
выполнил ее просьбу. Но моя жена была нездорова, поэтому ты и смог ее поймать. 
Но раз уж так случилось, и ты поймал ее, я верну тебе Рианнон и Придери и сниму 
чары с Диведа. Только освободи мою жену.
– Нет, я все-таки не отпущу ее, – внимательно выслушав епископа, ответил 
Манавидан.
– Чего же ты еще хочешь?
– Я хочу, чтобы с Диведа навсегда были сняты чары. Кроме того, чтобы никто и 
никогда не мстил ни Придери, ни Рианнон, ни мне.
– Все будет так, как ты хочешь. Ты поступил мудро, выставив эти условия, иначе 
я обрушил бы на твою голову все бедствия мира.
– Я потребовал это, поскольку опасался коварства с твоей стороны, – ответил 
Манавидан.
– А теперь отпусти мою жену, – попросил епископ.
– Нет, – ответил Манавидан. – Я отпущу ее только тогда, когда увижу рядом с 
собой Придери и Рианнон.
– Смотри, вот они идут!
Тут действительно подошли Придери и Рианнон. Манавидан приветствовал их.
– Господин, – взмолился епископ, – теперь-то ты уже можешь отпустить мою жену, 
ведь ты получил все, о чем просил.
– Да, теперь я охотно отпущу ее, – сказал Манавидан и отпустил мышь на свободу.
Епископ прикоснулся к мыши волшебной палочкой, и она превратилась в молодую 
женщину, красивее которой никто из них еще не видел.
– Оглянись, – обращаясь к Манавидану, сказал епископ, – и ты увидишь все дома и 
людей на прежнем месте.
Манавидан огляделся и увидел обработанные поля, стада, пасущиеся на лугах, 
людей и жилища.
На этом заканчивается эта часть Мабиногиона.
Несомненный интерес представляет отрывок из письма поэта Саути Джону Рикману, 
датированного 6 июня 1802 года, имеющий отношение к рассказанной выше истории.

«Ты потом прочтешь Мабиногион, относительно которого я хочу поговорить с тобой. 
В последнем, самом необычном и напоминающем арабскую сказку рассказе о мыши 
упоминается нищий ученый, что позволяет датировать это произведение. Но где 
кимры могли набраться фантазий, которые породили эту историю? Волшебный фонтан 
с цепями, уходящими в небо, просто в духе историй из „Тысячи и одной ночи“. Я 
поражен тем, что в Уэльсе существовала подобная литература. Но это не проливает 
свет на происхождение рыцарского романа, в нем все происходит совсем не так, 
как в произведениях, которые мы относим к этому жанру. На самом деле эти романы 
открывают новый литературный мир, и если исследование языка показало, что этот 
роман относится к двенадцатому или тринадцатому веку, то мне представляется, 
что в его основе лежит значительно более древняя мифология, вполне возможно 
принесенная с Востока первыми поселенцами или завоевателями».




Глава 28
КИЛОХ И ОЛВЕН