Придери был поражен красотой и изяществом золотой чаши. Он подошел, взял чашу в 
руки и в тот же момент почувствовал, что руки прилипли к чаше, а ноги к 
мраморной плите. Весь его восторг по поводу чаши разом улетучился, и он потерял 
дар речи. Вот так он и остался стоять, молча и неподвижно.
Манавидан прождал друга до вечера и, поняв, что уже не дождется известий о 
Придери, вернулся домой. Когда он вошел, Рианнон спросила:
– Где твой спутник и собаки?
– Послушай, что со мной случилось. – И Манавидан поведал обо всем жене.
– Что ж, ты оказался плохим товарищем, – выслушав его, сказала Рианнон, – и 
потерял хорошего друга.
С этими словами она вышла и отправилась к замку по указанному Манавиданом пути. 
Ворота были открыты, и, не испытывая страха, Рианнон вошла во двор, увидела 
Придери, державшего чашу, и подошла к нему.
– Мой господин, что с тобой? – спросила Рианнон.
Она протянула руку к чаше, и только коснулась ее, как рука прилипла к чаше, а 
ноги приросли к плите, и Рианнон, как и Придери, лишилась дара речи. Вскоре 
стемнело. Грянул гром, следом опустился туман и замок исчез, а с ним исчезли 
Рианнон и Придери.
Киква, дочь Гвинна Глоя, поняла, что во дворце остались только она и Манавидан, 
и ее охватила такая печаль, что стало все равно, будет ли она жить, или умрет. 
Манавидан, увидев, что Киква потеряла всякий интерес к жизни, сказал:
– Ты не права, если боишься довериться мне. Призываю Небеса в свидетели, что 
нет дружбы более чистой, чем та, которая связывает меня и тебя, и она останется 
такой, пока этого хотят Небеса. Я поклялся в дружбе Придери, а теперь клянусь и 
тебе, поэтому тебе не следует меня бояться.
– Благослови тебя Господь! – сказала Киква. – Я не сомневаюсь в твоих дружеских 
чувствах ко мне.
Она испытала облегчение, и из ее сердца исчез страх.
– Я думаю, госпожа, нам не стоит оставаться здесь. Мы потеряли собак, а значит, 
теперь мы не сможем охотиться. Давай отправимся в Англию, там нам будет легче 
прокормиться.
– Хорошо, господин, – ответила Киква, – так мы и сделаем.
И они отправились в Англию.
– Господин, – спросила Киква, – каким ремеслом ты хочешь заняться? Выбери то, 
которое тебе больше по душе.
– Больше всего мне хотелось бы шить обувь, – ответил Манавидан.
– Господин, такому благородному человеку, как ты, не пристало заниматься 
подобным ремеслом, – возразила Киква.
– Тем не менее я займусь им, несмотря на высокое происхождение, – твердо сказал 
Манавидан.
– Но я не умею шить обувь, – сказала Киква.
– Ничего, я научу тебя сапожному ремеслу. Мы не станем заниматься выделкой кожи.
 Будем покупать готовую и шить из нее обувь.

Они отправились в Англию и, обосновавшись в городе Херефорд, занялись пошивом 
обуви. Манавидан купил кордовскую кожу, лучше которой не было в городе. 
Договорился с лучшим в городе золотых дел мастером, который стал делать пряжки 
для его обуви и золотить их, а Манавидан наблюдал, как он это делает, и освоил 
это искусство. Вскоре он стал одним из трех мастеров в городе, которые делали 
золоченую обувь, причем его туфли и сапоги покупали охотнее (Манавидан кроил 
обувь, а Киква ее сшивала).
[72]

Когда сапожники поняли, что их доходы резко упали, они собрались, посовещались 
и решили убить невесть откуда взявшихся конкурентов. Но Манавидана предупредили 
и даже рассказали, как сапожники собираются его убить.
– Господин, – сказала Киква, – неужели мы будем дожидаться, когда эти невежи 
расправятся с нами?
– Нет, – ответил Манавидан, – мы вернемся в Дивед.
Они отправились в обратный путь, и Манавидан захватил из Херефорда пшеничный 
колос.
Манавидан и Киква обосновались в Нарберте. Манавидан испытал ни с чем не 
сравнимое счастье при виде Нарберта и его окрестностей, где жил и охотился 
вместе с Придери и Рианнон. Он ловил рыбу и охотился на оленей, а затем 
распахал участок земли и на треть засеял его пшеницей, а потом засеял и 
оставшиеся две трети земли. Нигде в мире пшеница не всходила лучше, чем на его 
земле. Она быстро росла, день ото дня наливались колосья.
Одно время года сменило другое, и наступила пора сбора урожая. Манавидан пошел 
на первый из засеянных участков и увидел, что пшеница созрела. И он решил, что 
приступит к жатве пшеницы на следующий день. Вечером он вернулся в Нарберт, а 
на следующий день на рассвете отправился в поле. Какого же было его удивление, 
когда он увидел только голые стебли. Все колосья были аккуратно срезаны и 
куда-то унесены.
Он пошел на второе поле и увидел, что там тоже созрел урожай. Он опять решил 
убрать его на следующий день. Придя утром на поле, он также нашел только голые 
стебли.
– О святые Небеса! – воскликнул Манавидан. – Кто же готовит мне голодную 
смерть? Не тот ли, кто уже опустошил мой край?
Он пошел на третье поле и увидел, что пшеница поспела, причем урожай оказался 
еще богаче, чем на первых двух. «Будь я проклят, если этой ночью не увижу, кто