все одаривали слепого музыканта деньгами и подарками, так что вскоре он 
разбогател.
     Правда, после всего того, что с ним приключилось, изменилась не только его 
голова. Изменилось и имя. Его стали называть Миминаси Хёйчи — Хёйчи Безухий.
     
Хёрай
     
     Голубое видение глубины, теряющейся в высоте, — море и небо, слившиеся в 
светящейся дымке Дня Весны в Час Утра.
     Только небо и море — одна голубая безбрежность. Там, где рябь ловит 
серебряный свет, клочья пены кружатся в водовороте. Но чуть дальше — ни единого 
движения, ничего, кроме цвета: немного теплая голубизна воды, расширяющаяся для 
того» чтобы смешаться с голубизной неба. Горизонта нет — только расстояние, 
парящее в пространстве, бесконечная вогнутая поверхность, зияющая перед вами и 
грандиозно нависающая сверху, — цвет, углубляющийся с высотой. А далеко в 
середине этой необъятной голубизны висит неотчетливое, неясное видение 
дворцовых башен и высоких крыш, изгибающихся подобно молодому месяцу., — 
какаято тень великолепной неведомой древности, освещенной солнечным светом, 
мягким, как память…
     То, что я попытался сейчас описать, называется «какемоно» — японская 
роспись по шелку, украшавшая когдато стены домов в Островной Империи. А 
изображение голубизны и нечто в ее глубине имеет название «синкирё», что 
означает мираж. Но очертания этого видения безошибочно узнаваемы. Это тускло 
мерцающие порталы, и лунообразные крыши Дворца Дракона, и все вокруг — все, 
возникшее двадцать два столетия назад. В древних книгах рассказано очень много 
об этом месте, называемом «Хёрай».
     В Хёрае нет ни боли ни смерти, нет холодов зимы. Цветы здесь никогда не 
вянут, а плоды никогда не опадают, и если человек отведает этих плодов хоть бы 
однажды, он никогда больше не почувствует жажду и голод. В Хёрае растут 
невиданные растения: Соринси, РикугёАой и Банконтё, исцеляющие все болезни, а 
также волшебная трава Йошинси, которая оживляет мертвых, потому что орошается 
чудесной водой, единственный глоток которой дарует вечную молодость.
     Люди в Хёрае берут свой рис из очень маленьких мешочков, но рис в них 
никогда не кончается, как бы много его ни было съедено. Люди в Хёрае пьют свое 
вино из очень маленьких чашечек, но нет человека, который мог бы осушить такую 
чашечку, как бы много он ни выпил.
     Все это и еще многое другое рассказывается в легендах времен древних 
династий. Ноте, кто сочинил эти волшебные сказания, едва ли видели Хёрай, пусть 
даже как мираж.
     Потому что в действительности там нет невиданных плодов, навсегда 
насыщающих отведавшего их, как нет никакой волшебной травы, избавляющей от 
смерти, источника чудесной воды, мешочков с неиссякаемым рисом и чашечек с 
неосушаемым вином, И это неправда, что болезнь и смерть никогда не посещают 
Хёрай, так же, как неправда и то, что там никогда не бывает зимы.
     Зима в Хёрае холодная: ледяные ветры пробирают до костей, и шапки снега 
собираются причудливыми фигурами на изогнутых, как молодой месяц, крышах Дворца 
Дракона.
     И всетаки есть чудесные вещи в Хёрае, и наиболее волшебная из всех 
никогда не упоминается древними авторами. Я имею в виду атмосферу Хёрая. 
Ощущение исключительности этого места таково, что восход в Хёрае кажется 
светлее, чем любой другой восход: молочный свет, который никогда не ослепляет 
блеском, поразительно ясный, но очень мягкий. Эта атмосфера не нашего 
современного века — она чудовищно древна, так древна, что я чувствую 
разверзающуюся пропасть при одной лишь попытке подумать — как она древна; и это 
не обыкновенная смесь из кислорода и азота. Она вообще соткана не из воздуха, 
но из духа, — сущности тысяч и тысяч поколений душ, смешанных в одно целое, 
необъятное, прозрачное. Душ людей, чей образ мыслей никогда не походил на наш. 
Какой бы смертный ни вдохнул в себя этот божественный эфир, он возьмет в свою 
кровь этих вызывающих волнение духов, и они изменят чувства его, обострив 
понятие о Пространстве и Времени до такой степени, что он сможет видеть только 
так, как привыкли видеть они, чувствовать только так, как чувствовали они, и 
думать только так, как когдато думали они.
     Мягки, как сон, эти изменения чувств. Это и есть Хёрай.
     Но не всё возможно объяснить проникновением в кровь этих древних духов. 
Заклинания мертвых — это забытое очарование исчезнувшего Идеала, магический 
ореол древних надежд, нашедших осуществление во многих сердцах, простой красоте 
бескорыстной жизни, в сладости любви…
     Ныне над Хёраем дуют злые ветры Запада и загадочная атмосфера, увы, 
отступает перед их напором. Она сумела удержаться лишь пятнами и волнистыми 
лентами вроде тех длинных ярких полос облаков, которые пересекают ландшафты 
японских художников. Под этими пятнами волшебного тумана вы еще, может быть, 
сможете найти Хёрай, — но больше нигде…
     Запомните, что Хёрай — это «синкирё» — Мираж, Видение Неосязаемого.
     А Видение, раз пропав, никогда больше не появляется нигде, кроме картин, 
книг, снов…
     
   …Упавший цветок не вернется на ветку.
   Разбитое зеркало станет пустым навсегда.