встревожило доброго священника, он решил прекратить упорствовать в своем 
молчании и рассказал обо всем, что случилось, начиная с первого визита самурая.
     Окончив повествование, Хёйчи замолчал, а священник все думал, качал 
головой, вздыхал и, наконец, произнес печально:
     — Мой бедный, бедный друг, ты в страшной опасности. Как прискорбно, что ты 
не рассказал мне обо всем раньше! Твое изумительное искусство в музыке и пении 
действительно привело тебя на порог гибели. Знай же, что ты посещал не дворец, 
а проводил ночи на кладбище, среди могильников, и пел не перед императорским 
двором, а перед поминальным камнем Антоку Теннё, где тебя и нашли мои слуги под 
дождем минувшей ночью. Однажды подчинившись злым духам, ты отдал себя в их 
власть. Если ты послушаешься их снова, после всего, что уже случилось, они 
разорвут тебя на кусочки. Они уничтожат тебя рано или поздно в любом случае… 
Священник опять умолк, потом, словно чтото вспомнив, обратился к юноше:
     — Сегодня ночью, к моему большому сожалению, я не смогу остаться с тобой: 
меня уже позвали исполнить еще одну службу. Но прежде чем мы все уйдем, я 
попробую тебя защитить от злых духов. Для этого на всем твоем теле необходимо 
написать слова священных буддийских текстов.
     Перед заходом солнца священник и его помощники полностью раздели Хёйчи. 
Затем они взяли кисточки для каллиграфии и тушью стали писать на его теле 
тексты священной сутры Ханийа Син Къё — единственной, по мнению служителя 
Будды, способной отогнать этих злых духов. Иероглифы покрыли грудь и спину 
юноши, его голову, лицо, шею, руки и ноги. Даже на ладонях и стопах можно было 
прочесть защитные слова. Когда работа была исполнена, священник дал последние 
наставления:
     — Сегодня вечером, сразу же после нашего ухода, ты должен выйти на террасу,
 сесть на свое обычное место и ждать. Тебя снова позовут. Но что бы потом ни 
происходило — не отвечай и не двигайся. Если ты хоть чутьчуть пошевелишься или 
издашь малейший звук, тебя разорвут в клочки. Не вздумай впасть в панику и 
начать звать на помощь, потому что, запомни это, никакая помощь не сможет тебя 
спасти. Если ты не исполнишь все в точности, как я говорю, смертельная 
опасность не минует тебя, если исполнишь — она никогда больше не вернется.
     После наступления сумерек священник и его помощники ушли, а Хёйчи вышел на 
террасу и сел там, согласно полученным наставлениям. Он положил биву рядом, на 
доски пола, а сам принял позу медитации61, оставаясь абсолютно неподвижным и 
стараясь не кашлянуть или громко не вздохнуть. Потекли долгие минуты ожидания.
     Наконец со стороны дороги он услышал приближающиеся тяжелые шаги. Они 
миновали задние ворота, пересекли сад, приблизились к террасе и затихли прямо 
перед ним.
     — Хёйчи! — позвал знакомый низкий хриплый голос. Слепой музыкант затаил 
дыхание и застыл неподвижно,
     — Хёйчи! — свирепо позвал голос снова. Затем еще раз, еще более дико и 
устращающе:
     — Хёйчи!!!
     Юноша оставался безмолвным, как камень. Голос пробормотал:
     — Не отвечает… Чтото здесь не так… Посмотрим, где же тот парень…
     Хёйчи услышал, как шаги проскрипели по песку двора и поднялись на террасу. 
Затем постепенно приблизились и остановились совсем рядом. Нависла мертвая 
тишина, в которой музыкант почувствовал, как удары сердца сотрясают все его 
тело. А грубый голос продолжал:
     — Хм, вот его инструмент. Но от его хозяина я вижу только два уха… Вот 
почему он не отвечает: у него нет рта, чтобы говорить… От него вообще ничего не 
осталось, кроме этих ушей. Ну то ж, тогда я принесу своему господину то, что 
нашел. Ибо высочайшие приказы должны исполняться настолько, насколько то 
возможно…
     И в тот же момент Хёйчи почувствовал, что его уши словно клещами сжали 
железные пальцы и рывком их оторвали. Несмотря на вспыхнувшую невыносимую боль, 
юноша не пошевелился и не издал ни звука. Бряцающий топот проследовал по 
террасе, спустился в сад, направился в сторону дороги и пропал. А слепой 
человек так и остался сидеть неподвижно, даже не отваживаясь поднять руки, хотя 
чувствовал, как две густые теплые струи текут по его бокам.
     Перед восходом вернулся священник со своими людьми. Он сразу же поспешил 
на террасу, поднялся на нее и тут наступил на чтото липкое и густое. Закричав 
от ужаса, он опустил фонарь и увидел доски пола террасы. Они были покрыты 
кровью. Посередине же этой страшной лужи сидел Хёйчи в позе медитации и чтото 
темное сочилось из ран по бокам его головы.
     — Мой бедный Хёйчи! — воскликнул священник. — Что это? Ты ранен?
     При звуке голоса своего старшего друга слепой почувствовал себя в 
безопасности. Он со стоном вздохнул и сквозь слезы рассказал обо всем, что 
произошло здесь ночью.
     — Бедный, бедный Хёйчи, — простонал настоятель, — это все изза моей 
оплошности, моей роковой ошибки! Твое тело, как мне показалось, было испещрено 
священными текстами повсюду. Да, повсюду, но кроме твоих ушей! Я торопился и 
доверил эту часть работы своему помощнику. А потом не проверил, как он ее 
выполнил. Ну, да теперь ничем уж не поможешь! Остается только залечить поскорее 
твои раны… Утешься, мой друг! Зато теперь опасность миновала. Никогда тебя 
больше не потревожат подобные посетители.
     Священник позвал хорошего лекаря, и Хёйчи скоро поправился. Слухи же об 
этом странном приключении разлетелись далеко и широко, и юноша приобрел еще 
большую известность. Послушать его песни стали приезжать знатные персоны даже 
из столицы. Одни из них восхищались его талантом, другие жалели его, и почти