— Хёйчи!
     Но Хёйчи был слишком удивлен и напуган, чтобы незамедлительно ответить, и 
голос позвал снова, уже тоном грубого приказа:
     — Хёйчи!!
     — Я здесь, — ответил юноша, испуганный угрозой в голосе. — Я слепой! Я не 
могу знать, кто меня зовет.
     — Тебе нечего бояться! — воскликнул незнакомец. И уже более вежливо 
продолжал:
     — Я стою около этого храма и прислан сюда с поручением. Мой высокородный 
господин, человек чрезвычайно знатный, остановился на отдых в этой деревне 
Симоносёки. С ним множество его благородных подданных. Он соизволил посетить то 
место, где произошла битва при Данноура, и сейчас отдыхает. Ему рассказали о 
твоей знаменитой песне об этом сражении, и теперь он хочет услышать ее 
исполнение. Все благородные собравшиеся тебя ожидают, поэтому бери свою биву и 
немедля иди со мной во дворец.
     В те времена ослушаться приказа самурая было не оченьто просто. Поэтому 
Хёйчи надел свои дзори56, взял биву и пошел с незнакомцем, который вел его 
ловко, но заставлял идти с неимоверной быстротой. Рука сопровождающего была 
тверда, как железо, а при его широких шагах раздавались лязг и звон полного 
самурайского облачения. Было похоже, что рядом с юношей шел дежурный придворный 
страж.
     Первый испуг Хёйчи прошел, он даже начал думать о том, что ему повезло, 
ибо, если верить словам стражникасамурая, то юноше предстояло показать свое 
искусство перед персоной очень высокопоставленной.
     — А вдруг тот господин, который желает услышать мое пение, — даймиё, да 
еще высшего ранга, — про себя размечтался слепой музыкант. Неожиданно самурай 
остановился, и Хёйчи, к его великому изумлению, показалось, что они достигли 
какихто больших ворот. Это удивляло и настораживало, потому что, как юноша ни 
старался, он не мог вспомнить в своей деревне других ворот, кроме ворот храма 
Амидайи, где он жил сам.
     — Каймон57! — крикнул самурай.
     Послышался звук отодвигаемых засовов, затем скрип раскрывшихся ворот, и 
они оба проследовали внутрь. Судя по запахам и шуму листвы, это был сад. Хёйчи 
вместе с сопровождающим пересекли его и снова остановились перед какимто 
входом.
     — Эй, внутри! — позвал посланный. — Я привел Хёйчи!
     Приблизились звуки торопящихся ног, послышался шипящий шелест раздвигаемых 
ширм и фусум58 затем голоса разговаривающих женщин. По манере их выражений 
Хёйчи понял, что сейчас его введут в какойто знатный дом, но все еще не мог 
догадаться, в какое же место его привели. Однако времени на раздумья он не 
получил. Маленькая, но крепкая женская рука подхватила юношу и, поддерживая, 
помогла подняться по нескольким каменным ступеням. Наверху ему приказали снять 
дзори, а затем все та же рука повела его вдоль бесконечных коридоров, обшитых 
полированным деревом, с круглыми колоннами на поворотах, по полу, устланному 
мягкими коврами и изумляющему своей шириной.
     Наконец они достигли какогото громадного помещения и вышли на его 
середину. Хёйчи показалось, что здесь собралось очень много людей — гораздо 
больше, чем жило во всей его деревне, ибо шелест шелка одеяний походил на 
ласковый шум морского прибоя. Все они говорили вполголоса, и их речь была речью 
придворных. Юношу усадили на дзабутоны59, приготовленные специально для него, и 
ласково сказали, чтобы он чувствовал себя непринужденно. Заняв свое место, 
Хёйчи настроил инструмент. Затем голос женщины, который, по его предположению, 
должен был принадлежать рёйо60, обратился к нему:
     — Тебе дан высочайший приказ: спеть под музыку бивы все, что ты знаешь о 
Хейке.
     Так как полное повествование о давно случившемся заняло бы много вечеров, 
Хёйчи отважился спросить:
     — Высокородная госпожа, эту историю невозможно рассказать всю за один 
вечер. Может быть, благородные присутствующие желают услышать какуюнибудь одну 
часть?
     Тот же женский голос ответил:
     — Тогда спой нам про битву при Данноура, так как эта часть из всех частей 
самая печальная,
     И Хёйчи возвысил свой голос и запел про сражение на горьком море, чудесно 
заставляя свою биву гудеть, как изгибаемые луком весла, и стонать, как мачты 
мчащихся кораблей, и свистеть, как летящие стрелы, и кричать, как кричат люди в 
бою. Он сумел передать тяжелую поступь воинов, и удары железа о шлемы, и плеск 
воды, принимающей сраженных в свои глубины.
     Во время коротких пауз справа и слева от себя слепой музыкант мог слышать 
тихие восклицания:
     — Какой великолепный исполнитель!
     — Никогда в наших местах мы не слышали такой игры!
     — Нет никого во всей Империи, кто мог бы сравниться с Хёйчи!
     От этих слов новые силы и еще большее вдохновение пришли к юноше. Он запел 
и заиграл еще лучше. И шепот изумления рос вокруг него. Когда же он, наконец, 
дошел до места, где рассказывалось о горестной судьбе императорского наследника 
и беспомощных женщин и о том, как придворная кормилица НийноЯма совершила 
смертельный прыжок с маленьким наследником на руках, все слушатели разом 
испустили один долгийдолгий содрогающеужасный вопль страдания. После этого 
они запричитали и заплакали так горько и жалобно, что слепой музыкант сам