Войдя в дом, юноша почувствовал запах воскуряемых благовоний. Синий дым от 
них причудливо обвивался вокруг светлокоричневых брусьев каркаса помещений, 
ленивыми лентами проникал сквозь щели в циновках, закрывающих проходы между 
комнатами, переплетался, клубясь, за силуэтами молчаливо проходящих слуг. В 
комнате больной он опустился на колени около ее ложа. Послышался голос:
     — НагаоСан, мой жених! Мы были обещаны друг другу еще со времени нашего 
детства. А в конце этого года мы должны были пожениться. И вот я должна умереть.
 Боги знают, что действительно для нас лучше. Подумай, если бы я смогла прожить 
еще несколько лет, то тем самым я бы только принесла беспокойство и горе 
окружающим. С моим слабым болезненным телом я бы не смогла быть тебе хорошей 
женой. Поэтому, я думаю, это было бы эгоизмом продолжать хотеть жить, пусть 
даже ради тебя. Сама я уже смирилась с тем, что скоро умру, но я хочу, чтобы и 
ты пообещал мне сейчас, что не будешь слишком горевать… когда я уйду. Да, я 
очень скоро уйду, но хочу тебя утешить тем, что, как мне кажется, мы встретимся 
снова.
     — Конечно, мы встретимся снова, — эхом повторил Нагао, — и в той 
Совершенной Стране не будет боли расставаний.
     — Нет, ты не прав, — мягко возразила ОТэй, — я имею в виду вовсе не 
Совершенную Страну. Я почему — то уверена, что нам суждено встретиться снова 
здесь, в этом мире… Несмотря на то, что завтра меня похоронят…
     Нагао ошеломленно смотрел на нее, не в силах собраться с мыслями. В ответ 
на свое удивление он увидел слабую улыбку на ее милом лице.
     Своим тихим, прерывающимся, почти призрачным голосом
     ОТэй продолжала:
     — Да, я имею в виду, что в этом мире, в этой настоящей твоей собственной 
жизни, НагаоСан… Если только ты действительно очень захочешь этого. И еще, для 
того чтобы это произошло, я должна снова родиться девочкой. Потом вырасти… 
Поэтому тебе придется ждать… Пятнадцатьшестнадцать лет… Это действительно 
долгий срок… Но, мой суженый, тебе ведь сейчас только девятнадцать…
     Скорее для того, чтобы утешить девушку в последние минуты ее жизни, чем 
говоря искренне, Нагао ответил нежно:
     — Ждать тебя, моя невеста, — это сладкий долг и счастливая обязанность. 
Ведь мы обещаны друг другу. И это обязательство действует на протяжении семи 
существований.
     — Я вижу, ты сомневаешься? — спросила ОТэй, вглядываясь в его лицо.
     — Моя единственная, — ответил он, — если я и сомневаюсь, то только в том, 
что я смогу узнать тебя в другом обличий и под другим именем. Известна ли тебе 
какаянибудь примета или знак, о которых ты можешь сообщить мне сейчас?
     — Этого я не знаю, — ответила она. — Только боги и сам Будда могут ведать, 
как и где мы встретимся. Но я уверена, — очень, очень, очень уверена, что если 
ты не будешь против того, чтобы принять меня вновь, я смогу вернуться к тебе. 
Запомни эти мои слова: я смогу вернуться к…
     Она вдруг умолкла. Ее глаза закрылись. ОТэй была мертва.
     Нагао искренне, нежно любил ОТэй. Горе его не было притворным. Лучшие 
мастера каллиграфии по его заказу сделали поминальную табличку, на которой было 
начертано ее Цокумиё52. Этот поступок нарушал буддийские традиции, но Нагао 
поверил словам ОТэй и не хотел привыкать к мысли, что потерял ее навсегда. Он 
поставил поминальную табличку в своем буцудане53 и каждый день молился и 
воскурял благовония перед ней.
     Нагао много думал о тех странных вещах, о которых ему поведала ОТэй перед 
смертью. И в надежде, что это сбудется, а также для того, чтобы умилостивить 
дух усопшей, он написал торжественное обещание взять ее в жены, если она 
когданибудь вернется к нему на землю в ином женском обличий. Этот свиток он 
запечатал своей печатью и поместил в буцудане рядом с поминальной табличкой 
ОТэй.
     Шли годы. Постепенно родные Нагао начали требовать, чтобы тот взял себе 
жену. Ведь Нагао был единственным сыном в семье, насчитывающей несколько 
десятков поколений. Невозможно было допустить, чтобы эта длинная цепь 
прервалась. И через некоторое время Нагао уступил желаниям близких, взяв жену 
по выбору своего отца. Но и после свадьбы он продолжал посещать свою семейную 
гробницу и исполнять ритуал перед поминальной табличкой ОТэй, Делая это, он 
всегда вспоминал свою невесту с нежностью и любовью. Но малопомалу ее образ 
становился в его памяти все туманнее и наконец стал похож на сон, который так 
трудно вспоминается днем.
     Нагао пришлось испытать много горя. Один за другим умерли его родители. 
Жена и единственный маленький сын были зарублены сумасшедшим самураем. Остался 
Нагао в этом мире один. Он покинул свой осиротевший дом и пустился в долгое 
далекое путешествие в надежде забыть свои печали.
     Однажды во время своих странствий Нагао остановился на ночлег в маленькой 
горной деревушке Икао. Это место издревле славилось своими теплыми источниками, 
приносящими облегчение больным. А еще Икао было известно как селение, 
основанное богами, когда те собирались здесь, чтобы полюбоваться на окрестности.
 И действительно, вид отсюда на окружающую горы местность открывался прекрасный.

     Хозяин постоялого двора, где Нагао снял комнату, сказал4  что сейчас 
придет девушкаслужанка и принесет все необходимое. И вот она появилась, неся 
перед собой масляный светильник. От того, что увидел Нагао в неверных бликах 
этого света, его сердце забилось так, как оно никогда еще не билось в его груди.
 Так странно, так поразительно эта девушка напоминала ему ОТэй, что Нагао 
вынужден был ущипнуть себя, чтобы поверить, что это не сон. То, как она ходила,